Буренин Николай - Николай Евгеньевич Буренин «ПАМЯТНЫЕ ГОДЫ»
Я жил в то время в гостинице “Фенниа” под своим собственным именем и по неосторожности на вопрос “Степана Голубя”, где я живу, показал ему гостиницу, не называя себя.
В тот вечер финские артисты пригласили Горького на спектакль, и мы условились встретиться в театре. Будучи спокоен, что беглец находится в надежном месте, я отправился по делам. И тут узнал, что из Петербурга сообщено в охранное отделение о побеге заключенного, указаны его приметы и высказано предположение, что он бежал в Финляндию.
Положение осложнялось. Надо было принять решительные меры и прежде всего убрать “Степана Голубя” подальше от Горького, за которым усиленно следили. Я бросился к Галлену, но никого не застал в мастерской. Одно оставалось: найти Галлена и Горького в театре Войдя в театр во время антракта, я стал искать Горького.
Каково же было мое изумление, когда в директорской ложе, где должен был находиться Алексей Максимович, я увидел сидящего на виду у всех одного “Степана Голубя”, который спокойно рассматривал публику и с аппетитом ел конфеты. Публика, заинтересованная всеми, кто был около Горького, усиленно наводила на “Степана Голубя” бинокли, но это его не смущало, даже как будто нравилось. Подождав, когда погасят свет, я бросился в ложу, утащил “Степана Голубя” в глубину, сказал ему о телеграмме из Петербурга и хотел немедленно увезти его из театра, но не тут-то было: он запротестовал, ему хотелось досмотреть пьесу до конца. Горький и М. Ф. Андреева с семьей Галлена уехали с половины спектакля, куда именно - “Степан Голубь” не знал.
Условились, что наутро я приеду в мастерскую Галлена и привезу новый адрес. Взяв с него слово, что не позже двенадцати часов ночи он будет дома, я ушел к себе в гостиницу.
Встав рано утром, я спустился в ресторан и совершенно остолбенел: посередине зала, как это принято в Финляндии, стоял стол, накрытый всевозможными закусками. Вокруг него толпились русские военные, жандармы, а между ними сновал “Степан Голубь”, спокойно набирая себе на тарелку разные разности.
Забыв о всякой предосторожности, я отвел его к столику, и что же услышал!
Спектакль затянулся, и, когда “Степан Голубь” вернулся в мастерскую Галлена, наружная дверь оказалась запертой. Очутившись в безвыходном положении, он вспомнил, что я показывал ему гостиницу “Фенниа”, и, недолго думая, отправился туда. Справился у швейцара, установил, что никакого “Виктора” (псевдоним, под которым он меня знал) у них нет, пошел наверх и стал гулять по коридорам, не зная, что предпринять. Вдруг его осенила счастливая мысль. Он решил, что я обязательно должен утром завтракать в ресторане, следовательно, весь вопрос только в том, где переночевать. Недолго думая, он открыл дверь первого попавшегося номера и, увидев, что номер не занят, преспокойно заперся на ключ, очень осторожно, “чтобы не помять”, снял покрывало и улегся, как у себя дома. Выспался он великолепно.
- Только не помылся, чтобы не запачкать умывальника. И вот видите-не ошибся: мы с вами встретились!
В это время у Галлена все были в страшной тревоге. Решили, Что их ночлежник арестован, и прислали ко мне человека, чтобы меня предупредить.
Пришлось, конечно, принять самые энергичные меры, чтобы спрятать “Степана Голубя”. Альпо Сайло взял его к себе, укрыл, применив к экспансивному молодому человеку режим, как к арестованному.
Только через несколько дней удалось достать нужный паспорт и спровадить подобру-поздорову беспокойного путиловца.
“Наташа”
(Федосья Ильинична Драбкина)
Среди наших товарищей, активных работников Боевой технической группы, была молодая женщина-мать с трехлетней девочкой. Мало кто знал ее настоящее имя. У нее была партийная кличка “Наташа”, а девочку звали Лизкой.
“Наташа”, очень молодая, очень хорошенькая, всегда веселая и приветливая, привлекала к себе общее внимание и расположение. Была она беззаветно смелым товарищем. Все знали, что, если возникало какое-нибудь серьезное, связанное с большой опасностью и риском поручение, “Наташа” готова его выполнить.
Появлялась она всегда везде и всюду со своей Лизкой. Маленькая стриженая головка, какие-то смешные вихры на ней, черные большие глаза и, главное, такая же, как у матери, улыбка, только еще более светлая и ясная, делали эту девочку всеобщей любимицей.
“Наташа” жила на скудные средства, одевалась очень скромно. Но часто, когда ей надо было куда-нибудь ехать по партийному заданию, ее наряжали в богатое платье, ей покупали модные шляпы. “Наташа” пленяла всех, попадавшихся на ее пути, особенно тех, кого надо было пленить.
Ф. И. Драбкина. Фото 1908 года
Однажды она была направлена из Петербурга в Гельсингфорс с опасным поручением - получить там и привезти запалы для бомб. Запалы и шнуры привозились к нам в Гельсингфорс из Парижа, и мы очень осторожно относились к их пересылке, пользуясь только самыми верными средствами и адресами. Я посвятил в нашу тайну Вальтера Шеберга и попросил позволения приехать к нему на квартиру, чтобы там передать опасный пакет товарищу из Петербурга. К удивлению Вальтера Шеберга, этим товарищем оказалась шикарная молодая дама, да еще с девочкой. Дама обратилась к нему с просьбой указать, где бы она могла переодеться. Он пригласил “Наташу” к себе в спальню, и за ширмами она стала надевать на себя особый корсет, состоящий из маленьких ячеек, в каждой из которых, как в сотах, помещалось по одному запалу. Этот корсет надо было сшить самим, и мы воспользовались простыней Вальтера Шеберга. Не обошлось без курьеза. Когда корсет был готов, мы увидели как раз впереди, на видном месте, большие буквы - метку с инициалами Вальтера Шеберга. Надо же было случиться такой беде! Ведь это прямая улика! Пришлось распарывать и шить снова.
Во время переодевания мы услышали странный звук. Я заглянул в комнату и увидел Лизку, которая сидела на полу и играла… выпавшим запалом, бросая его вверх и стараясь поймать. Помню, как во мне всё захолодело от ужаса.
Не успели мы прийти в себя, как в передней раздался звонок. Шеберг пошел открывать и быстро вернулся, страшно взволнованный:
- Полицейские! Я приглашу их в столовую… Запру дверь в переднюю… Отправь даму из квартиры… Знаешь Трофимова?.. Всё приведи в порядок… Сам выйди к нам…
Все эти отрывистые приказания, сказанные шепотом, воспринимались мною, как электрические токи. С каждой фразой моментально, в какие-то секунды, вырабатывался план, и, когда я вбежал к “Наташе”, я уже знал, что делать.
Легко сказать - вывести полуодетую даму из квартиры, где-то скрыть ее, дать возможность докончить туалет, уничтожить все следы преступления, и всё это в какие-то минуты, не производя никакого шума!
Слова, брошенные Шебергом, напомнили мне, что во дворе дома жил русский рабочий-печатник Трофимов, сочувствующий нам. Я объяснил “Наташе”, как к нему пройти, и она, накинув на себя что попало, захватив всё нужное, выскользнула в дверь. Убедившись, что всё в порядке, я вышел к полицейским и застал их в мирной беседе с Шебергом, угощавшим их сигарами. Меня он представил как близкого друга Горького, к которому финны чувствовали в то время большое уважение, развел, что называется, “турусы на колесах” и так “заговорил” жандармов, что обыск ограничился беглым обходом квартиры. Даже ни в один шкаф не заглянули. Оказалось, что они искали “подозрительную даму”, о которой имелись сведения из охранного отделения. Была ли это “Наташа”, нам так и не удалось выяснить, но, конечно, следовало немедленно отправить ее из Гельсингфорса.
Я обратился к одному финскому магистру, очень красивому молодому человеку, и, не объяснив ему сути дела, попросил оказать мне услугу - проводить одну интересную молодую даму, едущую со своей девочкой в Петербург. А кстати, передать ей роскошный букет красных роз. Ничего не подозревавший магистр охотно согласился.
Вечером я провожал их издали, спрятавшись в толпе. Никогда не забуду, как блестяще выглядела молодая пара, как очаровательна была группа, стоявшая в дверях вагона. Букет произвел на “Наташу” впечатление, она не ожидала такого подарка, глаза ее ярко блестели, когда она прощалась с молодым магистром. Но… “Наташа” одного не заметила: в соседнее купе вошел жандармский полковник. Почему он сел? Простое ли это совпадение?
Целую ночь не спали мы с Шебергом и весь следующий день мучались, не получая известий. Наконец пришла телеграмма, что всё благополучно.
При свидании “Наташа” рассказала, как усиленно ухаживал за ней жандармский полковник. Выходя из вагона, он бережно поддержал Лизку и помог ей выйти. Жандармский полковник и не подозревал, что оказывает услугу большевикам в перевозке оружия из Гельсингфорса в Петербург,
Я мог бы привести бесчисленное количество эпизодов из деятельности нашей бесстрашной, самоотверженной “Наташи”.
