Вальтер Гёрлиц - Германский Генеральный штаб. История и структура. 1657-1945
Для этой цели он использовал Кейма, вышедшего в отставку генерала, имевшего отношения с Классом и его пан-германцами и уже доказавшего свою полезность в этом отношении при Вальдерзе. Природа связи Генерального штаба с пангерманским течением требует тщательного рассмотрения. Позже мы еще вернемся к этой теме.
В 1912 году Кейм сумел вызвать к жизни Пангерманский союз (Wehrverein), представлявший интересы господствующих классов страны, особенно рейнско-вестфальской тяжелой индустрии и прусского юнкерства. В том же 1912 году было получено разрешение на формировании двух новых армейских корпусов, увеличение численности тяжелой и полевой артиллерии и авиационных отрядов. Теперь армия насчитывала сто семнадцать тысяч человек. Расходы возросли до миллиарда марок. Людендорфу этого было мало. Он настаивал на формирование трех новых корпусов в 1913–1914 годах. Начальник главного военного департамента военного министерства генерал Ванд ель высказал мнение, что назойливость Людендорфа в конечном итоге приведет к революции.
Очень важное замечание, показывающее, что легендарное всемогущество Генерального штаба, о котором столько говорилось, существовало в основном в воображении его врагов. Фактически военный министр генерал фон Гееринген был против поспешного увеличения штата личного состава из-за боязни снижения уровня обучения. Существовала серьезная оппозиция в рейхстаге и даже в самом Генеральном штабе.
Подобная враждебность имела весьма конкретные результаты. В Генеральном штабе было принято, что в военное время руководитель сектора развертывания становится основным советником начальника штаба. Людендорф мечтал об этом моменте, но в январе 1913 года его сняли с должности, как «неудобного», и отправили командовать полком в Дюссельдорф. Вопрос об увеличении численности армии замер на мертвой точке.
В этом эпизоде поражает удивительная несогласованность в действиях властей, которых, казалась бы, должна была объединить перспектива надвигающейся войны. Армия и военно-морское министерство, формулируя свои требования, действовали абсолютно разобщенно. В дальнейшем военно-морской флот даже откажется обмениваться с Генеральным штабом разведывательными данными. Можно предположить, что к настоящему моменту канцлеру уже было известно о намерении двигаться через Бельгию, но он не стремился обсудить этот жизненно важный вопрос с Мольтке-младшим. Отсутствие несогласованности наблюдалось и между штабами Двойственного и Тройственного союза, отношения участников которых были омрачены недоверием. Начиная с боснийского кризиса 1908 года австрийский начальник штаба заверял, что после победы на западе, скажем, примерно через тридцать пять или сорок дней после мобилизации, можно будет послать подкрепление на восток.
Однако Мольтке-младший не хотел связывать себя точной датой. В Риме начальник штаба генерал Поллио считался активным сторонником союза с Германией, в то время как король был энергичным противником Габсбургов. В любом случае идея принять участие в войне, в которой Англия взяла сторону Франции, была для Италии несовместима со здравым смыслом. В марте 1914 года военная миссия провела какое-то время в Берлине, занимаясь обсуждением деталей переправки итальянской армии через Альпы. Однако было ясно, что эта договоренность вступит в силу только в том случае, если Франция будет единственным врагом на западе, а Германская империя станет явной жертвой агрессии.
IV28 июня 1914 года сербские фанатики убили наследника австрийского престола. Министерство иностранных дел, похоже, понимало опасность создавшегося положения, и поначалу и в Берлине и в Вене поостереглись выражать чувства по поводу происшедшего. К сожалению, Бертольд, министр иностранных дел Австрии, убедил императора направить доверенное лицо в Берлин с тем, чтобы добиться от германского кайзера обещания решительной поддержки Австрии. Понял или нет кайзер опасность подобных обязательств, так и останется нерешенной задачей. Нам лишь известно, что внешне он действовал так, словно не существовало никакой серьезной опасности всеобщей войны, и именно в таком тоне он общался с руководителями всех видов вооруженных сил Германии. У него состоялась весьма непродолжительная беседа с военным министром Фалькенхайном, который, сообщив о беседе Мольтке-младшему, заметил, что у него не создалось впечатления о неизбежности военных действий и он не видит причин для беспокойства. Мольтке может продолжать лечение, а сам он уезжает на побережье.
Тем временем в Вене занялись составлением ультиматума в адрес Сербии, который включал требования, несовместимые с ее существованием в качестве суверенного государства. Подготовка проходила в атмосфере полной секретности, хотя германское министерство иностранных дел было в общих чертах информировано о ведущейся подготовке. Поскольку президент Французской республики Пуанкаре находился с официальным визитом в Санкт-Петербурге, было признано нецелесообразным направлять ультиматум в то время, когда он еще находился в России.
Несмотря на предпринятые предосторожности, информация просочилась во все европейские столицы. 16 июля английский посол в Вене сэр Эдвард Грей телеграфировал, что «готовится своего рода обвинительный акт в адрес сербского правительства в связи с предполагаемым соучастием в заговоре, приведшем к убийству эрцгерцога», и что «правительство Австро-Венгрии настаивает на немедленном и безоговорочном согласии и в случае неудачи применит силу». Граф Лютцов, бывший германский посол в Риме, конфиденциально сообщил Банзену, британскому послу в Берлине, что «на сей раз Австрия полна решимости следовать своим путем». Само собой, эта информация дошла до находящегося в Санкт-Петербурге Пуанкаре, и на приеме, воспользовавшись благоприятной возможностью, он резко заявил австрийскому послу, что Франция будет стоять за своих друзей. Свое мнение он выразил и на банкете в Петергофе.
Утром 24 июля, сразу после того, как Пуанкаре отправился во Францию, австрийские послы во всех столицах сообщили правительствам об ультиматуме, который в тот же вечер был предъявлен Белграду. Немедленно отреагировал Санкт-Петербург. Россия заявила, что не может оставаться в стороне и пассивно наблюдать за уничтожением Сербии. Русский министр иностранных дел Сазонов первым делом предложил провести частичную мобилизацию, направленную против Австрии, которая должна была удержать Австрию от принятия окончательного решения. Предложение отклонили из-за технических трудностей, но на следующий день имперский совет, на котором председательствовал царь, принял решение объявить о так называемом «подготовительном периоде к войне». Это означало призыв на военную службу резервистов, создание пограничных постов, запрещение отпусков и т. п. Не столь уж сильная мера, но она отозвалась в большей степени на Германии, чем на Австрии. И хотя к войне Германию привело нападение на Австрию, меры, предпринятые Россией, по крайней мере, продемонстрировали теоретическую возможность начала военных действий с нападения на Германию.
Германия, оказавшись в положении человека, сидящего между стульями, начала ощущать растущую опасность. После предупреждения настроение министерства иностранных дел несколько изменилось, в основном благодаря позиции кайзера, и Германия стала склоняться к австрийской точке зрения, что было вполне естественно. Австрия была единственным надежным союзником Германии, и, если бы Австрия не отреагировала на заговор в Сараеве (есть серьезные основания полагать, что в заговор были вовлечены некоторые члены сербского правительства), это могло бы привести к распаду Австрийской империи. В то же время германское министерство иностранных дел не было заинтересовано в раздувании мирового пожара и, естественно, хотело иметь информацию о каждом шаге, предпринимаемом австрийским правительством.
В первой половине июля Австрия честно исполняла желание Германии. Но начиная с середины июля Бертольд становится все более скрытным. За два дня до вручения ультиматума Сербии Германия еще не была ознакомлена с текстом ультиматума. Помогла исключительная настойчивость германского министра иностранных дел и поддержка австрийского посла. Причина, безусловно, крылась в следующем. 14 июля венгерский премьер-министр, который до настоящего времени был противником войны с Сербией, позволил себя убедить в ее необходимости. С этого момента Бертольд закусил удила.
После объявления ультиматума и ответных действий со стороны России положение Германии стало критическим. Германия превосходила Россию по скорости мобилизации, но если Россия, прикрывшись «подготовительным периодом к войне», тайно провела мобилизацию, Германия теряла военное преимущество. Осознавая нависшую над страной опасность, кайзер взял на себя роль примирителя, обратившись к царю с просьбой помочь предотвратить беду. Тем временем, несмотря на поразительную уступчивость Сербии, Австрия объявила войну, и, хотя царь ответил в дружеском тоне, его слова вселяли мало надежды. «Позорная война, – написал он, – была объявлена слабой стране. Возмущению в России, которое я полностью разделяю, нет предела. Я предвижу, что очень скоро под давлением, которое на меня оказывают, буду вынужден пойти на меры, которые приведут к войне».
