Майкл Бом - Ошибка президента Путина

М. БОМ: Мне очень нравится наивное возмущение с российской стороны. Это почти комедия: «Американцы виноваты, они вмешиваются, они клевещут, они делают антироссийский закон, у них двойной стандарт». Вот это все – перевод стрелок.

О. БЫЧКОВА: Понятно. Можно ответить Петру из Саратова, который пишет: «У Собчак нельзя арестовывать деньги, а американцы могут это делать». Петр считает, что вот это ложь и двойные стандарты. Еще раз, Петр – Собчак не является государственным чиновником. Более того, она в прошлом году официально задекларировала и объявила об этом в нескольких интервью, что она заработала не один миллион евро. И если у нее нашли полтора миллиона евро, то это соответствует ее официальным доходам. И, самое главное, она эти доходы не скрывает и не является государственным чиновником.

К. КАБАНОВ: А если человек получает 50 тысяч рублей и при этом у него собственности на несколько сот миллионов долларов…

О. БЫЧКОВА: Да. Вот это больше похоже на двойные стандарты.

М. БОМ: Своих не сдаем! Здесь, конечно, вопрос щекотливый для России, потому что «акт Магнитского» очень много раскрывает. Это скрещивание государства и оргпреступности.

О. БЫЧКОВА: Это то, как функционирует система вообще.

М. БОМ: То есть власть ведет себя как бандиты, а бандиты как власть. Поэтому у России очень бледный вид перед Западом.

К. КАБАНОВ: Вот ты говоришь, что у России бледный вид перед Западом. Но Россия давно уже не реагирует…

М. БОМ: Вы видели Путина в Мексике? Может быть, просто устал – я не знаю.

К. КАБАНОВ: Ну, естественно, это ему не нравится как главе государства. Но никто не напугался.

М. БОМ: Просто он не может контролировать. Это такая махина, это настолько скрещено, что он как бы заложник системы.

К. КАБАНОВ: Вот, говорят, почему Медведеву ничего не удалось? Потому что система существует сама по себе. Она живет сама по себе.

М. БОМ: Я считаю, что в идеале надо бороться вместе. Борьба с оргпреступностью – это как борьба против глобального терроризма. Это касается всех. А что получилось с делом Магнитского? У американской стороны огромные папки по Магнитскому и Hermitage Capital – огромные папки, толстые папки. А Россия говорит, что нет доказательств.

О. БЫЧКОВА: Еще раз включаем из Лондона Ивана Черкасова – партнера Hermitage Capital. Иван, вы слышите нас? Несколько слов напоследок. Как вы считаете, какие перспективы этого дела?

И. ЧЕРКАСОВ: В конечном итоге Российской Федерации рано или поздно придется наказать преступников. Это случится в любом случае. Не сейчас – так позже.

О. БЫЧКОВА: Спасибо большое, это был Иван Черкасов. С нами были также журналист «The Moscow Times» Майкл Бом и председатель Национального антикоррупционного комитета Кирилл Кабанов. Спасибо вам!

Мечта о холодной войне

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Добрый вечер, у микрофона Софико Шеварднадзе. Сегодняшняя тема у нас: мечта о «холодной войне». Мы придумали название передачи по одноименной статье, которая опубликована в журнале «Огонек», которую написал Федя Лукьянов. Наши гости, я представлю: это Владимир Сухой – журналист, Сергей Агафонов – главный редактор журнала «Огонек», и Майкл Бом – журналист «The Moscow Times». Здравствуйте!

М. БОМ: Здравствуйте!

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Итак, «холодная война» – очень модная тема в последнее время. Но можно ли на этом этапе с уверенностью сказать, что России и Америка переживают самый худший этап в их отношениях с окончания «холодной войны»? Сергей.

С. АГАФОНОВ: Почему вот в огоньке наш постоянный автор Федор Лукьянов дал такой заголовок своей публикации: «Мечты о холодной войне»? Это как раз разговор о том, что да, безусловно, сейчас самая острая возникла фаза на гребне и Крыма, и украинских событий в отношениях, прежде всего, между Москвой и Вашингтоном. Хотя, если разбираться в деталях, и нынешняя ситуация, и ее перспективы, если о таковой можно говорить – а всякое прогнозирование здесь достаточно условно – все-таки та «холодная война», которая была. Хотя вы правы, за последние двадцать лет это, пожалуй, самый острый пик в наших отношениях с американскими партнерами.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Владимир, вы согласны, как ветеран «холодной войны», что война в той форме, в которой она существовала, невозможна на сегодняшний день?

В. СУХОЙ: Да, конечно. «Холодная война» – это борьба двух систем. Сейчас это фигура речи, конечно, это журналистская фигура речи, что «холодная война». Но я могу согласиться, что это действительно самая низкая точка в наших отношениях после «холодной войны».

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: А в чем выражается, что мы захотели «холодной войны»?

В.СУХОЙ: В последнем выступлении на трехсторонней комиссии в Вашингтоне Джон Керри сказал о том, что у России появилась удивительная способность – называть красное синим, и белое – черным. Вот почему-то мы перестали следовать той архитектуре послевоенного мира, которой мы следовали. Мы перестали соблюдать общепринятые нормы международного права. Мы начали вести себя, как ведет себя слон в посудной лавке – и это, с точки зрения Запада, «холодная война».

М. БОМ: Я думаю, что нет желания ни у России и нет возможностей даже при самом горячем желании начать новую «холодную войну». Я не знаю, что надо сделать России, чтобы заставить Америку начать настоящую «холодную войну». Понимаете, даже если Россия введет войска в Донбасс, даже этого будет недостаточно. Потому что американцы не считают, что Украина входит в приоритет американских интересов.

С. АГАФОНОВ: Я могу ошибаться – вот Володя, Майкл меня поправят, – но, как мне кажется, сегодня самая главная дипломатическая проблема, которая стоит между Россией и Америкой, – это способ для того, чтобы найти какой-то вариант, сохраняющий лицо Бараку Обаме, и в это все упирается. Должен быть найден какой-то вариант компромисса, который бы позволил Америке сказать, что «вот мы настояли и наши условия приняты, ситуация нормализуется», но при этом для России как бы ничего не поменяется – Крым останется с нами и так далее. В это все упирается, это очень трудно сделать, практически невозможно. Поиск не в том, чтобы найти какую-то развязку там, а в том, чтобы найти возможность для того, чтобы сохранить лицо Обаме. Потому что это колоссальный удар по тем представлениям о миропорядке и правилах международной жизни, которые были выстроены Америкой как единственной оставшейся сверхдержавой. Это реальный вызов для Америки. А отсюда и несколько истеричные разговоры о санкциях и так далее. Хотя санкции пока, слава богу, не критичны – еще ничего не разрушено, хотя мы близко к этому приближаемся. Но разговор идет о том, что на этот вызов должна быть какая-то реакция, которая позволила бы Западу сохранять лицо.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Вы согласны с этим, Майкл?

М. БОМ: Другое дело, что Россия, мне кажется, делает все, чтобы испортить это лицо, понимаете? Россия хочет отомстить Америке за Майдан, поэтому сохранить лицо – это возможно, если есть заинтересованность с обеих стороны, а мне кажется, Россия идет на разрушение. Именно чем хуже Америке, тем лучше, как мне представляется. Очень много претензий к Америке – и это было задолго до Украины…

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Об этом тоже поговорим, но вот ваше мнение меня интересует – что хочет Америка от Украины? Потому что Россия, понятно – она не хочет прозападного правления на Украине, не хочет НАТО у своих границ. А Америка что хочет?

М. БОМ: Что Белый дом хочет, имеете в виду – не американцы?

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Да-да, Белый дом.

М. БОМ: Лишь бы не было войны – я думаю, что это самое главное. Дипломатический выход – это самое лучшее, но это требует согласия с обеих сторон, а я не верю, что Россия заинтересована в дипломатическом решении. Я думаю, что Обама хочет забыть об Украине как о страшном сне и чтобы не было, естественно, ввода войск, не было военного конфликта, чтобы был умеренный человек типа Порошенко и чтобы подавляли «Правый сектор»; чтобы никто не говорил ни в России, ни в Америке о «Правом секторе», потому что это такая страшилка, пугало, которое портит всю картину. И Россия пользуется этим по полной программе. Надо сделать так, чтобы «Правого сектора» не было, или чтобы его влияние было сведено к минимуму.

С. АГАФОНОВ: Белый дом готов признать референдумы на востоке и юге Украины?

М. БОМ: Изначально не признали первый референдум, в Крыму. Если в Крыму этот номер не прошел, я думаю, в Донбассе тем более не пройдет.

С. АГАФОНОВ: Почему тем более?

М. БОМ: Потому что это один и тот же прием. Так референдум не делается.

С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Ну хорошо. Давайте вернемся к нашей теме. На самом деле очень многие, включая наш истеблишмент, считают, что то, что произошло в Крыму, – это такое прямое следствие упрощенной политики Америки к России и, в частности, к Владимиру Путину. Вы согласны, что, в принципе, ему не оставили выбора, что это не входило в его планы, а произошло это потому, что Америка вела такой Simplest Policy – очень упрощенную политику?