Валерий Буре - Невыдуманные истории
Итак, Кузьменко. У него был воистину пушечный удар. Пробей он точно метров с 30—35 — и вратарь был бессилен взять мяч. Я это знал. Испытал на себе. Он, как и Гребер, брал меня в помощники. Принесет, бывало, покрышку, смочит водой да еще две камеры в нее вложит. Надует мяч, да так, чтобы твердым был как камень, и бьет до темноты. С разных позиций и расстояний. Парируешь его удар и потом долго дуешь на руки, а они чешутся от боли, словно отмороженные…
Мяч установили на одиннадцатиметровой отметке. Наши ребята мне сочувствовали. Знали, что я бессилен чем-то помочь команде: Кузьменко есть Кузьменко. Но их сочувствие до того меня обозлило, что я забыл обо всем и обо всех, кроме мяча и Кузьменко. «Только он замахнется, — решил я, — брошусь вправо. Он бьет только туда».
Кузьменко устремился к мячу, набирая скорость. И, как только он замахнулся, я метнулся вправо…
Утром следующего дня у газетной витрины я в третий раз перечитывал отчет о матче. Автор писал:
«В изумительном броске Леонтьев парировал одиннадцатиметровый, пробитый великолепным мастером нашим земляком Иваном Кузьменко»…
— Что, крестник, любуешься? — услышал я голос Кузьменко. Он стоял рядом и улыбался доброй улыбкой человека, разделяющего радость другого.
И сразу же, мгновенно, в моей памяти пронеслись подробности одиннадцатиметрового. Замах Кузьменко… Мой бросок… Мяч, несшийся навстречу и разраставшийся до невероятных размеров… Мяч угодил в штангу, мне в голову и улетел далеко в поле…