Григорий Брейгин - Расследование продолжается
— Ох, никто не умеет рассмешить так, как вы, Костылев, — сказала наконец Валя, делая вид, что вытирает слезы. — Вы пользовались бы у девушек успехом, если бы… — она сделала паузу и словно отрубила, — если бы не были жалким мальчишкой! Но, пусть будет по-вашему, поговорим о продавщицах…
И начала рассказывать о девушках, работающих в ЦУМе и «Колосе». Она до мельчайших деталей описывала их внешность (и при этом с улыбкой смотрела Кольке в глаза); вспоминала, кто из них и где учится, чем страстно увлекается, о чем мечтает, к чему стремится и сколько иждивенцев «тянет» на своих слабых, «не мужских плечах»; говорила о том, как больно бьют по их и без того не роскошному бюджету разные там не зависящие от продавца недостачи и как бывает обидно, когда какой-нибудь грязный воришка лишает их честно заработанной копейки…
С каждым словом ее Колька все сильнее и сильнее убеждался, что эта, как он раньше думал, «зеленая девчонка» давно уже «расколола» его. Она просто все это время выжидала. Неужели, чтобы дать ему возможность добровольно признаться во всем и тем самым облегчить свою участь? Ну, а ей-то это зачем? Ведь уличила бы — и авторитет заработала! Всякие там отличные оценки за практику, слава среди сокурсников…
Колька, подавленный и растерянный, поднял голову и снова встретился с ее взглядом. В этом взгляде не было торжества. В нем было сочувствие и еще, пожалуй, презрение. «Знает! Все знает! — мелькнула мысль. — И презирает… Мальчишкой назвала… Воришкой!»
— Прощайте, Костылев, — донеслось до него. — У вас будет достаточно времени для размышлений. Постарайтесь употребить его с пользой для себя. Если, конечно, найдете в себе мужество…
Сердце метнулось раз, другой, будто тесно ему стало за решеткой ребер. Колька медленно поднялся и побрел. Он почувствовал вдруг, что раздавлен. Его не избили, не изругали, а уничтожили. Уничтожили презрением к его трусости, признанием его человеческой неполноценности.
И Колька обернулся. Еремченко смотрела сурово, выжидающе.
— Чего же вы так… — он скривил губы. — Может, я хотел еще кое-что сказать… Признаться…
— Стоит ли? Того, в чем вы уже признались, для суда вполне достаточно, — равнодушно произнесла Еремченко. — А тут могут еще срок добавить… Подумайте, Костылев!
Колька помолчал секунду, потом решительно вернулся к столу.
— А может, я хочу получить сполна? — с горькой лихостью спросил он. — Чтобы рассчитаться? Насовсем?
…Прошел час после того, как увели Кольку, а Еремченко все никак не могла успокоиться. Возбужденно шагая по комнате, она вспоминала каждую подробность в признании Костылева и вслух анализировала его поведение. Ишмухамедов листал «дело» и поощряюще улыбался.
— Знаете, Захар, ведь он ничего не утаил! Все рассказал! Даже многое такое, о чем мы и не догадывались! Брюки из ЦУМа и «Колоса» он взял, но мог в этом не признаваться. Кроме предположений, у нас на этот счет ничего за душой не было. А брюки из салона мужской одежды? — Она начала загибать на руке пальцы. — А брюки со стола закройщица в ателье мод? А куртка из ларька на Никольском рынке? А брюки из универмага на Геологострое? Об этих кражах его мы даже знать не могли, потому что никто о них не заявлял… Нет, я верю, что парень исправится. Есть у него самолюбие!
Суд учел чистосердечное признание Костылева в совершенных кражах и приговорил его к трехлетнему заключению в исправительно-трудовой колонии. С той поры минуло полтора года. Недавно сестра Кольки встретила Валю на улице и, передав ей очередной привет, поделилась радостью: скоро брата освободят. Досрочно.
«За образцовое отношение к труду, примерное поведение и активное участие в культурной жизни колонии»
— Так сказал начальник. Николай школу там закончил. Возмужал, Я ему гостинцев принесла, а он: «Ты еще и передачи носишь!» — говорит. И так — всякий раз. Просто не верится — как изменился человек!
Весь второй райотдел милиции радовался этой вести.
— Вот, Валя, и первая ваша победа, — сказал Ишмухамедов, пожимая руку Еремченко. — Поздравляю!
— Это вам спасибо, Захар. Помните, вы сказали: «Процесс перевоспитания правонарушителя начинается в кабинете следователя»? Я запомнила!
— Ну, это не мои собственные слова… А то, что запомнили, — хорошо. И вот вам в награду поручение. По вашей части, так сказать. Связанное с подростками.
* * *Первая встреча Захара Ишмухамедова с этим преступником состоялась в конце 1963 года. Она была одинаково неожиданной и неприятной. Долгие поиски одного из похищенных мотороллеров привели следователя на квартиру гражданки Ратушковой, которая в то время заведовала клубом Биокомбината. След оказался верным: мотороллер был здесь. Правда, он представлял собой груду железа, так как его тщательно, со знанием дела разобрали и сложили в угол до лучших времен. На вопрос, откуда появился мотороллер в ее квартире, гражданка Ратушкова дала исчерпывающий ответ:
— Да сынишка приволок! Сказал — товарищ попросил отремонтировать…
«Сынишка» — великовозрастный балбес — глупо улыбался.
Все запчасти Ишмухамедов привез в свой кабинет, затем вызвал пострадавшего. Бывший владелец мотороллера явился, посмотрел на бывшую машину и оскорбленно пожал плечами:
— К чему мне этот металлолом?
Чтобы замять дело, гражданка Ратушкова в присутствии следователя отдала потерпевшему триста рублей. Ишмухамедов не воспротивился этому: «сынишка» ее ушел от ответственности по суду ввиду своего несовершеннолетия — прокуратура дело прекратила, и оно было сдано в архив. И если такая компенсация убытка пострадавшему была по форме незаконной, то по сути своей она отвечала все же понятиям справедливости.
В общем же Валерий Михайлов произвел на Захара впечатление хотя и несовершеннолетнего, но вполне совершенного негодяя.
Потом не однажды в разговорах между собой следователи упоминали имя Михайлова. Для этого поводов было сколько угодно. То он имел какое-то косвенное отношение к ограблению, то находился поблизости от места, где происходила драка, то был замешан в пьяном дебоше. Но в делах следствия Михайлов не фигурировал: прямых улик против него не было. Чувствовалось, что дружки оберегают его.
Долгие раздумья и профессиональная интуиция подсказывали Ишмухамедову, что Михайлов держит в страхе своих дружков-приятелей. Что-то они знают такое, что накрепко прищемляет им языки. Но что? Нужен был случай, который помог бы разобраться в этом.
Такой случай представился. Это произошло 26 сентября 1964 года на вечере в 58-й школе. Один из старшеклассников, отличник и активист — назовем его условно Сашей Пономаревым, — вышел по чьему-то вызову во двор. Саша так и не успел увидеть того, кто его вызвал: предательский удар пришелся прямо в лицо, и юноша рухнул с переломленной челюстью.
По подозрению оперативники задержали некоего Мосина. Тот признался, что выходил вместе с пострадавшим, но заявил — Пономарева ударил Евгений Мартышев. Последний упорно отрицал свою вину. Вскоре Мартышева призвали в армию, и тогда Мосин сказал: «Пономарева ударил я».
— Ну чего ты тянешь? — говорили Ишмухамедову товарищи. — Преступник сознался. Дело яснее ясного… Привлекай!
Можно было привлекать. Мосин, повторив свои показания на суде, сел бы за решетку. Преступление считалось бы раскрытым, возмездие свершенным, а бандит… остался бы на свободе. Нет, нельзя допустить этого!
— Вот вам поручение, — сказал тогда Захар Вале. — У вас хорошая связь со школами города. Там уважают вас. Попробуйте узнать через знакомых учащихся 58-й школы, кто из посторонних «осчастливил» ее в тот вечер своим визитом.
Остаток дня Валя провела в бесплодных, как ей казалось, беседах с девчонками. Они в подробностях выкладывали «гостье из райкома комсомола» новости школьной жизни, давали характеристики (в подавляющем большинстве положительные) соклассникам и соклассницам, рассказывали смешные истории и анекдоты о любимых учителях, но как только речь заходила о деталях интересующего Валю вечера, разговор тут же расклеивался. Можно было подумать, что все эти девочки так увлеклись в тот вечер танцами, что не только не увидели посторонних, но даже не заметили, как чуть не убили их товарища! Правда, одна упомянула каких-то ребят с Биокомбината. Но что это может дать следствию? Ни имени, ни фамилии, ни… Стоп! Девочка сказала, что одного из них кто-то назвал «Ратуш-пашой». Ратуш-паша? Но может быть, это и не кличка вовсе, а просто случайно брошенное слово, обрывок фразы? Или что-нибудь вроде иронической реплики? Нет, уважаемая товарищ Еремченко, ничего-то нового вы Захару не скажете. А он так надеется на вас!
— Что? С Биокомбината? Ратуш-паша? — к великому изумлению Вали Захар вскочил из-за стола и резким движением пятерни взъерошил свой черный чуб. Так он выражал обычно радость. — Это же адрес и кличка Михайлова! Мамаша — Ратушкова, а сын — Ратуш-паша! Просто! Примитивно! А-а-а, дорогой «сынишка», теперь тебе не уйти от нас! Ну, молодчина Валентина, готовьтесь к встрече со светлейшим владыкой хулиганов! Папка с делом об избиении Пономарева в среднем отделении сейфа…
