Мария Дубнова - В тени старой шелковицы
Крепко целую вас, мои дорогие!
От души желаю, чтобы мы скорей в дружной семейной обстановке зажили зажиточной жизнью.
18 апреля 1951 года
Сегодня получил твое, Олечка, письмо от 15 апреля и основательно огорчился. Такого странного и грустного письма, я, откровенно говоря, никогда не получал от Олечки. Совершенно непонятно! Когда у меня были более тяжелые времена, Олечка, твои письма вносили бодрость и уверенность во мне, а теперь, когда остались только считаные дни до окончания нашей разлуки, ты написала письмо в таком грустном духе, что я просто ничего не понимаю.
1. Вот из-за этого твоего письма я всю ночь не сплю и думаю, что же, собственно, произошло у меня дома. Странно, почему не пишет Боренька? Может быть, дорогой Боренька заболел, тогда надо от папы ничего не скрывать и написать, чем болен Боренька и какие меры по его лечению приняты.
2. Если что-нибудь имеется неприятное по моему делу, то я тысячи раз категорически запретил скрывать от меня что-нибудь. У меня нервы достаточно крепкие, и если преследование меня со стороны героев из Липецкой прокуратуры будет продолжаться, то я устрою такой всесоюзный скандал, равного которому не знала революция.
3. Если ты, Олечка, просто устала, то, во-первых, я тебе просто запрещаю задерживаться и переутомляться на работе. Во-первых, ты не спецставку получаешь, во-вторых, у тебя дома маленькие дети, к тому же временно без отца, и, в-третьих, надо тебе помнить и о своем здоровье, которое еще очень нужно мне и нашим детям.
22 апреля 1951 года
У меня блеснула такая идея: по имеющимся у меня черновикам я могу переписать копию моей жалобы от 4.12.50 г. на имя Прокурора РСФСР и имею возможность выслать ее вам. Если в этом есть надобность, напишите мне, и я немедленно вышлю ее. Больше писать жалобы в данный момент не считаю целесообразным по причинам моей оторванности и незнания копии протеста, определения Верхсуда РСФСР и существа возражений адвоката Флатте. Жду более частых писем.
Здравствуйте, мои дорогие Боренька и Микунчик!
Прежде всего, поздравляю вас, мои дорогие сыночки, с праздником еврейской Пасхи. Напишите мне, мои дорогие, кушали ли вы мацу, кнейдлах и что вкусного приготовила к празднику наша дорогая бабушка. Как и где вы провели праздник? На будущий год мы, мои дорогие сыночки, проведем праздник с нашей дорогой мамашей и со всей нашей семьей по всем правилам.
25 апреля 1951 года
Очень рад, Олечка, что ты будешь иметь возможность отдохнуть хоть 12 дней. Я представляю себе, как ты устала и сколько ты перестрадала за это время. Имеется, однако, мудрая еврейская поговорка: «Сеющие в слезах обязательно пожнут в радостях и песнях». Наши тяжелые времена проходят, я скоро вернусь домой, и заживем счастливой, семейной жизнью.
Большое спасибо тебе, мой дорогой Микунчик, что ты своей рукой написал мне «Целую тебя, папочка. Мика Хоц». Ты написал еще один рисунок – вагончик или паровозик. Чувствуется, что ты у меня старый паровозник – выдвиженец Коломенского паровозного завода.
2 мая 1951 года
Здравствуйте, мои дорогие сыночки Боренька и Микунчик! Как вы поживаете, мои дорогие? Как и где вы провели первомайский праздник? Жду от вас, и в первую очередь от Бореньки, подробного письма, где и как вы, мои дорогие сыночки, провели праздник. Я провел праздник весело. Вчера почти целый день сидел у радио, слушал замечательные московские передачи (парад, демонстрацию и отличный концерт), и я был мысленно с Вами.
Кроме того, я играл вчера сразу с семью шахматистами на семи досках, причем каждому из моих соперников дал вперед по коню. И несмотря на это, выиграл шесть партий и только одну проиграл.
10 мая 1951 года
Вчера – 9 мая – день победы над Германией – я слушал вечером богатый и замечательный концерт по радио краснознаменного ансамбля Советской армии, который транслировался из Колонного зала Дома союзов, а в 10 часов вечера я слушал московский салют в честь Дня Победы. Благодарю тебя, Боренька, за твои умные слова о том, что когда я приеду, мы с тобой и с Микой и с мамой поедем вместе на демонстрацию 7 Ноября.
14 мая 1951 года
Усиленно готовлюсь к поездке домой. Уже постирал все белье. Это у нас трудная проблема, так как наша колония – это мужской монастырь. Одни мужчины и ни одной женщины, так что больших трудов стоит найти мужчину-прачку.
Дорогой мой и ненаглядный братец Фима!
Ты даже не представляешь себе, с какой радостью и волнением я читаю и перечитываю твое письмо. Порядок здесь такой: в конце мая меня сфотографируют (для нового паспорта). 4-го (иногда в 12 часов дня, а иногда в 5—6 ч. вечера)[28] выпускают на волю, за паспортом надо пойти в милицию. Если выпустят рано, то в тот же день я выеду домой. Если же выпустят (как это часто бывает) в 5—6 ч. вечера, то паспорт я получу в 12 часов дня 5.06. Ждите моей срочной телеграммы. Подготовку я веду усиленную. Отдыхать я не собираюсь, так как я совершенно выздоровел, и надо скорей включиться в помощь моей многострадальной семье.
19 мая 1951 года
До моего возвращения осталось 18 дней. Я сегодня подал заявление, и по закону мне должны предоставить бесплатный билет до места возвращения, т. е. до ст. Сходня, в жестком вагоне. Плацкарту придется купить за свой счет. Надеюсь, что Мирра со мной доедет до Грязей, а там я пошлю телеграмму о дате выезда, и Фима сможет меня встретить на Казанском вокзале. Ничего страшного, если никто не встретит. Авось я как-нибудь до Сходни доберусь. Еду домой с отличным настроением.
20 мая 1951 года
Очень вам благодарен за витаминную посылку. Как раз вчера – в день моих именин – я получил ее и отметил день рождения. Все просто прекрасно: пирог, лимон, сливки, конфеты, – все очень вкусно и, откровенно говоря, все подоспело кстати. Теперь я распределил продукты равномерно до конца моего срока.
За меня совершенно не беспокойтесь. Я совершенно здоров. Чувствую себя отлично. С каждым днем настроение все улучшается. Время хотя и тянется довольно долго, но зато «langsam, aber sicher»[29], медленно, но верно. Конечно, неделю-другую я дома отдохну, но не больше, потому что в этом нет надобности. Последний месяц, после того как кровяное давление стабилизировалось на уровне 150, а всякие головокружения и сердечные боли совершенно прекратились, является для меня настоящим отдыхом, и я чувствую себя совершенно выздоровевшим человеком. Мои донбассовцы-врачи уже посмеиваются: «Оказывается, гипертония излечима». Они, между прочим, применяли ко мне одно время метод сонной терапии, и иногда я спал (из-за рецептов) по 15—16 часов в сутки. Сейчас я принимаю ежедневно только иодистый калий и, еще раз повторяю, моей гипертонии и сердечной болезни и след простыл. Играю в шахматы. Много читаю. В данный момент читаю Островского «Рожденные бурей». Вчера слушал замечательный концерт по радио из Москвы. Особенно мне понравилась песенка «Эх, Самара-городок» и хоровая «Москва – Пекин».
20 мая 1951 года
Здравствуйте, мои дорогие сыночки Боренька и Микунчик!
Шлю вам, мои дорогие, привет и горячие поцелуи. Скоро, скоро, мои дорогие, приеду домой, и больше никогда не разлучимся. Наша дорогая мамочка писала мне, что бабушка сшила вам новые ковбойки – подарок Павы.
Учти, дорогой Боренька, что в этом году у тебя прибавится еще один урок – я буду обучать тебя еврейскому языку, и мы будем читать с тобой книги знаменитого еврейского писателя Шолом-Алейхема.
21 мая 1951 года
Здравствуйте, мои дорогие сыночки Боренька и Микунчик!
Очень рад за тебя, Боренька, что ты успешно заканчиваешь учебу во 2 классе и с отличными отметками переходишь в третий класс. Большое спасибо тебе, мой миленький Микунчик, что и ты, Малыш, ведешь счет дням, когда же, наконец, твой папка Соломон вернется домой. Имейте терпенье, мои дорогие сыночки, скоро, скоро я вернусь домой, и мы больше никогда не будем разлучаться и заживем все вместе счастливой семейной жизнью.
А почему же ты, мой дорогой Микунчик, не посылаешь мне своего рисунка – паровозик и много-много вагончиков?
24 мая 1951 года
Вчера вечером я получил твое, Олечка, письмо от 19 мая и Боренькино письмо от 20 мая. Благодарю вас, дорогие, за хорошие письма. От всей души я доволен за нашего славного дорогого Бореньку и за его первые успехи и переход в третий класс с отличными отметками. Постараюсь по приезде домой отметить его успехи какой-нибудь хорошей отцовской премией. Но вот в одном, Олечка, ты не права: почему ты заранее делаешь выводы о том, что наш Микунчик – «это ветер», и с ним будет не так «торжественно»? Разве сейчас ты имеешь право делать такие опрометчивые выводы? Какие ты на это имеешь основания? Абсолютно никаких. Парнишка он способный, соображает неплохо, а то, что он пока не проявляет особого энтузиазма к учебе – это вовсе не показательно. С нашего дорогого Микунчика достаточно того, что он целых два года провел без отцовской заботы. Я не сомневаюсь в том, что наши дорогие Боренька и Микунчик станут со временем с нашей помощью выдающимися инженерами-конструкторами и лауреатами Сталинских премий. Желаю им обоим больших успехов в учебе.
