Максим Григорьев - Обыкновенный фашизм: военные преступления украинских силовиков (2014–2016)
Журналисты взяли интервью у жителей Петровского р-на Донецка, пострадавших от обстрела Вооруженными силами Украины. Женщина свидетельствует:
«Улица Мурманская 11-1, 11-2. Значит вот пострадали. Хочется сказать всем славянам. Одумайтесь, пожалуйста. Что же вы делаете? Нас натравили брат на брата. Разве так можно делать? Ведь мы же славяне. Славный род. Милые люди, одумайтесь. Это же неправильно, как можно убивать? Вы посмотрите, что делаете? Говорите, что ополченцы. Если бы это были ополченцы, тогда, пожалуйста, уйдите. За Донецкую и Луганскую области. Я вас прошу, уйдите. И мы посмотрим тогда, кто будет стрелять. Если мы простые граждане. Ну, нельзя так. Вы посмотрите… двое деток. Посмотрите, что вы делаете. Хочется сказать украинскому правительству. Вы миллиардеры, вы за двадцать три года, что вы построили. Что построено в этом Петровском районе? Ничего. Если мы жили плохо в Советском Союзе, тогда скажите. Мои родители приехали сюда в 1951 году. С 1951 года, у нас Петровка, Добровольского, Текстильщик. Посмотрите, что настроено за тридцать лет. И за двадцать три года все разрушено. Как так можно. Что же делается? Люди всей земли, там убили столько людей. Посмотрите, что тут делается. Сколько убивают людей. Неужели у вас нет сердца, нет души?
Ребенок сидел здесь. Когда услышали шум, мама была в кухне, где попало. Потом они сюда обвалились. Тут они прятались. Ребенок ложился, и мама на него. Потом они выскочили и побежали раздетые, босые к соседям. Это произошло в 19:15 где-то. Потому что мы с мужем смотрим в 19:45 «Паутину», и если бы мы сюда сели на диван смотреть ее, то было бы капец. Получается, дети пошли купаться, еще не началось кино. Сидели, ужинали. Слышим грохот. Бегом в подвал. Слышим, окна посыпались, и все. Где-то после шести, уже темно было. Мы убежали сразу в подвал. Ни отопления, ничего. Все порвало. Поломало»[344].
В своем интервью британскому журналисту Г. Филлипсу жительница Донецка Лилия Никон рассказывает о том, как она в июне 2014 г. попала под обстрел Вооруженных сил Украины в тот момент, когда ехала в троллейбусе. В результате обстрела она получила осколочное ранение бедра. К сожалению, после пяти перенесенных операций ногу ампутировали. Ниже приведен полный текст интервью.
Л. Никон: «Попала под артобстрел. Прямое попадание снаряда в маршрутку, где я ехала с ребенком. И снаряд попал мне в часть бедра, получается. Разорвало и раздробило полностью там. Очень было страшно. Сначала, это у меня были такие ощущения, как глухой гул. Все люди падают, и ты теряешь на пять минут зрение, взрывной волной. Потом это все в суматохе, водитель начинает кричать, что мы попали под артобстрел, открывает двери в маршрутке, чтобы люди хоть как-то могли выйти, и падает еще два снаряда рядом. То есть тот, кто вышел с маршрутки, не смог спастись все равно. Их прибило последующими двумя взрывами, а мы, кто в маршрутке был, пострадали. Вот я с ногой и я помню, что со мной еще женщина была, с коленом, но не знаю, выжила она или нет. И ребенок мой выжил, не пострадал. Взрыва не было. Это все мгновенно было, откуда начали стрелять, не видела, помню, что желто-черные осколки. И помню маршрутку, всю с выбитыми стеклами. И в ней снаряды, от осколков все побито. Помню, что людей много с оторванными конечностями и все кричат. Я упала, потому что мне надо было спасти ребенка. Если бы я это не сделала, у меня бы ребенок не выжил. Одиннадцать месяцев сыну, Кирилл. Он нормально. Мама постаралась. Я и не поняла вначале, что произошло. На тот момент у меня работали мозги о том, чтобы ребенок был в безопасности. И когда уже люди начали помогать, пропускники. Они взяли ребенка, я только тогда осознала, что у меня с ногой. Могло хуже быть. Врачи как могли, постарались мне ногу сохранить. Мне повезло, что ногу сохранили. Я им очень благодарна за это, но есть улучшения. Пусть не сразу, но хотя бы так. Больно тяжело иногда бывает, но…. Тут рядом больница, меня сразу сюда и обкалывать. Всякие катетеры, маски. Первую помощь сначала оказывали в санпропускнике, потом «скорая помощь» привезла меня сюда, и тут уже хирурги, судя по состоянию ноги, говорили, что надо ее отрезать. Но я говорила, что если есть что-то в силах спасти ногу, то, пожалуйста. Врач говорил, что, скорее всего, придется ампутировать ногу, потому что там было настолько все в мелких косточках, раздроблено, и очень тяжело им было это сделать. Было ощущение конца жизни, и все. На этом жизнь как-то останавливается, тем более когда у тебя есть ребенок. Как без ноги? Это страшно. Они спасли ногу, сказали, что все будет нормально. Потихоньку восстанавливается. Пальчиками потихоньку могу шевелить. Предстоит еще одна операция мне. Будут вставлять, ну повреждена кость бедра сильно, имплант нужно будет вставить. И они мне сказали, что раны у меня заживают хорошо. Заживут раны, пройдет несколько месяцев, чтобы нога не переутомлялась сильно. Имплант вставят, чтобы я могла более-менее нормально передвигаться. И будет все класс. Какие эмоции? Начинаешь, наверное, больше жизнь ценить. Но все равно, то, что происходит сейчас на улице у нас, я долго не смогу выходить просто. Пока там это окончательно не закончится. Постоянный страх пережить то же самое. А может быть, и хуже. Я работала бухгалтером, одна воспитываю сына, Кирилла. Он еще маленький, и они с бабушкой, с мамой моей, поехали в Россию. До сестры моей родной. Она там с семьей своей, детками. У меня не было выбора. Чтобы он больше не наблюдал взрывов этих. Потому что ребенок, он понимал. Когда идет на улице обстрел, у него по психике видно. Он начинает метаться и не понимает, что делать. Зачем ему это? Он маленький такой еще. Я пока тут выздоравливаю, он там в тишине и спокойствии. В тишине и спокойствии. Ходить скоро начну на костылях. Врачи говорят, пока нога будет разрабатываться. Как минимум мне еще полгода до операции следующей. До реабилитации. Полгода я буду на костылях. С помощью коляски или костылей. У нас это так называется. А потом надо будет дренаж вставлять. Меня не покидало это ощущение даже до того, как это произошло. Почему страдаю я, и за что? У меня до сих пор вопрос, за что у нас идет война? И с кем? С людьми, с которыми мы всю жизнь жили? И никогда не было никаких разногласий у нас. Это, по-моему, у всех сейчас такой вопрос. От этого никто сейчас не застрахован. Наше мнение никого тут не устраивает. Не хотят нас слушать, у нас есть власти, которые считают, как они считают, и по-другому не будет. Я за Россию. Мне так больше нравится. Но это не значит, что я против кого-то там. У каждого свое мнение. Каждый выбирает, что ему больше нравится. Врачи сказали, красивые, длинные ножки останутся у тебя, как раньше. Просто надо немного времени, сил и терпения и все будет хорошо. По-другому в жизни нельзя, надо только быть уверенной, что все будет хорошо. Жизнь прекрасна, но случаются иногда такие огорчения. Но ничего, надо со всем справляться» [345].
Телеканал «Вести». Россия взял интервью с пострадавшими от обстрелов… с теми, кому посчастливилось выжить, пусть даже потеряв дом или здоровье. Мужчина, от дома у которого остался один выгоревший остов, девочка, которой осколком прошило ногу и убило ее таксу, девочка на которую рухнул потолок… Кадры многоквартирных домов с выбитыми стеклами, разорванная газовая труба, интервью с жителями. Пожилая женщина показывает насквозь прошитые бетонные стенки своей квартиры, посеченную мебель и рассказывает о чудесном спасении. Другая просто плачет в камеру… Ниже приведен полный текст интервью.
Корреспондент: «Эти частные дома были уничтожены полностью, обстрел был ночью. Здания горят до сих пор. Здесь жило несколько семей, теперь они остались без крова. Пожарные работают, но спасти имущество не удалось. Бьют по жилым кварталам, и прямо сейчас, чем ближе к линии фронта, тем опаснее».
В. Безверхий: «Будут морозы, что нам делать? Вот снаряд попадает в эту спальню, минуту назад она вышла, и попадает сюда, и тут такой взрыв. Все выскакивает, немного меня приглушило, я опять в спальню, а тут весь потолок обрушило, обвалился, и пламя, и все. И мы выбежали на улицу. Тут ни крыши, ничего. Ничего не сохранилось. Здесь был зимний сад. Выращивали экзотические растения. Пальмы тоже погибли, обвалилась крыша. Здесь все горело. Рядом зал с камином. В один момент, одним артиллеристским ударом все уничтожено. Я рад, что теплица сохранилась. Дело всей жизни, тропический сад. Здесь зреют апельсины, мандарины и лимоны. Сегодня расцвели орхидеи. Вот это все дает мне как-то вторую жизнь. Я смотрю и радуюсь. Я отдыхаю, у меня энергия появляется, но после этого, как вы уже видели, что сделали в доме с зимним садом. Так я уже не знаю, как быть. Не представляю, вот это что мне осталась — эта теплица, и то бомбят уже второй раз ее. И я стеклю ее. Теперь вся семья будет жить здесь, в сарае. Дом после попадания снаряда уничтожен полностью. После каждого обстрела много людей раненых. 15-летней Агате спасли ногу. Осколок попал крупный».
