Дмитрий Пучков - Война на уничтожение. Что готовил Третий Рейх для России
В том же «биологическом» духе фюрер рассуждал и позже: это демонстрирует казус с инициативой запрета противозачаточных средств в рейхскомиссариате «Украина» летом 1942 года. Категорические указания Гитлера о том, что «цивилизованная немецкая медицина» не должна обслуживать коренное население, были истолкованы местными чиновниками в том смысле, что и контрацептивы как медицинские блага «туземцам» не нужны. Узнав про это, глава рейха пришёл в бешенство. «Если хоть один идиот рискнёт отдать подобный приказ на оккупированных территориях, я его лично пристрелю как бешеную собаку!» Уже на следующий день Мартин Борман отправил Розенбергу директиву: «По мнению фюрера, следует допустить в оккупированных восточных областях интенсивную торговлю противозачаточными средствами, так как мы не заинтересованы в росте ненемецкого населения»[342].
Прагматичные намерения нацистских элит сокращать коренные народы Востока отразились и в известной записке статс-секретаря Восточного министерства Ветцеля «Предложения и замечания по плану OST», составленной в апреле 1942 года. В ней, в частности, говорилось:
«В этих областях мы должны сознательно проводить политику на сокращение населения. Средствами пропаганды, особенно через прессу, радио, кино, листовки, краткие брошюры, доклады и т. п., мы должны постоянно внушать населению мысль, что вредно иметь много детей»[343]. Ветцель предлагал вести пропаганду опасности деторождения для здоровья, широко рекламировать противозачаточные средства, добровольную стерилизацию и аборты, а также «не допускать борьбы за снижение смертности младенцев, не разрешать обучение матерей уходу за грудными детьми и профилактическим мерам против детских болезней. «Следует сократить до минимума подготовку русских врачей по этим специальностям, не оказывать никакой поддержки детским садам и другим подобным учреждениям». Ещё одним красноречивым пунктом программы было поощрение разводов, отсутствие поддержки внебрачных детей и привилегий для многодетных. «Для нас, немцев, – писал Ветцель, – важно ослабить русский народ в такой степени, чтобы он не был больше в состоянии помешать нам установить немецкое господство в Европе. Этой цели мы можем добиться вышеуказанными путями»[344].
Таким образом, и мотив, и намерение гитлеровской Германии осуществлять депопуляцию европейской России не вызывают сомнений. Необходимо лишь понять, что ещё, кроме идеологии чайлд-фри, входило в те «колонизаторские» и «биологические» средства уничтожения, о которых Гитлер говорил Антонеску, и применялись ли они в ходе войны или решение этой задачи было отложено на послевоенное время.
Как ни странно, отечественная историография не уделяла много внимания этому вопросу. Считалось, что существование нацистского плана истребления славян не нуждается в доказательствах и проработке. Так, в издании документов Нюрнбергского процесса имелся специальный раздел «Уничтожение славянских и других народов» (под размытым словом «другие» имелись в виду в первую очередь евреи, чья отдельная трагедия в советское время не афишировалась). В настоящее время на эту тему ведутся споры. Так, историки Дмитрий Жуков и Юрий Ковтун в известной работе «Русские эсэсовцы» отражают распространенный взгляд, что «борьбу с СССР эсэсовцы понимали как устранение “еврейско-большевистской системы”, использующей различные народы для сохранения своей власти, – что в целом согласовывалось с общей тенденцией германской пропаганды на Восточном фронте… Вместе с тем, поскольку большинство коммунистов относилось к русским, украинцам и белорусам, – война превращалась и в противостояние славянам. Однако это противостояние носило политическую, а не расовую (как в случае с евреями) окраску»[345]. При этом авторы приводят показания генерала Эриха фон дем Бах-Зелевского, главного руководителя СС в Центральной России. Он свидетельствовал, что накануне вторжения в СССР на совещании в замке Вевельсбург Генрих Гиммлер назвал целью войны уничтожение «тридцати миллионов славян». Жуков и Ковтун отмечают, что, по мнению ряда исследователей, Бах-Зелевский исказил слова своего шефа.
Ещё дальше пошёл Марк Солонин, который в книге «Мозгоимение» не только не признал за нацистами наличие заготовленных планов уничтожения славян (раздачу контрацептивов он к таковым не относит), но и вообще посчитал, что число жертв среди советского гражданского населения значительно завышено кремлёвскими пропагандистами. По мнению автора, приписывая нацистам замысел решения «славянского вопроса», Сталин пытался скрыть убыль населения от собственных репрессий. В поддержку своей позиции Солонин рассматривает избранные им документы вермахта антибольшевистской направленности, а также зловещую «Памятку немецкому солдату» с призывом убивать как можно больше русских, которая действительно вызывает большие сомнения в подлинности[346]. Показания Бах-Зелевского автор при этом никак не комментирует.
С другой стороны, историк Александр Дюков в монографии «Русский должен умереть» считает, что свидетельства эсэсовского генерала достоверны, так как согласуются и с жёсткими расистскими заявлениями нацистских элит, и с последующим ходом войны, вовсе не похожей на «рыцарскую» и «благородную». «Тридцать миллионов подлежащих уничтожению советских граждан – такими, согласно показаниям обергруппенфюрера фон дем Бах-Зелевского, были поставленные перед рейхсфюрером СС “специальные задачи”, – пишет историк. – Никогда в истории человечества не планировалось столь масштабных злодеяний; неудивительно, что чудовищную цифру намеченных для уничтожения невинных людей нацистское руководство не осмелилось доверить бумаге, даже будучи полностью уверенным в предстоящей победе». Цель этого геноцида – «расчистка «жизненного пространства» на Востоке, обезлюживание советских земель»[347].
Дюков также справедливо обращает внимание на известное заявление Германа Геринга, которым тот ошарашил в ноябре 1941 года итальянского министра иностранных дел графа Галеаццо Чиано: «В этом году в России умрёт от голода от 20 до 30 миллионов человек. Может быть, даже хорошо, что так произойдёт; ведь некоторые народы необходимо сокращать». «Это были не отвлечённые рассуждения; это был план»[348], – резюмирует Дюков.
Кто же прав? Попробуем свежим взглядом посмотреть на известный нам массив материалов и реконструировать ход мышления нацистских лидеров накануне агрессии в СССР.
Прежде всего обратим внимание на то, что показания генерала СС Бах-Зелевского и знаменитая цитата Геринга, который прорабатывал экономическую эксплуатацию будущих оккупированных территорий, обычно рассматриваются отдельно. Свою роль в этом играет не только разная «специализация» свидетелей, но и то, как они характеризуют своих жертв: Бах-Зелевский говорит именно о славянах с расистским оттенком, которого у Геринга нет. Однако есть и то, что объединяет два высказывания, – практически одна и та же цифра намеченных к ликвидации. Такое единомыслие руководителей разных ведомств наводит на мысль, что хотя бы обоснование названного лимита на истребление циркулировало в кругах высшего нацистского руководства.
Пролить свет на источник цифры в 30 миллионов позволяют документы министерства продовольствия и сельского хозяйства Германии, проанализированные в работах западных историков Кристиана Герлаха[349], Адама Туза[350], Алекса Дж. Кея[351], Кристиана Штрайта[352] и Карела Беркгофа[353].
В мае 1940 года, ещё до взятия Парижа, на стол Гитлера лёг тревожный доклад статс-секретаря министерства продовольствия Герберта Бакке. Чиновник сообщал, что Британия перерезала морские пути снабжения из-за океана, в связи с чем примерно 17,2 миллиона жителей Германии недополучат в этом году продуктов, к которым они привыкли. В следующем докладе Бакке заметил, что если блокада продолжится, то покрыть недостатки зерна в рейхе сможет только Советский Союз. Впрочем, он усомнился, что в данный момент в СССР существуют излишки, какие в своё время экспортировала царская Россия, – ведь с начала XIX века население этой страны значительно выросло. Рассуждая, Бакке сделал двусмысленное замечание: «Необходимые запасы могут быть изысканы только в случае сокращения потребления, возможности чего следует изучить»[354]. Из контекста записки пока неясно, имеет ли Бакке в виду сокращение потребления немцами или советскими гражданами, но очень скоро позиция статс-секретаря полностью прояснится.
10 января 1941 года в канцелярию фюрера пришёл новый доклад Бакке с сообщением, что в наступившем году зерновой дефицит составит около 12–13 миллионов тонн. Спустя три дня на встрече со статс-секретарем Управления по четырёхлетнему плану Эрихом Нойманом Бакке рекомендовал также сократить мясные рационы немцев (что и будет сделано 2 июня). Становилось очевидно: решение вопроса с продовольствием не терпит отлагательств.
