Юрий Виноградов - Хроника расстрелянных островов
Маша писала, что приехала наконец в Гусь-Хрустальный и сразу же устроилась на работу. В самом конце письма приписала:
«Не беспокойся за меня. Моя работа не повредит нашему будущему сыну».
Букоткин несколько раз перечитал коротенькое послание. Задумался. Вот здесь, в этой самой комнате, совсем еще недавно была Маша… Подошел к окну. Напротив, около камбуза, кок Дубровский, низко пригнув к земле длинную сутулую фигуру, старательно поливал любовно выращенные цветы. Маша любила эти цветы…
Надев фуражку, Букоткин вышел из дому.
— Поливаете? — одобрительно спросил он.
— А как же, товарищ командир! — улыбнулся Дубровский, поправляя сдвинутый на затылок белый колпак. — Цветы воду ох как любят, особенно вечером. Вот как отличится кто в первом бою, проявит геройство… Ну, там какую посудину потопит или самолет собьет, нарву тогда букет самых лучших цветов и преподнесу от имени батареи.
Букоткин наклонился к маку и слегка подул. Нежные лепестки посыпались на землю, обнажив зеленую выпуклую коробочку. «Вот ведь чем увлекается человек. И война ему не мешает», — подумал он, шагая по извилистой тропе к командному пункту.
Оперативный дежурный лейтенант Мельниченко кратко доложил Букоткину обстановку в районе батареи. Мельниченко ожидал, что Букоткин потребует для проверки бланк с исходными данными для стрельбы. Но командир батареи, усевшись на стул, снял фуражку, устало потер рукой большой лоб.
— Понимаете, получил сегодня письмо от Маши, — сообщил он. — В нашем положении — редкая удача.
Действительно, письма батарейцы получали не часто. В первые дни войны связь с берегом ухудшилась, а с потерей Таллина почти прекратилась совсем.
— Товарищ старший лейтенант, по пеленгу сто двадцать, высота пятьсот, два «юнкерса», курсом на батарею, — доложил вахтенный сигнальщик.
Букоткин подошел к застекленной амбразуре, посмотрел в указанном направлении: две точки быстро росли, приближаясь к батарее со стороны Пярну.
— Воздушная тревога! — скомандовал он.
Раздались тяжелые торопливые шаги, и в рубку вошел военком батареи старший политрук Карпенко. Ни слова не говоря, он схватил со стола бинокль, свободной рукой смахнул со лба капельки пота и, наклонившись к амбразуре, приник к окулярам. Он сразу же поймал в перекрестие нитей «юнкерс», шедший прямо на командный пункт. Гул нарастал с каждой секундой. «Юнкерс» уже занимал всю сетку бинокля. Карпенко инстинктивно сжался и опустил бинокль. Темное змеиное брюхо бомбардировщика мелькнуло в амбразуре и пронеслось над головой. «Юнкерсы» пересекли узкий полуостров, сделали разворот, снизились до двухсот метров и, следуя на небольшом расстоянии друг от друга, снова пошли на батарею, обогнув полуостров с юга, со стороны маяка Кюбассар.
— Сейчас начнут бомбить, — предупредил Мельниченко.
Букоткин не ответил. «Юнкерсы» между тем сделали круг над полуостровом и пошли на второй. Батарея была почти в центре этого огромного круга. Теперь стало ясно, что они не знают ее точного расположения и будут демонстративно кружить над ней в надежде соблазнить батарею легкой добычей, а потом засечь ее огневые точки.
Батарея молчала. Ведущий «юнкерс» сбросил бомбу, но она упала далеко в стороне от огневой позиции. Другой «юнкерс» прошел вдоль восточного побережья и тоже наудачу сбросил бомбу. Вторая бомба упала вблизи командного пункта. От ударной волны деревянная вышка содрогнулась, в боевой рубке попадали со стен вделанные в рамки силуэты кораблей. Сделав над полуостровом по два круга, «юнкерсы» сбросили в стороне от батареи еще по одной бомбе и, взяв обратный курс, вскоре скрылись в синей, сгущающейся дымке.
Дали отбой воздушной тревоги. С последним ударом рынды на батарее воцарилась полная тишина. Возобновились прерванные тревогой занятия.
— С сухопутной обороной у нас дела обстоят неважно, — сказал Карпенко. — Толстых бревен нет. Досок не хватает. А из кустарника путного дзота не сделаешь.
Военком батареи после ухода лейтенанта Смирнова на корректировку огня сам вызвался руководить строительством оборонительных сооружений вокруг батареи на случай высадки морского или воздушного десанта немцев. Решено было возвести первую линию на самом узком месте полуострова Кюбассар, в трех километрах от огневой позиции. Перешеек, в середине которого находилось заросшее камышом и осокой небольшое озеро, был чист от леса и хорошо простреливался. Наметили провести проволочное заграждение по всему рубежу обороны, устроить окопы, стрелковые ячейки и два дзота.
Действительно, строевого леса не хватало, это Букоткин знал и сам. 43-я батарея располагалась в роще, в которой росли тонкая ольха, орешник да молодые дубки. Вырубать их было нельзя: они надежно маскировали огневую позицию от вражеских самолетов-разведчиков.
— Идем к соседу, — посоветовал Букоткин.
Ближе всех к батарее находился хутор эстонского рыбака Кааля. Василий Алексеевич знал все в округе. Поэтому каждый раз, когда на батарее возникали трудности, шли к нему.
Хозяина хутора они застали возле дома за работой — старый рыбак чинил порванные сети. Рядом за кустами сирени его жена и дочь развешивали только что выстиранное белье. Они стирали для батареи.
— Тэрэ[1], Василий Алексеевич, — поздоровался Букоткин. — К вам за советом пришли, за помощью.
— Тэрэ, тэрэ. — Рыбак отодвинул от себя сеть, жестом пригласил моряков в дом.
Когда все уселись за стол, спокойно спросил:
— Какой помощь нужно?
Букоткин рассказал о нехватке леса и досок для строительства дзотов на перешейке. Василий Алексеевич долго думал, тяжело вздыхал, качал головой.
— Немцы идут на Кюбассар?
— Нужно готовиться ко всему.
— Правда, правда, — согласился Василий Алексеевич и торопливо добавил: — Привезти можно. Знаю, много леса за бухтой.
— Так поедемте сейчас, — предложил Букоткин.
— Можно сейчас, — согласился рыбак.
Вошла жена Кааля, поставила на стол глиняный горшок холодного молока и три кружки. Она совсем не умела говорить по-русски и лишь приветливо улыбалась.
В первые месяцы строительства батареи, когда Букоткин и Карпенко с семьями жили у Каалей, Юлия Филипповна каждый день приносила им по горшку молока. Потом они переехали в свой домик, построенный возле камбуза, но молоко по-прежнему получали ежедневно. Его стала приносить Мария — дочь Каалей.
Вместе со старым рыбаком Букоткин и Карпенко направились к батарее, чтобы снарядить машину за лесом.
Вечером грузовая машина вернулась на батарею, свалив бревна на перешейке.
После падения первого из крупных островов Моонзундского архипелага — Вормси командованию БОБРа стало ясно, что следующий десант противник попытается высадить на Муху. Недаром он захватил небольшой островок Кессулайд, находящийся почти посередине пролива Муху-Вяйн, к северу от пристани Куйвасту. С потерей Кессулайда, являвшегося ключом к переднему краю обороны моонзундцев, Ключников никак не мог примириться. Охтинский поддержал полковника, и три дня назад артиллерия Муху выбила немцев с Кессулайда.
На командном пункте командира Восточного сектора обороны, расположенного в деревне Пири, Ключников, Охтинский и Копнов подолгу сидели над картой, распределяя участки побережья по малочисленным подразделениям. Опорными пунктами обороны являлись две батареи БОБРа и две батареи 39-го артиллерийского полка.
— Куда ни кинь — всюду клин, — разводил руками Ключников. — Хотя бы удвоить силы.
— Просите помощи у командира бригады, — посоветовал Копнов.
— Просил.
— И что же?
— Полковник Гаврилов едет сам, — ответил Ключников и посмотрел на часы. — Вот-вот должен быть.
— Думаю, командир бригады ничего не даст, — сказал Охтинский.
— Почему? — насторожился Копнов.
— Нельзя же всю бригаду бросать на Муху! А если противник высадит морской десант с запада или юга?
— Алексей Иванович предлагает уповать на собственные силы, — произнес Ключников.
— Да. Так будет реальнее.
— Пожалуй…
— Я сегодня же поеду к генералу Елисееву. Думаю, батальон выпрошу для Муху, — не согласился Копнов, — Хотя бы добровольцев…
Вбежал дежурный по командному пункту.
— Командир бригады прибыл! — доложил он.
Полковник Гаврилов привез с собой командиров 46-го стрелкового полка майора Марголина, 79-го стрелкового полка майора Ладеева и 39-го артиллерийского полка подполковника Анисимова, чьи подразделения находились на Муху. С ним приехал и начальник штаба бригады полковник Пименов.
— Ого! Все командование бригады пожаловало к нам! — обрадовался Копнов и кивнул Ключникову: — Без батальона мы их отсюда не выпустим, Николай Федорович.
