Адольф Эрман - Государство, армия и общество Древнего Египта
Правда, даже самый прилежный ученик не мог получить положение, власть и богатство, если его начальник («его господин», как говорили египтяне) не изволил милостиво дать их ему. Поэтому писец должен был прежде всего стараться хорошо выглядеть в глазах своего начальника и для этого поступал по правилу, которое было в ходу во все времена: «Сгибай спину перед своим старшим», – учил древний мудрец Птаххотеп, и египетские чиновники добросовестно следовали этому правилу. Покорность и смирение перед вышестоящими начальниками стала у писцов второй натурой, и это отразилось даже в стиле официальных писем. Начальник пишет своим подчиненным коротко и без лишних слов: «Когда получишь мое письмо, сделай то или это», и редко случается, чтобы он не прибавил к этому наставления и угрозы; а подчиненный униженно склоняется перед ним. Подчиненный не смеет лично говорить с начальником и осмеливается писать лишь для того, чтобы «порадовать сердце своего господина, чтобы его господин знал, что он выполнил все данные ему поручения, чтобы его господин не имел оснований упрекнуть его». Писать в подобном стиле были обязаны все без исключения: писец Эннана писал так «своему господину Кагабу, писцу дома серебра», и в таких же выражениях он заверял о своем почтении «Паремхеба, начальника дома серебра». Кроме этой официальной переписки, младший по чину часто присылал старшему выражения своих личных покорности и любви; один благодарный молодой подчиненный отправил своему начальнику такие строки:
Я – как конь, бьющий землю копытом;Мое сердце не спит днем,А мои глаза – ночью,Ибо я желаю служить моему господину,Как раб, который служит хозяину.
А «служить своему господину» в том деле, которое выполнял этот человек, он, несомненно, мог бы и без бессонных ночей; подчиненный представил себе, как бы он строил начальнику загородный особняк, и описал ему это воображаемое здание в стихотворении из двадцати четырех строк. Обязанностью начальника было защищать права подчиненного от нарушения со стороны других лиц, и есть пример, когда писец, несправедливо обиженный одним своим собратом по профессии, жаловался своему господину, что живет так, словно не имеет старшего, и беззащитен совершенно так же, как вдова.
Много мелких неприятностей приходилось испытывать чиновнику на его службе. Один чиновник, веря в то, что его господин был «царским слугой, стоящим ниже ног царя», то есть жил при дворе фараона, осмелился немного отступить от указаний, которые получил относительно поля, расположенного в далекой провинции. Но сам его господин, услышав об этом, прислал виновному письмо-выговор: «Один из моих слуг (господин поступил мудро – не назвал имя обвинителя) пришел и сказал мне, что ты поступаешь нечестно с той частью моего поля, которая находится в округе Та…эт-Ра. Как мне понимать то, что ты таким образом нарушаешь мои указания?»[121] Этому слуге повезло, что он так легко отделался: часто бывало, что виновному чиновнику «приносили царский приказ», то есть выговор ему делали центральные власти. К примеру, однажды случилось, что один из высокопоставленных чиновников казначейства недостаточно подробно осмотрел каких-то людей (я не совсем смог понять, кто обозначен словом «тектана»), которые пришли в Египет из оазиса; он позволил им уйти, а потом должен был послать в оазис одного из своих писцов. Такое упущение считалось большим преступлением, чиновникам царского казначейства казалось невероятным, что дело обстояло именно так, и они надеялись, что боги Ра и Птах услышат более удовлетворительный отчет. И все-таки князь написал: «Если бы ты дал лазутчикам-тектана уйти, куда бы ты повернул? В какой бы дом ты бежал? Он обрушился бы тебе на голову подобно песчаной буре». Чиновнику был дан – с прибавлением угроз – совет привести это дело в порядок, и сразу же после того, как «это письмо фараона» было получено одним из его писцов, этот чиновник послал в оазис своего самого быстрого курьера и приказал ему под страхом смерти привести обратно одного из тектана.
Писец должен был бояться не только суровости тех, кто стоял выше него, но и неприятностей от своих сослуживцев и товарищей. Каждый высший чиновник ревниво следил, чтобы никто не смел вмешиваться в его дела и чтобы низшие чиновники сдавали свои отчеты и работу зависимых крестьян ему, а не кому-либо из его сослуживцев. Он всегда был склонен рассматривать мелкие нарушения своих прав как преступные отступления от хороших старинных обычаев и докладывать об этих нарушениях вышестоящим властям, если же он не мог этого сделать, то досаждал своему сопернику всем, чем только мог.
Другим несчастьем, которое всегда могло выпасть на долю чиновника, было направление в плохое место. В Египте были такие места, и те, кто должен был жить в болотах дельты, имели достаточно оснований жаловаться. До нас дошло письмо, написанное одним из таких несчастных писцов своему начальнику; он жил в городе Кенкен-тауэ, известном нам только из этого текста, – и, по его словам, город этот был плох во всех отношениях.
Если он хотел построить что-нибудь, то «не было никого, чтобы формовать кирпичи, и поблизости не было соломы». Что ему было делать в таких обстоятельствах? «Я провожу время, разглядывая то, что находится в небе (то есть птиц), – жалуется он. – Я ловлю рыбу, мои глаза наблюдают за дорогой… Я лежу под пальмами, плоды которых невозможно есть. Где их финики? Они не дают ни одного!» Остальная еда тоже была плоха; из напитков лучшим, что можно достать, было пиво из Кеде. Правда, мух и собак в Кенкен-тауэ имелось в изобилии. По словам этого писца, там было 500 собак, из них 300 волкодавов и 200 других; каждый день они подходили к двери его дома и шли с ним рядом во время прогулок. Такое количество собак было для него слишком большим, хотя двух он любил так, что, за отсутствием другой темы, полностью описал их в своем письме. Одна из собак была маленьким волкодавом, принадлежавшим одному из его сослуживцев; этот пес бежал впереди писца и лаял, когда он выходил на прогулку. Другим любимцем писца был рыжий пес той же породы с необычно длинным хвостом, рыскавший по ночам вокруг конюшен и хлевов. Кроме этого, писец мог сообщить мало новостей из Кенкен-тауэ – только описание болезни одного из сослуживцев. У больного судорога сводит все мышцы лица. «Его глаза страдают от болезни уашатете. Червь грызет его зубы». Возможно, это были последствия плохого климата.
Другой писец, уроженец Мемфиса, пишет о том, как сильно он страдает от скуки и тоски по дому там, где служит теперь. Его сердце покидает тело и спешит вверх по течению Нила к родному дому. Писец пишет: «Я сижу неподвижно, а мое сердце рвется прочь, чтобы узнать, как идут дела в Мемфисе. Я не могу делать никакой работы: так бьется мое сердце. Явись ко мне, Птах, и отведи меня в Мемфис или позволь мне хотя бы увидеть его издали». По праву считался счастливым тот, кому удавалось обойтись без такого неприятного жизненного опыта – кто оставался дома или был направлен служить рядом со своим отцом; такого счастливца поздравляли все друзья. Например, Серамун, начальник наемников и иноземцев, писал Пахрипедту, начальнику наемников, который был послан в то место Сирийской пустыни, где уже находился на службе его отец: «Я получил известие, о котором ты мне написал. Ты писал мне так: «Фараон, мой добрый господин, показал мне, что доволен мной: он назначил меня командовать наемниками в этом оазисе». По милости Ра, ты теперь находишься там же, где твой отец. Ура, ура! Я был рад сверх меры, когда читал твое письмо. Пусть Ра-Хармахиту будет угодно, чтобы ты долго пробыл там же, где твой отец. Пусть фараон делает тебе то, что согласно с твоими желаниями. Да станешь ты еще могущественней. Прошу тебя, пиши мне, присылай письма с письмоносцем, который приходит сюда от тебя, и рассказывай, как идут дела у тебя и твоего отца». Поистине счастлив был тот чиновник, к которому фараон так хорошо относился, который «получал награды от царя и был любим царем, правившим в его время». О нем поэт справедливо сказал:
Ты жив, ты счастлив, ты здоров,Ты живешь без бедности и без страданий,Ты так же прочен, как время:Твои цели прочны, твоя жизнь долга.Твои слова прекрасны,Твой глаз видит то, что хорошо,Ты слышишь то, что приятно,Ты видишь хорошие вещи, ты слышишь приятные вещи,Ты стоишь крепко, а твой враг падает,Тот, кто говорил против тебя, уже не существует.
Такая удача не доставалась людям случайно, а была даром великого бога Амона-Ра. Кагабу, писец «дома серебра», верил в него, когда, жадно желая повышения по службе, писал: «Ты увидишь, что Амон исполняет твое желание в час милости. Тебя хвалят в кругу князей, ты прочно стоишь во дворце истины. Амон-Ра! Твой великий Нил заливает даже горы, он господин рыбы, он богат птицами, он утоляет желания всех сирот; поэтому помести князей на княжеские места, а писца Кагабу помести перед Тотом, твоим (писцом) истины».
