Орест Мальцев - Венгерские рассказы
На углу Эржебет и Вешелени когда-то был магазин модной обуви. Теперь его хозяин, долговязый Сентивани, на том же углу, на тротуаре, торгует шнурками для ботинок. Он говорит, что не может больше сидеть без дела, к тому же есть приказ русского коменданта: кто занят торговлей, того ни на какую другую работу не пошлют.
На Эржебет-кэрут, оказывается, открылась масса магазинов. В витринах вывешены большие листы картона или бумаги со списками товаров. В одном месте под нарисованной куклой крупно написано: «Kis baba bazár». Маленький кукольный базар! Не правда ли, странно видеть сейчас кукол? У владельца базара, толстяка Самуэля, улыбка до ушей. Он счастлив: вся его продукция уцелела.
Зашел я также и в книжную лавку очаровательной Лили Вассель. Она торгует в дверях, разложив товар на сколоченных из досок полочках. Я купил «Письма с моей мельницы». Альфонса Додэ и «Труженики моря» Виктора Гюго. Я не читал этих книг.
А сколько на улицах бижутерии! На табуретках и в простенках окон, дверей, и прямо на земле, и в раскрытых чемоданах. На картонных полочках, обтянутых бархатом, — брошки, булавки, серьги, брелоки, портсигары, мундштуки; а на веревке, привязанной одним концом к водосточной трубе, а другим к раме окна, висят «жемчужные» ожерелья и галстуки.
Я, собственно, и сам не знаю: зачем мне ожерелье и вообще все то, что я купил? Ну, свечи понадобятся! Книги, может быть, когда-нибудь прочту. А вот к чему тетради, карандаши, кукла, английские булавки, ожерелье? Мне кажется, что все это я купил только ради того удовольствия, которое доставляет самый процесс покупки. Ведь так давно ничего не продавалось — деньги стали казаться совсем ненужными, а тут вот я могу что-то купить. Сегодня я купил эту чепуху, а завтра, возможно, появится в продаже хлеб, мясо, дальше — больше, и все наладится.
Эти мысли, воздух, солнце, тепло, движение, вся атмосфера уличной предприимчивости вошли в мою плоть и покорили меня, пробудили во мне бодрость и желание тоже что-нибудь сделать. Я пошел к нашей пустующей лавке и кое-что привел там в порядок, потом, вернувшись домой, сразу же стал писать вам это письмо. Сейчас спешу его закончить, чтобы успеть в театр.
Впервые за эти годы идет сегодня опера Эркеля Ференца «Банк Бан» по пьесе Катона. В ней, помните, показывается, как в XII веке венгры под предводительством вождя олигархов князя Банк Бан боролись с немцами за свою свободу, как Банк Бан убил жену короля, немецкую принцессу Гертруду, а народ покончил с ее братьями, с ее свитой и со всеми другими немцами, которые находились тогда в стране. Эта опера и раньше всегда ставилась в дни национальных праздников и в революционное время. Как же не пойти ее посмотреть?
Приезжайте скорее, мой дорогой друг! Я надеюсь, что это мое письмо рассеет все ваши сомнения относительно условий жизни в Будапеште. Жизнь здесь определенно налаживается. Приезжайте. Пора и нам начинать свое дело, пора!
С истинно венгерским приветом,
ваш друг и компаньон
Д о м б а и Б э л а.
15 марта 1945 г.
ПИСЬМО ТРЕТЬЕМой дорогой друг и компаньон Иожеф!
Я вас жду. Одному мне трудно что-либо предпринять в нашем деле. Я уже окреп настолько, что мне иногда просто хочется поработать. Вчера, например, всем домом вывозили в парк мусор и кирпичи с улицы на огромной низкой телеге, на которой раньше возили мебель; каждый чуть-чуть толкал, и она катилась. После этого комендант майор Фролов дал нам всем обеденные талоны в столовую на пять дней.
Он строго следит за тем, чтобы на всех улицах в его районе была чистота. Удивительно! Русские больше заботятся о нашем городе, чем мы сами. На Эржебет, Ракоци и на Андраши уже приятно прогуляться после обеда. В довольно чистеньких ресторанчиках можно посидеть, съесть сдобную булочку с ломтиком колбасы и выпить чашку черного кофе. Чтобы не вызвать подозрения у полиции, которая может найти для меня более полезное занятие, я провожу некоторое время в нашей лавке, а затем, будто бы в поисках старинных вещей, хожу по городу и с удовольствием наблюдаю, что делают другие.
Вчера я виделся с Табори, сыном хозяина пекарни. Этот щеголь теперь ходит по пекарне, обсыпанный мукой, в белых трусах и в туфлях из рогожи на босу ногу. За вечное перо «наполеон» он незаметно для других пекарей сунул мне в карман пальто одну французскую булку. Только одну!
Побывал я и на колбасном заводике мадам Шмит. Справлялся о ее здоровье, хотя она толста, как свиная туша. Когда я был у нее, явился комендант Фролов. Ох, и ругал же он мадам Шмит за то, что во дворе ее завода грязно, кости не убираются! Туша обиделась. Говорит мне потом: «Какое ему дело до моего частного предприятия!» Я ей посочувствовал, но увы — без последствий. Хитрая бестия сделала вид, что ей некогда со мной разговаривать…
Между прочим, вы помните Бенцэ Ференца? Он покупал у нас оригинальные люстры для своей виллы. Элегантный массивный мужчина с золотыми зубами и красным лицом. Он и сейчас такой же самоуверенный, ничуть не изменился. Его сапожная фабрика «Radio cipőgyár» на Хунгариа-кэрут была во время боев сильно разрушена, а теперь она уже на ходу: 350 пар в день! Бенцэ надеется скоро довести эту цифру до 500 пар. Он открыто хвастается, что в его замечательных ботинках русские солдаты войдут в Берлин. Я немножко охладил его экзальтированность, указав ему на портрет Хорти, который он забыл снять со стены в коридоре. Вообще Бенцэ не кажется мне искренним. Кроме того, он приписывает себе чужие труды. От рабочих я узнал, что все дело на фабрике наладил русский капитан, военный представитель. Если бы не он, Бенцэ убирал бы сейчас мусор с улиц и не воображал бы себя гениальным бизнесменом.
Большее впечатление произвел на меня другой, по-настоящему изумительный случай. Под самой крышей нашего дома живет Чепани Шандор, милейший человек, почти старик, но с крепкими жилистыми руками, которые от работы у него вечно красно-бурые. Я давно его не видел, а сегодня, в воскресенье, мы с ним встретились и часок посидели в кофейной на Эржебет-кэрут. Он работает там же, где и раньше, на машиностроительном заводе «Маваг». Весь этот район, как тебе известно, американцы разбомбили.
И вот первого февраля в цехи их завода, в которых по снегу бродила одичавшая кошка, приходит на костылях русский майор Коптев с двумя офицерами, собирает рабочих и говорит им: «Ко дню Красной Армии надо выпустить первый мотор и еще надо кое-что сделать для новых мостов через Дунай».
Вы ведь не инженер, поэтому вам это все непонятно. Чепани тоже не инженер, но он 27 лет работает на заводе и знает, что такое сделать мотор и еще «кое-что» среди развалин. Наконец «Маваг» вообще никогда не выпускал такого типа моторов, какие нужны Красной Армии. Затем ведь необходимо прежде всего изготовить чертежи, модели, технологические карты — долгая история! Чепани все это подробно мне объяснил за чашкой черного кофе. Одним словом, профсоюз ответил Коптеву, что сделать новый мотор вообще-то можно, но не раньше как в четыре месяца.
Что же вы думаете? Коптев на это только улыбнулся. Он сам начал договариваться с рабочими, раздобыл для них хлеба, обещал паек и… уговорил! Да! Первый мотор был выпущен ровно через 18 дней, и рабочие торжественно подарили его маршалу Малиновскому. А кроме того, благодаря их заводу у нас опять уже есть мосты — у Маргит-сигет и напротив горы Гелерт, где был мост Франца-Иозефа. Они, правда, не такие красивые, как раньше, построены на остатках старых мостов, но по ним можно свободно ходить и ездить. В этом вы можете лично убедиться, если будете возвращаться сюда через Буду.
Чепани теперь уверен, что, обходясь без хозяина, рабочие сами не только весь завод пустят на полный ход, но и постараются в скором времени восстановить все мосты. Он мне так и заявил: «Во всяком случае все, что зависит от Чепани Шандора, будет сделано» — и при этом так стучал кулаком по столу, что чашка с черным кофе подскочила и упала на пол.
Видите, дорогой мой Иожеф, какие здесь творятся дела! А вы все еще в провинции… Я вам откровенно скажу, что это даже не патриотично: стоять в стороне от общих усилий, возрождающих нашу прекрасную столицу и всю нашу страну.
С истинно венгерским приветом,
ваш друг и компаньон
Д о м б а и Б э л а.
20 марта 1945 г.
ОТВЕТ САБО ИОЖЕФА
Дорогой мой Бэла!
Я не мог быстро ответить на ваши письма. Последнее время я не был в Веребе. Сейчас заехал к семье, может быть, всего на один день, поэтому буду краток…
Мне, действительно, неплохо жилось в Веребе. У крестьянина Радвани Пала, кроме моей семьи, квартировали еще два пожилых солдата из русского обоза — Степан Карпович Кузя и Василий Ефимович Мунтян. Славные это были люди. Они делились с нами своей пищей и вообще проявляли по отношению к нам любезную, заботливость. А по вечерам они учились играть на губной гармошке чардаш, — это чтобы нам удовольствие доставить, — и пели украинские песни — то радостные, то грустные. Мы подружились с ними, и вскоре — мы немножко по-русски, а они немножко по-мадьярски — кое-как уже разговаривали и понимали друг друга. Мы знали, что у Кузи есть жена Оля и сын Юрка, а Мунтяна ждут дома старушка мать и дочь Надя, которая трогательно писала ему в конце своих писем:
