Михаил Ребров - Советские космонавты
Глаза ищут справа, слева: нет ничего. Внизу бело, только прогалины черные кое-где. Дорогу нашел, деревушку тоже, а аэродрома нет. Потом отыскал все-таки, убрал газ, пошел на посадку.
Когда вылезли из самолета, инструктор буркнул:
— Ворон ловишь, парень.
Зато после первого самостоятельного полета хлопнул Евгения по плечу и, весело подмигнув, похвалил:
— Молодец! Будешь летать.
И он летал. Летал с упоением. Любил чуть приоткрыть фонарь — тугой ветер бьет, слепит. А внизу — черные перелески, желтые пятна болот, голубая холстина реки и похожие на лоскутное одеяло посевы...
Помнится, предстоял контрольный полет. Поверяющий, бывалый летчик Герой Советского Союза Б. Глинка, бросил на курсанта вопросительный взгляд и коротко резанул:
— Один полет. Только один. Второй не дам. Плохо — еще десять с инструктором...
И все. Взревел мотор, самолет вырулил на старт, разбежался — и вот он уже скользит в небе, ныряет за горизонт. Курсанты стоят на земле, задрав головы, и смотрят вслед: «Как там?» Евгений нарочито спокойно и несколько медленно выполнял все движения и коротко рапортовал. Сели. Поверяющий молчит. Курсант ждет. Бывалый ас поглядел на мальчишеское лицо, чуть расстроенное, виноватое, но упрямое, и, повинуясь неожиданному порыву, вдруг улыбнулся:
— Мешок в заднюю кабину! Хватит тебя катать. Давай самостоятельно!
Это была высшая похвала. И он запомнил ее на всю жизнь. Каждую свободную минуту он проводил с книгой. Устроится под плоскостью на чехлах, и зашелестели страницы. Товарищи называли его «ходячая энциклопедия». Подробности всех событий, даты, имена исторических личностей — все это он знал и помнил.
В 1958 году стал подумывать об академии. Но уйти на учебу значило оставить полеты. Подал рапорт с просьбой зачислить на заочное отделение. Командование обещало содействовать. Но однажды случилось то, что резко повернуло его судьбу. Его вызвали к замполиту. Вошел. Доложил. В кабинете — посторонние. Рассматривают внимательно, откровенно...
Первый вопрос:
— Как летаете, Хрупов?
Он удивился. Зачем это? Начальство знает, как он летает. Нет, тут что-то не то, просто так с предполетной подготовки перед ночными полетами не вызывают.
— Летаю, как и все, когда в плановую таблицу включают,- попытался отшутиться.
— Летать любите?
Пожал плечами: мол, не любил бы, так не был бы в авиации. И вдруг прямой и неожиданный вопрос:
— А на ракетах летать хотели бы?
«Конечно, хочу», — было в его глазах. А вслух, совершенно неожиданно для себя, сказал:
— Хотеть-то хочу, но смогу ли?
Отборочная комиссия, которая многих не пропустила, ему дала «добро». В Звездный он прибыл в составе первой группы. Вместе с Гагариным, Титовым, Николаевым, Поповичем, Леоновым и другими стал знакомиться с новой материальной частью. Начался долгий и сложный путь учебы и тренировок.
Диплом инженера и звание космонавта — это итог многолетнего и упорного труда, награда за соленый пот.
Если бы в апреле 1961-го его спросили, готов ли он первым шагнуть в космос, он без тени сомнения ответил бы: «Готов!» Эту готовность Евгений пронес через все годы. Он вместе с Алексеем Леоновым готовился к старту «Восхода-2», был дублером.
Хрупов сделал свой шаг к звездам, когда на околоземной орбите сошлись и состыковались в единый комплекс два пилотируемых корабля «Союз-4» и «Союз-5». Два космонавта — Евгений Хрунов и Алексей Елисеев — открыли люк и через открытый космос перешли в другой корабль.
В шутку друзья назвали его космическим почтальоном. И вот почему. Корабль «Союз-4» стартовал утром 14 января. А спустя сутки, 15 января, на орбиту вышел «Союз-5». На борту корабля были свежие газеты, в которых публиковались сообщения ТАСС, репортажи с Байконура. Евгений Хрунов захватил с собой эту почту, а также корреспонденцию для Шаталова. Так и стал первым космическим почтальоном.
Но главное не это. Полет двух «Союзов» (четвертого и пятого) имел большое значение для будущего космонавтики. Был сделан еще один практический шаг на пути создания «эфирных поселений» (так их называл К. Э. Циолковский) — орбитальных комплексов рабочих площадок вне Земли.
'Человечество не останется вечно на Земле...' Памятник К. Э. Циолковскому в Калуге
И снова выступал соленый ног, снова бессонные ночи над учебниками, расчеты, консультации с учеными, поиски... И как итог всего этого — диплом Военно-политической академии имени 13. И. Ленина, которую он заочно окончил с золотой медалью, ученая степень кандидата технических наук.
И снова работа.
«АНТЕЙ»
Георгий Степанович Шонин
Летчик-космонавт СССР, Герой Советского Союза генерал-майор авиации Георгий Степанович Шонин. Родился в 1935 году в городе Роведьки Луганской области. Член КПСС. Совершил полет в космос в 1969 году.
Каждому из нас приходилось излагать свою биографию на листе бумаги. Ему тоже. И всякий раз первая строчка была одна и та же: «Я, Шонин Георгий Степанович, родился 3 августа 1935 года в городе Ровеньки Луганской области...»
А дальше задумывался. Надо писать самое главное. А где оно, это главное, где второстепенное? Несколько дат, несколько слов. Вот и все его жизнеописание. О друзьях в автобиографии не пишут, о сокровенном не рассказывают. Там лишь перечень основных дат, этапов. Коротко, сжато.
И все-таки за этими скупыми строчками скрыт человек. Есть семья, где он рос, школа, где делал первые шаги в мир знаний, авиационное училище, полк, где познавал летное искусство. Ведь все, что было видано, пережито, прочувствовано, и сделало его таким, какой он сейчас. Его глаза смотрят на мир весело и чуть изумленно. Он любит украинские песни, любит бродить по лесу, вслушиваться в его тишину...
...Его детство кончилось в 1941-м. Отец ушел на фронт в первые дни войны. Не из дома, а с далекой стройки. В коротком письме попрощался с женой и детьми. И все... Мать плакала по ночам, уткнувшись в подушку. Фашисты пришли в Балту через месяц после начала войны. Нескончаемый поток беженцев застревал на забитых дорогах. Куда податься, куда идти? Всюду огонь пожарищ, всюду стрельба, ухают взрывы. Гитлеровцы на мотоциклах врезались прямо в колонны людей, давили, хохотали, а то водили автоматными стволами, изрыгающими горячий свинец. Стоны и плач повисали над дорогой, заглушая чужую лающую брань и рокот моторов.
Те, кто начинал войну в июне сорок первого где-то у границы, видели, как много среди первых жертв было женщин и детей, и учились ненавидеть врага, который был бесчеловечен.
Дни оккупации тянулись долго: гулять, играть нельзя. В доме — не крикни, не ступи. У бабушки, которая приютила его с матерью и братишкой, поселился эсэсовец. Худющий, злой, с редкими желтыми зубами. Вечерами он приходил пьяный, ругался, угрожал.
Жора называл его гадом. Произносил это слово громко, отчетливо. Бабушка хваталась за голову: «Убьет он тебя, молчи!» — и старалась быстренько увести мальчика в другую комнату, подальше от беды. А он все время думал, как бы насолить гитлерюге. В комнате, где жил эсэсовец, на подоконнике лежали гранаты. Жора ухитрился утащить несколько штук и спрятать. Гранаты попали в надежные руки. По селу ходила молва о некоем Казанчике. Много хлопот он фашистам доставлял. Взорвался склад, горели автомашины, на площади находили убитых полицаев с запиской на груди: «Смерть гадам!» Ночами фашисты устраивали облавы. Лаяли собаки, громыхали глухие выстрелы. Искали того самого Казанчика.
...И снова гремела канонада. По ночам в небе гудели тяжелые самолеты. Гулкие взрывы, стрельба, обозы на дорогах. Это война катилась в обратную сторону, на запад... Дом, где жили Шонины» стоял на пригорке, почти самый крайний. Далеко видно в низкие окошки. Фашисты ушли, набив мешки всяким добром. Хотели спалить дом, но не успели. Стрельба вдруг стихла, и казалось, что все вымерло вокруг. Жорка садился у окна и, прижавшись лбом к холодному, запотевшему стеклу, подолгу смотрел на дорогу. Ждал: вот-вот покажутся бойцы в краснозвездных шапках с винтовками в руках. И с ними его отец. Но отец так и не пришел с фронта.
Еще не кончилась война, а в селе открыли школу. Поначалу отметки были не блестящие, все больше тройки. Мать сокрушенно качала головой: «Разве можно так?» Он давал обещания, а утром забывал о них. Мальчишки доставали где-то порох, делали самопалы и бомбы, в полузасыпанном окопе откопали станковый пулемет. Где уж тут уроки учить...
В седьмом классе Жора, как говорят, взялся за ум. Перестал лазить в чужие сады, участвовать в шумных играх в войну. Тот год, сломав привычный бег времени, стал для него началам нового пути. Мать все чаще видела его за книгами и, хотя трудновато было, деньги на покупку новых книжек давала каждый месяц.
Больше других полюбились ему истории про моряков. И родилась мечта о море. Ах как хотелось увидеть это самое море, бороздить его на красивом корабле, часами стоять на капитанском мостике и смотреть в бинокль на тающие в дымке, уходящие вдаль берега»
