Христофор Колумб - Хроники открытия Америки. Новая Испания. Книга I: Исторические документы
При виде этого сын касика и другие индейцы были очень удивлены. Тогда я приказал Эскобару проделать то же самое с волосами знатного индейца, а затем подарил ему гребень и зеркало и этим ублаготворил его. Я попросил дать нам что-нибудь поесть, и тотчас же принесли еду, и мы откушали и выпили в мире и согласии с индейцами и расстались с ними друзьями. Я распрощался с сыном касика и возвратился к кораблям, отдав отчет Адмиралу, моему сеньору, обо всем, что произошло, и он выразил большое удовлетворение, выслушав мой рассказ.
Он приказал принять меры предосторожности на кораблях и в соломенных хижинах, сооруженных на берегу; я должен был оставаться там с частью наших людей, дабы разузнать и выведать тайны этой страны.
На следующий день утром его сеньория призвал меня, чтобы узнать мое мнение относительно всего, что надлежит теперь делать. Я считал, что нам следует захватить касика и всех его военачальников, потому что, как только они будут заключены под стражу, мелкий люд покорится нам.
Адмирал был того же мнения. Я изложил план боевой операции{112} и способ, каким надлежало ее осуществить, и он приказал сеньору аделантадо, брату своему, и мне вместе с ним выступить с отрядом в 80 человек в поход и привести в исполнение задуманное. Мы отправились в путь, и такую удачу уготовил нам наш Господь, что нам удалось взять в плен касика, большинство его военачальников, жен, детей и внуков со всей знатью его рода.
Мы отправили их на суда, но касик бежал из-под надзора человека, который его не уберег, будучи недостаточно бдительным, каковое обстоятельство причинило нам в дальнейшем немало хлопот. В это время Богу угодно было послать сильный дождь, и от притока воды открылся выход из гавани, и Адмирал провел корабли в море, намереваясь возвратиться в Кастилию, оставив меня в этой стране в качестве контадора[93] Их Высочеств с отрядом в 70 человек. Мне он оставил большую часть корабельных запасов сухарей, вина, масла и уксуса.
Как только Адмирал вышел в море (я остался на берегу с отрядом в двадцать человек, остальные же отправились провожать Адмирала), внезапно поблизости появилось множество индейцев (было их более 400), вооруженных палицами, луками и пращами. Они растянулись цепочкой на склоне горы и издали клич, затем другой и потом третий. Благодарение Богу! — именно эти возгласы позволили мне подготовиться к бою и к обороне. Мы стояли на берегу у хижин, которые были здесь построены. Они же выстроились на горе, на расстоянии брошенного дротика. Индейцы принялись пускать в нас стрелы и дротики, словно собирались напасть на быка; и стрелы и камни, пущенные из пращей, сыпались на нас как град. Часть индейцев отделилась от своего отряда, чтобы обрушиться на нас с дубинками. Никто из них не вернулся, однако, назад, и на поле боя остались их руки и ноги, отсеченные нашими мечами, и одни лишь трупы. И до того были они напуганы, что отступили; мы потеряли убитыми из двадцати человек семь, а индейцы — девятнадцать, и притом были это самые отчаянные из них. Битва продолжалась три часа с лишком, и Господь даровал нам победу, которая казалась чудом, так как нас было мало, индейцев же — великое множество. Когда битве наступил конец, прибыл с кораблей капитан Диего Тристан[94] с лодками, чтобы, поднявшись вверх по реке, запастись пресной водой.
Несмотря на то что я советовал ему и убеждал его не подниматься вверх по реке, он не поверил мне и против моей воли с двумя лодками и отрядом в 12 человек направился вверх по течению. Там на него напали индейцы, и завязался бой, в котором они перебили всех спутников Диего Тристана и умертвили его самого. Только одному из них удалось спастись, и он вплавь добрался до моего лагеря и принес это известие. От всего этого мы пришли в большое уныние: ведь Адмирал остался в открытом море со своими кораблями, мы же лишились лодок и не имели поэтому возможности присоединиться к нему. Вдобавок к этому индейцы не прекращали своих набегов. Они часто совершали нападения, выступая под звуки боевых рогов и барабанов; при этом они испускали вопли, полагая, что мы уже побеждены ими. Средствами защиты нам служили два очень хороших бронзовых фальконета; пороху и ядер у нас было много. Всем этим мы навели такой страх на индейцев, что они не решались приблизиться к нам. Так продолжалось четыре дня. За это время были сшиты мешки из парусов корабля, что оставались у нас, и в эти мешки были уложены все имеющиеся у нас сухари. Я взял два каноэ, соединил их жердями, положенными поверху, и погрузил на каноэ сухари и бочки с вином, маслом и уксусом, укрепив их веревками; а затем при тихой погоде, подтаскивая каноэ на бечеве, мы доставили к кораблям все грузы, а также и людей. Я с пятью спутниками оставался до конца на суше, а ночью с последней лодкой переправился к кораблям.
Адмирал был высокого мнения обо всем, что было совершено мною, и не ограничился тем, что обнял и расцеловал меня за большую помощь, которую я ему оказал, а предложил мне принять на себя командование флагманским кораблем, и управление всеми людьми, и руководство в путешествии, на что я согласился с тем, чтобы в столь многотрудном деле, каковым оно в действительности и было, сослужить ему службу.
В последний день апреля 1503 года мы на трех кораблях вышли из Верагуа, предполагая совершить обратный переход в Кастилию. И так как корабли были в дырах и изъедены червями, они не могли держаться на воде. Пройдя 30 лиг, мы бросили один корабль. Но оставшиеся два были еще в худшем состоянии, и всех людей, которые находились на этих кораблях, было недостаточно для того, чтобы вычерпывать насосами, ведрами и другой посудой воду, протекавшую через отверстия, просверленные червями. Таким-то образом, не без величайших трудов и опасностей, думая, что возвращаемся мы в Кастилию, проплыли 35 дней, по истечении коих прибыли на остров Куба, к ее наиболее низкому месту в области Омо, где ныне расположен город Тринидад, и вышло так, что мы оказались на триста лиг дальше от Кастилии, чем в тот день, когда отплыли от берегов Верагуа. И вдобавок к этому, как я уже сказал, корабли были в плохом состоянии и не могли продолжать плавание, и все наши припасы пришли к концу.
И все же Богу угодно было дать нам возможность добраться до острова Ямайка, где мы втащили на сушу два корабля и превратили их в крытые соломой дома. В этих домах мы жили не без опасения, ожидая, что на нас нападут жители этого острова, которые не были еще завоеваны и покорены. Они могли ночью поджечь наш лагерь, и это им удалось бы сделать без труда, если бы мы бдительно не охраняли себя.
Тут я выдал последние порции сухарей и вина и, взяв шпагу, в сопровождении трех человек отправился в глубь острова: никто другой не отваживался идти на поиски пищи для Адмирала и тех, кто оставался с ним. И Богу угодно было, чтобы мы встретили на своем пути столь кротких людей, что они не причинили нам зла, а, напротив, приняли нас дружественно и с большой охотой накормили.
В одном из селений, которое называлось Агуакадиба, я договорился с индейцами и касиком, чтобы они испекли хлеб — «касабе» и отправились для нас на охоту и рыбную ловлю и чтобы они ежедневно доставляли Адмиралу съестные припасы. Эти припасы они должны были приносить на корабли, и там уполномоченное на то лицо обязано было оплачивать все доставленное, выдавая индейцам четки из синего стекла, гребни, ножи, погремушки, колечки и другие безделушки, привезенные нами для менового торга. Заключив это соглашение, я отправил одного из христиан, бывших со мною, к Адмиралу, чтобы он выделил человека, на обязанности которого лежала бы оплата и доставка съестных припасов.
Оттуда я отправился в другое селение, лежащее в трех лигах к востоку, и заключил подобный же договор с местными индейцами и их касиком. Затем я направил второго моего спутника к Адмиралу с просьбой послать в это селение человека для закупки и доставки припасов.
Отсюда я направился дальше и пришел к одному великому касику, которого звали Уарео, в местность, что ныне носит название Мелилья[95], находившуюся на расстоянии 13 лиг от места стоянки кораблей.
Этот касик принял меня очень хорошо, отлично накормил и приказал своим вассалам доставить в течение трех дней большое количество провизии, которую я должен был оплатить так, чтобы ублаготворить индейцев.
Я условился, что, когда они доставят припасы, их будет здесь уже ожидать человек, который оплатит все принесенное; и третьего своего спутника я отправил с припасами, которые нам здесь дали для Адмирала. Я попросил касика дать мне двух индейцев, которые сопровождали бы меня до края острова; один из них должен был нести гамак, в котором я спал, другой — пищу. Таким образом я дошел до края острова, к восточному его пределу, и прибыл к касику, который носил имя Амейро, и вступил с ним в дружественные и братские сношения, обменявшись с ним именами, а это почитается тут как знак великого побратимства. Я купил у этого касика очень хорошее каноэ и дал ему за него добрый бронзовый шлем, что был у меня в сумке, рубашку — а было у меня их только две — и куртку.
