Найджел Которн - Интимная жизнь английских королей и королев
Женитьба освободила принца Уэльского от жесткого контроля со стороны матери и ее унылого двора. Притеснения, принуждения и самоограничения были забыты, и он мог вернуться к тому образу жизни, который ему так нравился.
В начале апреля молодожены поселились в Мальборо-Хаусе[75], резиденции принца на Пэлл-Мэлл.
Став наконец хозяином собственного дома, Берти смог развернуться действительно по-королевски. Вскоре его жизнь превратилась в безумную череду банкетов, балов, приемов в саду, неистовых празднеств с застольями и танцами до рассвета. Ночи напролет проходили за карточными столами. Случались и дикие мужские сборища, заканчивавшиеся, как правило, приглашением хористок.
Аристократический Лондон был в восторге. Вот уже более тридцати лет (со времени правления старого подагрика Георга IV) член королевской семьи не развлекался так отчаянно. Принц Уэльский стал самым заметным мужчиной на светской сцене. И ничто не могло помешать ему удовлетворять свою страсть к пикантным разговорам, доброму застолью, охоте, картам, хорошим сигарам и, разумеется, красивым женщинам.
Со всей очевидностью принц любил свою жену, гордился ее красотой, а также изяществом и достоинством, с которыми она играла свою роль. Но с самого начала их брака стало очевидно и другое: в то время как большинство молодых людей были не столь стеснены в своих возможностях и перебесились до женитьбы, принц приступил к этому основательно только сейчас. Когда Александра забеременела и поневоле больше времени проводила дома, Берти воспользовался ситуацией и пустился во все тяжкие.
В течение первого года супружества принц Уэльский обозначил основополагающий принцип своей дальнейшей жизни — получать удовольствие. Таковое он находил все в тех же местах: ипподром, танцевальный зал, обеденный стол и постель красивой женщины.
В Мальборо-Хаусе и Сандринхеме[76] он вел себя как безупречный хозяин. Жене принц изменял непрестанно, однако при этом был очень внимателен, а для детей оставался терпеливым, любящим и отзывчивым отцом. Друзья не чаяли в нем души и постоянно превозносили его доброту и верность. Даже те, с чьими женами принц спал, казалось, воспринимали это как оказанную им честь. Только один человек не поддался обаянию Берти — его мать, королева.
Она была в курсе всех фокусов сына и постоянно писала принцу письма, осуждая его образ жизни и его друзей, подчеркивая, сколь печальный пример он подает другим членам общества. Ее привело в ужас известие о том, что сын пристрастился к курению.
В январе 1864 года, когда принц и принцесса Уэльские находились в Фрогмор-Хаусе, родился принц Альберт (известный всем как «Эдди»). Это случилось на два месяца раньше положенного срока. Через полтора года, также преждевременно, на свет появился принц Георг. Принцесса разрешилась от бремени в своем доме в Дании. Но принц Уэльский нашел датский королевский двор довольно скучным и отправился в Стокгольм, где шведский король Карл XV предоставил ему для развлечений несколько весьма покладистых дам. Узнав об этом, королева Виктория посочувствовала Александре: «Я часто думаю, сколь нелегка ее участь. Ведь она любит Берти, хотя и видит, что он вытворяет».
Для жаждущих грубых порочных развлечений викторианский Лондон предоставлял широкие возможности. Молодые аристократы посещали матросские кабаки в Ротерхите, убогие питейные заведения и бордели на Лестер-сквер. Неподалеку от рынка Спитлфилдз находился пользующийся печальной славой детский публичный дом. Великое множество дешевых шлюх бродило по улицам Хеймаркет и Ватерлоу-Роуд в поисках заработка. Более разборчивые клиенты могли воспользоваться услугами борделей в Мейфэр и Челси, где подавали шампанское и любители плотских наслаждений могли удовлетворить свои похотливые желания в атмосфере кричащей роскоши.
По оценкам, в 1860 году только в Лондоне было восемьдесят тысяч проституток, в их числе и получившие широкую известность красавицы, расположения которых добивались весьма знатные и богатые господа. Среди них были Полли Эш, «Душистая Нелли» Фаулер (этим прозвищем она обязана особому запаху, исходившему от ее тела) и Лаура Белл, ставшая проповедницей, когда отошла от дел, которым предавалась в молодости. Королевой куртизанок считалась дама по прозвищу «Кегли», прибывшая в столицу из Ливерпуля. Молодой граф Харлингтонский — будущий герцог Девонширский — умолял ее выйти за него замуж, но ей слишком нравилось менять мужчин, и она отказала графу. Говорили, что свое прозвище эта дама заслужила благодаря эпизоду, когда она свалила с ног целую группу пьяных гвардейских офицеров, попадавших «подобно поставленным в ряд кеглям».
Когда богатые повесы и молодые аристократы выходили по вечерам на поиски развлечений, их маршрут непременно включал посещение модных лондонских клубов. Там они могли пить, танцевать, флиртовать и вести себя совершенно непристойно, не боясь осуждения окружающих. Одним из самых известных заведений подобного рода был танцзал «Моттс» на Фоли-стрит близ Тоттнем-Корт-Роуд. Владелец зала господин Фрир отличался элегантностью и снобизмом. Он гордился знатностью своих клиентов, чьи выходки терпел только в том случае, если молодые люди были достаточно родовиты. Другим предметом гордости господина Фрира служили красота и хорошие манеры его «дам».
Другим местом развлечений — покрупнее, но менее изысканным — был клуб «Креморн-Гарденз» в Челси. Там имелись отдельные кабинеты, где посетители могли пить, есть и ласкать своих спутниц вдали от нескромных взглядов. Самые горячие влюбленные парочки спешили посетить «Пещеру отшельника» или «Приют феи».
Двадцатитрехлетний маркиз, Гастингский — красавец, богач и в высшей степени легкомысленный молодой человек — был в числе тех, кто познакомил принца Уэльского со злачными местами столицы. Маркиз регулярно посещал запрещенные законом петушиные бои, которые проводились на Энделл-стрит. Петухи Гастингса часто бились с птицами герцога Гамильтона. Бывал он и на своеобразных состязаниях, во время которых молодые аристократы делали ставки на количество грызунов, которое сможет убить терьер за один час. Слух об одной из его проказ облетел весь Лондон: маркиз выпустил две сотни крыс в переполненном танцевальном зале фешенебельного столичного клуба.
В те времена фотография только зарождалась, и лицо Эдуарда не было знакомо широкой публике. Поэтому принц мог свободно расхаживать по городу со своими непутевыми приятелями в поисках развлечений и не бояться, что его узнают. Такая анонимность позволяла ему получать самые простые удовольствия, доступные практически всем — скажем, кататься в обычном наемном экипаже с молодой подружкой.
Впрочем, принц Уэльский предпочитал предаваться разгулу за границей — в Египте или на модном немецком курорте. Каждый год после Каусской регаты[77] он уезжал на воды. Обычно принц посещал Хомбург, Баден-Баден, а несколько позже, в 1899 году, открыл для себя Мариенбад. Официально считалось, что эти поездки необходимы для укрепления здоровья наследника престола, и принцу обычно удавалось за курс такого «лечения» сбросить около восьми фунтов.
Настоящей же причиной столь регулярного посещения Эдуардом этих курортов являлось присутствие там великого множества дам из высшего общества, известных куртизанок и женщин полусвета. В частности, принц удостоил своим вниманием хозяйку шляпного салона, прелестную фрейлейн Писил. Другой счастливицей была Софи Холл Уокер, муж которой тренировал лошадь Эдуарда, взявшую приз на Дерби[78].
Некая девица легкого поведения специально приехала из Вены, чтобы оказать принцу свои услуги. Узнав, что у него уже есть другая, она потребовала, чтобы один из джентльменов, сопровождавших Эдуарда, стал ее партнером и компенсировал ей издержки на дорогу.
Однако истинным своим домом, где он отдыхал душой, принц считал парижские бордели. Любимым его заведением был «Ле Шабане» — кресло, сидя в котором Эдуард выбирал себе девушку, с гордостью демонстрировали в этом доме спустя целое поколение. Когда герцог де Граммон привел принца в «Ла Мезон Доре», чтобы познакомить со знаменитой проституткой Бенени (больше известной как Ла Баруччи), та повернулась к Эдуарду спиной и подняла юбку. Под юбкой она была голой. На возмущение герцога Ла Баруччи, как-то объявившая себя «величайшей шлюхой мира», ответила со всей искренностью: «Но вы же просили меня показаться ему с лучшей стороны».
***В шестидесятые годы девятнадцатого века кричащий, нарочитый стиль жизни французской столицы достиг своего апогея. Неумеренное ублажение плоти приобрело статус искусства в аристократических кругах.
То был золотой век великосветских кокоток, изнеженных куртизанок, которые составляли блеск и славу Парижа. Благодаря своему искусству услаждать мужчину в постели, эти дамы приобретали огромные состояния и могли содержать роскошные дома с обряженной в ливреи прислугой.
