Валерий Буре - Невыдуманные истории
Его по-прежнему бдительно сторожили.
А гонка все шла на убыль. Осталось всего четыре круга. Хорошо помню, как Гайнан метнул назад острый взгляд, облизнул губы. В группе началось взволнованное движение. Все всё поняли. Каждый старался пристроиться поближе к чемпионскому колесу.
Не следовало оборачиваться? Возможно! А что Гайнану оставалось делать? Ему необходимо было увидеть, где ближайший «ярко-зеленый» с белыми полосами поперек. Необходимо было понять, кто из ближайших надежный и достойный помощник, кто в трудную минуту поддержит, сменит, даст отдохнуть. Надо было знак ему подать.
Самым близким и, пожалуй, самым надежным был ленинградец Александр Кулибин. К тому же за ним не следили. И когда Александр приметил, что Гайнан занял позицию, из которой легко уйти вперед, он набрал скорость, на ходу подхватил Гайнана и… Во всяком случае, им удалось увезти на своем колесе не так уж много преследователей, среди которых, однако, были многоопытные Михаил Курбатов и Борис Бебенин.
Гайнан и Александр честно поработали, прокладывая путь. Сопровождающие иногда давали им передохнуть. Но тогда скорость заметно падала. И «ярко-зеленые» торопились их сменить. Эстонцев догнали круга за два до финиша.
Попеременно лидируя, ведущая четверка приближалась к финишу. Пожалуй, все были уверены, что победит либо Гайнан, либо Александр. После рывка, отдохнув немного на чужих «колесах», оба снова ринулись вперед. И тут произошло непредвиденное… На последних метрах Бебенин закрыл Сайдхужину путь, задним колесом оттеснил его к обочине шоссе. Гайнану пришлось затормозить, чтобы не вылететь в песок. А. Кулибин, увидя все это, растерялся, заметался, запутался.
Если бы к тем многим километрам, которые прошли гонщики, прибавили ну еще хотя бы метр, Гайнан Сайдхужин и тогда стал бы чемпионом. Он снова набрал скорость, обошел-таки Бебенина, поравнялся с Курбатовым — и все это на последних метрах. Но все же каких-то пяти-шести сантиметров ему не хватило. Он пришел вторым, Александр Кулибин финишировал тут же следом за ним.
Да, болельщики — народ удивительно необъективный! Удивительно! У Михаила Курбатова, коренастого, усталого, на этот раз болельщиков не оказалось. Он стоял на пьедестале почета, который в обязательном порядке привозят на шоссе, и его, чемпиона, приветствовали жиденькие аплодисменты.
…А может быть, наоборот: болельщики — народ удивительно объективный? Ведь бывают же победы, за которые не хочется дарить цветы. Бывают! Честное слово!
Михаил Львов
ДВЕСТИ СТРОК
Редактора Василия Алексеевича мы называли одержимым. Вечно его обуревали вихри идей. Корреспондентам не давал засиживаться дома. И гонял нас повсюду нещадно: из полета на реактивном бомбардировщике — в поход на подводной лодке, из штормовой атаки на торпедных катерах — на стрельбище. Всего чаще задания получали мы ночью. Поднимет, как по тревоге:
— Через час будь на аэродроме, там у дежурного задание. Сто строк в номер.
Легко сказать — через час на аэродроме! Одеваешься по тревоге, бежишь три километра. Китель не застегиваешь. Кросс — только засекай время! Сердце готово выскочить. На командном пункте аэродрома выясняется, что забронировано место в реактивном торпедоносце. Полет на полный радиус действия.
И так бежала, бурлила тяжелая, напряженная, но любимая корреспондентская жизнь — с полетами, походами на подводных лодках, снайперскими стрельбами. И всегда — в номер. Берешь в руки свежую, пахнущую типографской краской газету, и сам запах тебе приятен, если видишь в ней сто, двести или триста строк — ровно столько, сколько заказывал редактор. Ибо он никогда не позволял выйти за рамки размера, названного при получении задания.
…Однажды летней ночью 1954 года у меня в комнате раздался продолжительный звонок.
— Спишь? — спросил редактор.
Я взглянул на часы. Было четверть четвертого. В такое время положено спать, и я, прикрывая ладонью трубку, ответил:
— Сплю.
— Ну извини и слушай внимательно. В Каменном Доле произошло какое-то событие. Вылетишь в пять утра. Двести строк в номер…
…Маленький «ЯК-12» взмыл над нашим аэродромом, развернулся перед сопками и взял курс на Каменный Дол. Вековые кедры проплывали внизу. Огненный диск солнца вставал из океана, окрашивая в золотые цвета лес могучих стволов. А вот и стадион, где через несколько дней должна начаться спартакиада. Но что это? В кабину самолета все сильнее проникал запах гари. Стало ясно: там, в Каменном Доле, пожар — страшное бедствие тайги.
Через двадцать минут я знал все.
…Находясь в укрытии на вахте у дальномера, старший матрос-зенитчик, чемпион гарнизона по бегу Диодор Синцов вдруг почувствовал запах гари.
Синцов выбрался на поверхность. Шквальным ветром с головы снесло пилотку. И со скоростью урагана огонь охватил стоящий неподалеку жилой дом. Это был настоящий огненный смерч, но Диодор не испугался. Не раздумывая об опасности, в одном ряду со своими товарищами комсомолец Синцов ринулся на борьбу с огнем. У Диодора сразу обгорело лицо. Он почувствовал нестерпимую боль. Но сильнее этой боли отозвался в его сердце крик ребенка. Кажется, у Диодора, который сам был похож на факел, уже не было сил, чтобы бежать, вытаскивать вещи и вновь возвращаться в пламя, но этот крик придал ему новую энергию. Металл плавился, не выдерживая огня. Кедры падали, спаленные дикой стихией пожара, а спортсмен снова поднялся и побежал на детский крик. Спотыкаясь, весь в пламени, Диодор подхватил девочку на руки и, оберегая от языков огня, вынес ее в безопасное место и передал матери. А потом он вновь ринулся туда, где сражались с таежным пожаром его товарищи. И упал. Сердце Диодора, словно простреленное, перестало биться…
В библиотечном формуляре я прочитал названия книг, которые, видимо, особенно любил Диодор. Больше всего его привлекали рассказы о героях Великой Отечественной войны. Александр Матросов, Николай Гастелло вызывали восхищение Синцова, и старший матрос увлеченно рассказывал о них молодым зенитчикам. Он мечтал быть таким же смелым, как они, и оказался достойным их. Александр Матросов, закрыв своим комсомольским сердцем амбразуру врага, обеспечил победу подразделения. Воинский подвиг совершил и Диодор Синцов.
Хотелось побеседовать с парторгом, и я прошел в землянку. Офицер Иванов сидел задумавшись. Рука у него была перевязана. Коммунист Иванов тоже участвовал в битве с огнем. Перед ним лежали листки бумаги. Я прочитал адрес:
«Кировская область, Кичминский район, Мушинский сельсовет, деревня Большая Муша.
Товарищу Синцовой Валентине Ивановне».
Иванов рассказал о том, как боролись воины с огнем, как погиб смертью героя ее сын — отличник боевой и политической подготовки, чемпион гарнизона комсомолец Диодор Синцов.
Глаза у Иванова повлажнели, но он не дал волю чувствам:
«Валентина Ивановна! Товарищ Синцова! Гордитесь своим сыном. Знайте, что оружие, которое он сберег в час испытаний, находится в надежных руках его боевых товарищей».
Писал я о подвиге Синцова на аэродроме, под крылом самолета, как когда-то писал в годы Великой Отечественной войны. Конечно, я совсем забыл, что должен был дать двести строк. Получилось значительно больше. Требование редактора было нарушено.
Вечером, прямо с аэродрома, я направился в редакцию. Василий Алексеевич ждал.
— Ну, как там? — спросил он.
Вместо ответа я положил на стол корреспонденцию.
— Что? Десять страниц? — редактор отодвинул материал. — Я же сказал: двести строк. Вот смотри.
В верхнем левом углу третьей страницы уголок в двести строк был заполнен пробельным материалом.
— Сейчас же сокращай!
Я не мог этого сделать. Тогда редактор взял в руки толстый красный карандаш, свой беспощадный карандаш, и начал читать. Карандаш застыл над текстом.
Вдруг толстый карандаш хрустнул в руках Василия Алексеевича. Заглянув через плечо, я увидел, что он подошел к тому месту в корреспонденции, где Диодор бросился в пламя на помощь ребенку.
— Да… — взволнованно промолвил редактор.
Взяв другой карандаш, он прочел до конца и тотчас снял телефонную трубку:
— Наборная? Грейте металл в линотипах. Пойдет полоса свежим набором.
Впервые редактор отступил от своею правила.
После спартакиады в редакцию пришел отчет о спартакиаде, и мы увидели, что чемпионом в беге на 200 метров назван Диодор Синцов. Это не было ошибкой: и судейская коллегия и все спортсмены были твердо уверены, что именно Диодор был бы первым, и сохранили герою титул чемпиона.
Анатолий Коршунов
ДВЕ СЕКУНДЫ ИЗ ЖИЗНИ КОЛЕСОВА
Австралийский тренер по легкой атлетике Перси Черутти однажды сказал: «Бег — лучшее средство выражения своего «я». Великолепные слова! Но Черутти слишком любил бег. Если же подходить к вопросу о средстве выражения своего «я» беспристрастно, то точнее будет назвать не бег, а спорт вообще. Во всех его проявлениях.
