Максим Григорьев - Обыкновенный фашизм: военные преступления украинских силовиков (2014–2016)
Елена: «Я здесь живу, на Северном поселке. Вот хлебом торгую, жить как-то надо. Сил уже нет просто. Перебарываешь себя и работаешь. А ополченцев стреляющих, я такого не видела, нет».
Женщина: «Я тут живу, на последней улице, Сигнальной. Стреляют очень сильно. Те два дня вообще сильно стреляли. У меня тут животные. Я их кормлю. А так тут не живем. В другом месте живем. А так дом разбитый, конечно. Но не до такой степени. Кухня, все это погорело еще летом. И стекол нет вообще у нас. Многие уже уехали отсюда. Очень страшно же тут. Приедем наведываться, вроде целый еще дом. Пока доедешь, уже нет. Приехала вроде нормально. Мне кажется, что стреляют с аэропорта. Оттуда такие бахи, я вот сейчас вышла с автобуса. Там как хлопнуло что-то. Меня даже чуть не унесло на той остановке»[340].
Дворник: «Как живем? Так и живем. Вчера вот света не было, сейчас буду звонить в ЖЭК, чтобы направили. А так осколком пробило батарею. Отопления тоже не было. Не было света, я сейчас буду звонить. Вот видите? Вчера также где-то бахали, а потом как дало. И все. Часто обстреливают, но все как-то мимо летело. А это вот, видите, как получилось. Где-то около трех часов было, когда в первый раз попало. Уже окна почти все заделали. А в семь часов другой раз, как бахнуло. И тут все попадало. Начальник ЖЭКа уже был. И с инженером уже разговаривала. Но у них сейчас трактора нет. Это же надо все убрать. Людям-то как-то ходить надо. Так что вот так, как-то живем. Я дворником работаю. Убираем все. И ко мне придут девчата убирать. А это мой участок. Почему отсюда не уехала? А куда уезжать? Лишь бы не было войны. Потому что невозможно так жить».
Пенсионерка: «Здравствуйте, мне 70 лет. Куда идем? К внукам идем. Все разбомбили уже. Ну, разве это военный объект? Вот это военный объект? Семьдесят лет прожили. Ну, что же это такое?»
Работник газовой службы: «Я живу в этом поселке. Тут моя семья. Была, по крайней мере. Остался я один. Здесь мой дом. Остались соседи. Остались люди, поэтому, это, наверное, и движет. Мы не только здесь восстанавливаем, и в Киевском р-не, и не только. Там, где стрельба, там и мы. Страшно. Покажите мне человека, которому не страшно. Ну, а так, наверное, больше, чем страшно. Злость. Вот это и движет» [341].
Мужчина: «Люди сюда возвращаются, конечно. Мы тут живем. Точнее, мы не живем, а существуем. А куда возвращаться? Ни света, ни воды нет. Газ надо. Залетела, вот, где-то неделю назад. Пожарные тушили. В дом прямо попал снаряд и взорвался. Слава богу, никто не пострадал».
Воробьев В. М., начальник аварийной службы. «На данный момент занимались подготовкой теплосетей к запуску и подаче горячей воды. На данный момент на котельных нет ни света, ничего. Подачи воды на котельную нет. Поэтому котельная работать возможности не имеет. Мы занимаемся подготовкой к моменту подачи воды. Ждем электроэнергию для того, чтобы была возможность запустить работу котельной. Это поселок Октябрьский, Куйбышевский р-н. Газ есть. Воды нет, пока электроэнергии нет. Вы видите, что дома разбиты. В домах разбиты системы отопления. Сейчас мы занимаемся тем, чтобы непосредственно запустить водоснабжение. Чтобы потом уже была возможность подключать к ним дома. Дома пока возможности подключить нет. В Киевском р-не мы тоже занимались такими же работами, но там была электроэнергия. Но тоже нет воды. Там котельная работает. Мы туда подвозим воду пожарными машинами. Там есть такая возможность. Здесь даже такой возможности пока нет. Мы здесь постоянно занимаемся работами. Тут есть еще котельная на ул. Маршала Жукова, которая на дома по улицам Жукова, 13 и 15, Кремлевской, 41, 41а. Мы ее восстанавливали до определенного момента. Сейчас в котельную попало две ракеты от «Града». Они прямо внутри котельной. Есть фотографии, сейчас это нецелесообразно. Разбиты сами дома и котельная. Думаю, что в ремонтный период будет принято решение руководства о восстановлении этой котельной. Занимались ремонтом между обстрелами. Пытались как-то сохранить, восстановить. На данный момент это уже просто нецелесообразно. Некому подавать и некуда. Боялись, конечно, под обстрелами работать. Дело в том, что я сам в Куйбышевском р-не живу. И там были обстрелы. Ну, люди-то живут. И минус десять на улице ночью, и меньше бывает. И с детьми на улицу ходят. То есть это наша работа. Если все сейчас бросим работать, то смысл всего этого тогда… Чтобы жить было хорошо. Нам повезло, что мы в яме работали, и скажем так, что снаряд метрах в ста упал. Страшно. Ну, все живы. Было и такое, что мы только уехали, и снаряд попал прямо в дерево. А мы как раз уехали в тот день. Перемирие? Есть свободное время восстанавливать. Люди без тепла сидят. Там же и старики, и дети живут, кто им еще поможет? Донецк должен цвести, как и раньше. Подыматься назло врагам. Донецк все время жил и будет жить. Его не победить» [342].
Г. Донецк, Куйбышевский р-н, 2-я площадка, поселок общежитий завода резиново-химических изделий. В поселке не осталось ни одного здания или даже квартиры, не пострадавшей от обстрелов Вооруженных сил Украины. Вооруженные силы Украины целенаправленно уничтожают инфраструктуру мирных населенных пунктов, запугивает население постоянными обстрелами. Вынуждает покидать свои дома. О жизни и работе под обстрелами рассказывает житель Куйбышевского р-на Донецка, начальник цеха № 22, который строил этот район еще в советское время.
По его словам, в результате обстрела Вооруженными силами Украины было убито порядка 60 человек, полностью разрушены завод, несколько подстанций и котельных. Приводим интервью полностью:
«Я начальник 22-го цеха, который обслуживал всю эту площадку. Называем типа ЖКУ. Мы даем сюда газ, воду, электроснабжение полностью, и смотрим за всеми этими системами. У нас заводское водоснабжение, но сейчас оно разбито полностью. Воду подают «Воды Донбасса» и наши донецкие. Подают нефильтрованную воду, которую надо кипятить пятнадцать минут, не меньше. Тогда, может быть, можно потреблять. В начале июня начался обстрел нашего района. Стреляли всеми видами снарядов. Начиная с «Града». Стреляли в основном Пески, пос. Тоненький и г. Авдеевка. У нас есть пос. Авдеевка, вот оттуда шли мины, «Грады», тяжелые мины, средние, малые. Вооруженные силы Украины там стояли. Стреляли Вооруженные силы Украины и из разных батальонов. Ну, нам же их не перечисляли. Здесь рвались снаряды. Очень много погибло мирных жителей. Вот мы сейчас стоим напротив 16-го дома. На первом этаже погибла женщина, сразу. Упала мина, ее убило, дочку ранило. Потом в этот дом попали в крышу. Хорошо, что крыша двойная, но все равно пробили мины. Сейчас мы пытаемся сделать ремонт. Я этот завод строил пятнадцать лет назад. Построил все цеха. Зайдя в завод, я увидел такие разрушения завода. Вот есть цех РМЦ. Ремонтномеханических работ. Три пролета упало. Нет этого цеха. Потом сгорел цех РЦСС, который изготавливал всю столярку. Он полностью сгорел. Другие цеха тоже пострадали. А вот на этой площади завода пострадало заводоуправление — часть заводоуправления полностью сгорела. Как раз по нему стреляли зажигательными снарядами, поэтому оно и загорелось. Крыша была деревянная, поэтому и загорелось все. Разбили гараж — он не подлежит восстановлению. Разбили воинскую часть, с которой тогда ушли. Оставили воинскую часть, командир, между прочим, распустил их, а сейчас его судят. Вот я только недавно по телевизору это видел, что судят этого командира там в Киеве. За то, что он отдал детей своим матерям, чтобы их тут всех не поубивали. Потом пожарную часть разрушили, все заводоуправление разрушили. В общем, здесь на площадке получился не жилищный фонд, а хаос. Военных объектов здесь никаких не было абсолютно. Тут были обыкновенные люди, в каждом общежитии жило по 600 человек. У нас были и семейные общежития. Студенты жили. Вот тот весь ряд занимали студенты. Но сейчас институт разбит полностью. Студентов, вы видите, уже нет никого.
То есть разрушена полностью трудовая жизнедеятельность этого поселка. Они разрушали не только инфраструктуру. Они старались разбить все подстанции. Вот у нас тут котельная была. По котельной раза три попали. Это для того, чтобы котельная не давала тепло. Это все началось с того, что котельную разбили. Разбили нам подстанцию. Пятую подстанцию. Четвертую. Если бы они добрались еще до седьмой подстанции, то и на той бы площадке, и здесь нигде не было бы света. Мы своими силами город восстанавливали. Помогали, конечно, ДНР, приезжали. Помогали нам. Но они занимаются высоковольтными линиями, а мы занимаемся своими подстанциями. Здесь с проводами. То есть сейчас свет практически везде есть. Мы дали. Что касается субботы, воскресенья — люди сюда приходят. Проверяют свои квартиры. Вы сами понимаете, что такое квартира, когда все окна выбиты. Все окна выбиты, и вот они стараются забить окна своими силами. Но строительных материалов нет. Мы сюда не получаем строительные материалы. Раз завод разбит, разграблен, как говорится. Не разграблен, а разбит полностью. Понимаете, потому что было очень много дерева, а раз попали мины, зажигательные снаряды, то все это сгорело. Вот вокруг завода, где сейчас находится бомбоубежище, которое я строил, а строил я его в 1972 году, это бомбоубежище рассчитано на ударную волну, ядерную. Так что здесь можно. Сначала там были люди, в этих бомбоубежищах. Прятались, а куда денешься. Там бомбоубежище вмещает 600 человек. А потом люди потихоньку отсюда ушли, потому что невозможно было. Прямые попадания в крыши. Прямые попадания в комнаты. Обстрелы в основном шли с аэропорта, с г. Авдеевки. Они и сейчас там находятся на коксохимии. Базируются со своим вооружением. Это Вооруженные силы Украины. С п. Тоненького, с Водного и с Песок. Вот тут шли постоянно обстрелы. На той площадке, я в общем был на кладбище, я вам скажу. Я посчитал, что с этих двух площадок у нас мирных жителей убито более 60 человек. Только с этих двух площадок. Вон целое кладбище лежит. Это же уму непостижимо. Там включаем и детей, и средний возраст, и пожилой возраст. Здесь когда-то с двух площадок. Когда-то жило около 15 000-20 000 человек, но в связи с тем, что сейчас тут происходит, люди то ли в город уехали, то ли разбежались. Потому что невозможно, здесь каждый день взрывы. Вот сейчас будем идти и смотреть. Здесь, как говорится, нет живого места, где бы ни упала мина. Понимаете, нет живого места. Вы представляете — каждый день бить и бить. Они не только сюда бьют. На той площадке они тоже били, по больнице, по подстанциям, по котельной. Вот их цель была, чтобы уничтожить электроснабжение. Значит, у нас тут есть собственный узел, насосный, который питал все эти районы, сейчас все разбито. Это было очень страшно. Сюда попадали и мины, и снаряды. Они пришли сюда как разрушители. Чтобы ничего живого здесь не было. Им ничего не надо. Им надо убить больше людей и уничтожить инфраструктуру. Здесь разрушается завод и разрушается промышленность. Шахтеры будут стоять. Раньше этот завод и игрушки выпускал, и ведра. Он был разносторонний. Резина шла шахтерам. На все гидрокомплексы, а сейчас ничего этого нет. Все разбито. Они считают, что мы тут все сепаратисты. Я не знаю даже этого слова. Я вот знаю, что бандеры вот это да. Потому что я родился еще в 1937 году. И попал в оккупацию случайно. Потому что отец взрывал завод металлургический. Упал в канаву и выбил девять ребер, поэтому мы там остались. И нас оккупировали, но немцы такого разрушения не делали. То есть они хуже немцев, хуже фашистов. Это пришли, как я их называю, разрушители всего живого и мертвого. Вы знаете, я сейчас смотрел по телевизору выступление Гитлера. Вот копия, как Гитлер говорит. Уничтожить все. Чтобы люди сидели у подвалов. Это, как повторю, Порошенко, чтобы наши дети занимались, а ваши дети сидели в подвалах. Он так и сделал, в основном все в подвалах сидят. Сейчас вот было перемирие, сколько было. Постоянно нарушения с их стороны были. Летели снаряды, убивали людей. И троллейбусы, и автобусы. Это все есть. Люди это не показывают. Только меня удивляет, почему вся общественность мировая закрыла на это глаза. И не видит этого. Вот что непонятно. Если бы была возможность всем поехать и рассказать, я бы им рассказал. Здесь крик души получается. Потому что я сам строитель. И все мое построенное разрушено. Разрушены памятники. Посмотрите, сколько разрушено, памятников исторических сколько уничтожили. Скульптуры. Вот у меня друг скульптор. Сейчас живет в Ленинграде, он сделал скульптуру в парке Ленинского комсомола. Солдат-освободитель стоит, вот это сделал мой друг. Очень много сделал скульптур Ленина. И вот представляете, когда вложил душу в свое изобретение, кто-то пришел и разрушил. Потому что они проповедуют фашизм. Понимаете, что к власти пришли нацисты и воры? Везде ездят и просят денег. Но для чего? А соль в том, что для войны. Чтобы уничтожить людей, которые хотели жить свободно. Ведь у нас тут был референдум, все были за то, чтобы наши области имели… Раньше как было: в Киев отправляли все деньги. И мы оттуда получали 15–20 %. Кое-как на зарплаты, на новые технологии, никто не получал денег. Все деньги всегда были в Киеве. Почему они все и стали там миллионерами, понимаете? Потому что деньги все всегда были там. Захотели мы это убрать, и весь народ Донецкой и Луганской областей по референдуму тихо, спокойно решил. Мы же не думали, что такое будет, среди ясного неба началась война. Потому что Турчинов. Этот поп, вы меня извините. Вы посмотрите на него. Наши батюшки, они проповедуют мир. А этот, я не знаю, какой поп. Он только за войну. Воевать со своим народом. Здесь, как они называют, что русские. Здесь больше половины украинцев. И мы работали. Нам все равно, с кем работать. Русский ты или украинец, казах, грузин. Я пятнадцать лет проработал на шахте. Там большинство — многонациональные бригады. Никто никогда друг друга не оскорбил. Это пришло с этой властью все. Вся суть в том, чтобы это понял Запад Украины. Хотя они это уже поняли. Поняли после тех первых гробов, которые пошли отсюда. Вот уже Западная Украина тогда поняла, куда они послали своих сыновей. Они послали убивать людей здесь, но эти люди здесь выросли, родились, а вы знаете, что это такое, когда здесь корни пустил. Да он зубами вцепится, чтобы не отдать землю. А тем более шахтеры. Шахтеры — открытая душа, всем радуются, кто приходит. Как говорил Александр Невский: «Кто приходит к нам с мечом, тот от меча и погибнет». Кто приходит с розами, цветами, мы их примем. Вот обратите внимание. Поверните камеру сюда. Видите, вот там упала мина при входе в помещение. Здесь убило женщину. Средь белого дня. Никто не ожидал, свист, взрыв. Ее дочку ранило, а ее убило. Никого, ни одного военного. Ничего здесь не было. Среди белого дня. Месяца три тому назад было. Где-то в декабре, наверное. Три раза попадали в нее. Но вокруг нее все избили, но только один раз попали в нее. У нас Софийская, 13. Сюда попадали три раза мины. В разное время. Сначала попали с той стороны, это, видно, был обстрел со стороны аэропорта. А потом уже со стороны Песок, прямо в крышу. Сейчас мы идем, посмотрите, какие разрушения. Соответственно люди и покинули свои дома, но все равно приходят на родные места. По субботам и воскресеньям, чтобы посмотреть, что наделали эти бандерлоги. Мы их так называем. Вот смотрите, все разрушено. Все выбито. Теперь только остается один вопрос. Кто выделит денег, кто сделает такие затраты? И кто вот это восстановит? Потом я вам расскажу про дома, оказывается, дома строили немцы. Вот те. Это общежитие, а вот там дальше дома идут, которые строили немцы. Которые разрушали, строили те дома. Так, я думаю, что и нам может надо собрать всех этих бандерлогов сюда. И чтобы они тоже восстановили, что разрушили. Как вы считаете? Правильно я говорю? Я говорю, это сделали просто фашисты. Фашисты, которые пришли уничтожить народ, который здесь проживал. Здесь проживали все. И казахи, и кого только здесь не было. И все жили дружно. Работали, а теперь видите, что… Дальше 14-е общежитие, то же самое. Я говорю, «укропы» эти стреляли по этим домам специально, чтобы напугать население. Чтобы разбить все, чтобы все отсюда ушли. Тактика была такая, запросить перемирие. Подтянуть, тяжелое вооружение свое. И бить прямой наводкой по домам. Чтобы их разрушить, стереть с лица земли. Второй этаж вот, смотрите. Этот дом тоже был интернациональный, все жили. Нормальные люди жили. Это все перед перемирием. И после перемирия» [343].
