Переписка. 1931–1970 - Михаил Александрович Лифшиц
«…Другими словами, попытки возвратить поэзии утерянное органическое общественное содержание выливались в одностороннюю, нарочитую форму: политические стихи, где непосредственно политическая тема выражалась рассудочно, оторванная от всего богатства жизни, – упрощали тему, становились иллюстративными и теряли, вследствие этого, и поэтическую силу и политическую остроту» (Там же, с. 109–110).
Усиевич оболгала историю литературы. Пушкин писал «Для берегов отчизны дальней», но и «Деревню», и «Вольность», Лермонтов не только «Ветку Палестины», но и «Смерть поэта». И то и другое гениально, но относится к разным жанрам лирики. «Деревня», «Вольность», «Смерть поэта» – это и есть образцы политической лирики. В современной же советской литературе Е. Усиевич поддерживает явления, выражающие разбитое буржуазное сопротивление социализму. Поэтому для нее Андрей Платонов, автор «Впрока», является самым талантливым советским писателем: «Наиболее талантливым среди писателей, не удовлетворяющихся одними лишь гуманистическими обобщениями, а ищущих жизненных, конкретных и трудных, часто трагических форм развития, является у нас Андрей Платонов» («Литературный] Критик», № 9-10 за 1938 г., с. 171).
«Литературный] Критик» сделал Платонова своим знаменем. Его противопоставляют другим писателям. На него указывают, как на образец. В. Александров в статье «Частная жизнь» предлагает Пастернаку лечиться… Платоновым («Литературный] Критик», 1937, кн. 3). Даже рассказы Платонова, забракованные другими журналами, печатались в «Литературном] Критике».
Платонов стал публицистом и критиком группки. На страницах «Литературного] Критика» он доказывает, что вся русская литература после Пушкина – сплошной упадок, а Горький вобрал внутрь себя… кусочек фашизма: «Русская литература вынуждена была (после Пушкина) пойти на некоторое обеднение». Гоголь в «Мертвых душах» и «Ревизоре» – это «приблизительная имитация» Пушкина (с. 72). «Сам Пушкин явился ведь не от изобилия, не от избытка сил народа, а от его нужды, из крайней необходимости, почти как самозащита или как жертва» (с. 68). «Горький всегда был на передовой линии фронта борьбы за будущую пролетарскую участь, он одним из первых принимал на себя все атаки буржуазного, а затем фашистского противника. И, естественно, что сознание Горького как бы «искажалось», потому что в бою и победитель получает раны. Здесь же бой происходил внутри человека, так как нужно было уничтожить врага в самом духе и разуме, а для этого надо подпустить его чрезвычайно близко – в самого себя» (с. 80, статья «Пушкин и Горький» – «Литературный] Критик», № 6 за 1937 г.). Дальнейшие комментарии излишни!
Сборник подобных статей Платонова, редактировавшийся Е. Усиевич, был изъят как антисоветская книга.
Выводы
Группка «Литературного] Критика» выродилась в кучку людей, представляющих современную ревизию марксизма-ленинизма, представляющих буржуазно-либеральное сопротивление марксизму-ленинизму в литературе. Как водится, группка «Литературного] Критика» особое внимание обращает на молодежь. Она группирует аспирантуру по типу так называемых «школок». Ее влияние заметно в педвузе, особенно сильно ее разлагающее влияние в Институте истории, философии и литературы им. Чернышевского.
По всем правилам групповой тактики группка эта покрывает ошибки друг друга, согласовывает между собой свои статьи и выступления, третирует всех инакомыслящих как «немарксистов». В течение ряда лет, кто бы ни стоял у руководства Союза писателей, группка эта играет в своеобразную «оппозицию» и разжигает рознь между писателями и критиками.
По системе своих взглядов, по методам своей работы группка «Литературного Критика» является антипартийной группировкой в литературе.
Необходимо отнять «Литературный] Критик» и «Литературное] Обозрение» из рук группы и сделать их органами Союза советских писателей, целиком и полностью изменив редколлегии этих журналов.
Необходимо разоблачить взгляды группки «Литературного] Критика», чтобы прекратить разлагающее влияние ее на литературу и учащуюся молодежь.
Необходимо, чтобы «Правда» выступила с осуждением линии «Литературного] Критика».
С коммунистическим приветом,
А. Фадеев
В. Кирпотин
АП РФ. Ф. 3. Оп. 34. Д. 209. Л. 51–69.
IV. 1949 г.
Об идейно-теоретических взглядах профессора Лукача в области литературы и искусства416.
В Венгрии считают Д. Лукача наиболее видным и наиболее авторитетным теоретиком в области искусства и литературы в стране, стоящим на позициях марксизма-ленинизма. Это происходит благодаря недостаточному знанию действительных взглядов Лукача, а также потому, что его эклектическая абстрактно-схоластическая теория импонирует буржуазной и мелкобуржуазной интеллигенции.
Расплывчатость в формулировках, «об'ективизм», беспартийность, плохо скрытая нелюбовь к русской художественной классике и советскому искусству – эти характерные для воззрений Лукача особенности не могут не способствовать усилению его популярности в известных кругах.
Несомненно, однако, что главной причиной его популярности является поддержка его со стороны венгерских коммунистов. При этом следует заметить, что Лукач, хорошо зная марксистскую терминологию, по каждому поводу и без повода упоминает слово «диалектика», «громит» «вульгарный марксизм», дабы не быть самому зачисленным в метафизики и вульгарные социологи.
Предисловие Лукача к сборнику Маркса и Энгельса «Ис-417 кусство и литература» может служить наглядным примером абстрактного теоретизирования, схоластических рассуждений на темы об искусстве вообще. Это предисловие содержит ряд грубейших извращений марксистской теории в духе буржуазного декаданса и идеалистического понимания исторического процесса. Далее обращает на себя внимание, что Лукач ставит Гофмана и Бальзака на одну доску и утверждает, будто «произведения Гофмана принадлежат к высоко оцениваемым Марксом произведениям». Далее Лукач пишет: «Фантастические новеллы Гофмана… являются вершинами реалистической литературы».
Сказанное Лукачем о Гофмане является грубейшей фальсификацией истины.
Маркс и Энгельс ничего подобного о Гофмане не говорили418 То, что приписывается Лукачем Марксу, играет на руку только врагам марксизма, врагам прогрессивной реалистической литературы. Чтобы убедиться в этом, приведем оценку Гофмана А.А. Ждановым: «И у акмеистов419, и у «Серапионовых братьев»420 общим родоначальником являлся Гофман, один из основоположников аристократическо-салонного декадентства и мистицизма» (Доклад о журналах «Звезда» и «Ленинград», стр.15)421.
Лукач же превозносит Гофмана в качестве вершины реализма!
Не видеть различия между реализмом, декадентством и мистицизмом может только старый гегельянец, из оболочки которого Лукач не смог освободиться до сих пор. Изображение же Маркса в качестве защитника основоположника декаданса и мистицизма в литературе может быть на руку только врагам прогрессивной науки и литературы.
Относительную самостоятельность развития надстроек Лукач толкует фактически как абсолютную, извращая известные высказывания классиков марксизма-ленинизма по этому вопросу. «Отнюдь не необходимо, чтобы какое-либо общество, стоящее экономически на более высокой ступени развития, – подчеркивает Лукач в своем предисловии, – имело более развитые литературу, искусство, философию и т. д., чем менее развитое»422. В контексте рассуждения Лукача имеют такой смысл, что сводятся на нет основные положения исторического материализма и отрицается превосходство советской социалистической культуры над западноевропейской империалистической культурой. Именно так и поняли его венгерские космополиты, уцепившиеся за это положение.
Лукач
