Питер Бискинд - Беспечные ездоки, бешеные быки
— Джордж, это — хит!
— Ладно, негодник, теперь ты проценты заплатишь, — заметил я, вновь заняв в кресле подобающую моменту позу».
Кто-то из «шишек» «Фокс» решил, что Олтмен собрал в зале своих друзей, поэтому было решено провести ещё один просмотр, теперь в Нью-Йорке, для самого хозяина. Рассказывает Олтмен: «Дэррил Занук пришёл с двумя французскими шлюхами лет по двадцать. Когда лента кончилась, он говорит мне: «Всё переделаешь», а девчонки в один голос: «Нет-нет, картина великолепная». Так «М.Э.Ш.» разрешили выпустить в том виде, в каком я его сделал».
Полин Кэйл «М.Э.Ш.» полюбила сразу и назвала картину «лучшей военной комедией Америки с момента появления звукового кино», ознаменовав своей рецензией начало пятилетнего «любовного романа» критика и режиссёра. Она добивалась от знакомых критиков благосклонных отзывов и очень быстро подружилась с Бобом и Кэтрин. Бывая в Лос-Анджелесе, она обязательно навещала офис режиссёра, ходила с ним обедать. «Оба были не худыми ребятами, — вспоминает Томпсон. — Она любила Боба, Боб обожал её. В общем, она была своя в этой команде». С его мнением соглашается и Джоан Тьюкесбери: «Боб вживую приобщал её к кинопроцессу, потому она часто бывала на съёмочной площадке».
«М.Э.Ш.» собрал в прокате 36,7 миллиона долларов и в 1970 году стал третьим, уступив только «Истории любви» и «Аэропорту». Фильм выдвинули в пяти номинациях на премию «Оскар», в том числе в категории «Лучший фильм» и «Лучшая режиссёрская работа». Особенно большим успехом «М.Э.Ш.» пользовался в Европе, способствуя росту антиамериканских настроений. Даже несмотря на то, что по сюжету события происходят во время войны в Корее, он воспринимался как пощечина США за вторжение во Вьетнам.
После «М.Э.Ш.» Преминджер был продюсером всего на одной картине. Бизнес менялся — теперь режиссёры выбирали себе продюсеров, а не наоборот. И на самом деле, «М.Э.Ш.» стал фильмом исключительно Олтмена, где он и объявлялся, на французский манер, «автором» картины. Кстати, ничего удивительного, учитывая более десятка лет его экспериментаторства и шлифовки мастерства на телевидении. «За» говорят темы, которые он поднимал в картине, причём все с приставкой «анти»: антимилитаризм, антиклерикализм, антиавторитаризм. («Нью-Йорк таймс» отметила «М.Э.Ш.» как «первый американский фильм, где вера в бога открыто выставлялась на посмешище».) Была здесь и импровизация, причём в ансамблевом исполнении, попытка раскрыть образы, их глубину, что, без сомнения, заставляло зрителя задумываться над увиденным. Сюжет развивался свободно, без традиционного деления на завязку, кульминацию и финал, где энергетика каждого отдельного эпизода поддерживала строй всей картины. И наконец, в «М.Э.Ш.» звук стал многослойным, где один диалог накладывался на другой. Хоппер в «Беспечном ездоке» освободил «картинку», лишил её приукрашенной эстетики, достигаемой за счёт превосходной техники, а Олтмен сделал то же самое со звуком. После «М.Э.Ш.» и последующих картин Олтмен стал во всех отношениях воплощением понятия «режиссёр «нового» Голливуда». Забавно, правда, выходило, потому что он на двадцать с лишним лет был старше, скажем, Джорджа Лукаса.
В пьянящей атмосфере оглушительного успеха Олтмен не упустил возможность кое-что переписать в истории американского кинематографа. Итак, если уж называться «автором» фильма, то и сценарий должен быть «авторским», а так как драматургом он не был, то требовалось хотя бы разбавить заслуги истинного сценариста. Драматургическая основа, действительно, была для Олтмена не более чем отправной точкой. Но, хотя экранные диалоги мало в чём соответствовали сценарным, драматурги умели создавать образы, наполняя их характерами, на основе чего актёры в дальнейшем и импровизировали. Поначалу в своих интервью Олтмен хвалил сценарий Ларднера, но позже стал намекать, что отказался от первоначальной идеи и начал работу с чистого листа. «Боб был не из тех, кто по достоинству, оценивает вклад сценариста, — рассказывает Литто. — Фильм на 90% соответствовал сценарию Ринга Ларднера, на Боб начал во всю трубить, что всё он придумал сам. Тогда я сказал: «Боб, Ринг Ларднер предоставил тебе главный шанс в твоей жизни. Ты знаешь, сколько лет он был в «чёрном списке» и поступаешь несправедливо, кончай это!».
Литто отправился к Зануку, чтобы получить причитающиеся проценты и заявил:
— Дик, нас надули. Ну же, ребята, был уговор. Нельзя наказывать нас с Бобом за то, что мы, не будь дураками, сделали замечательный фильм. Давайте каждый получит свою долю, не всё же вам одним руки потирать.
— Я тебя понимаю, — ответил Занук. — Потому и не говорю — нет. Просто мне нужно переговорить с Инго. Там посмотрим, как поступить.
Литто уже предвкушал, как Боб получит 5%, чем обеспечит себя на всю жизнь даже при том темпе, с которым он пускал деньги на ветер. А тем временем режиссёр, уверенный в том, что его обманули, разносил студию в пух и прах при каждом удобном случае. Как-то Занук прислал Литто заголовок интервью, сопроводив его припиской. Заголовок гласил: ««Фокс» обязательно разорится и я буду этому рад». А в приписке сообщалось: «Большое спасибо Бобу Олтмену. О процентах забудь». Литто тут же позвонил Олтмену:
— Боб ты представляешь, каких денег ты лишил и меня, и себя?
— Да пошёл он, а вместе с ним и студия его, и лошадь, на которой он ковыляет! — не задумываясь, отбрил режиссёр и отправился в Хьюстон на съёмки фильма «Брустер Мак-Клауд».
* * *В компании «Уорнер» первый художественный фильм Лукаса «ТНХ: 1138», где на фоне мрачного футуристического ландшафта народ наставляли «работать усердно, повышать производительность труда, соблюдать технику безопасности и радоваться», откровенно ненавидели.
«ТНХ» не мог не беспокоить студию. С одной стороны, конечно, сам Коппола настаивал на том, чтобы руководство студии и Лукас не общались, чтобы он был посредником в решении всех вопросов. Он говорил: «Поймите, я не могу сделать так, чтобы Лукас работал над сценарием со студией. Но мне он доверяет и мы можем написать его вместе, он и я, и всё будет отлично. Не вмешивайтесь, и мы принесём вам готовый фильм на блюдечке». Однако чувство тревоги не покидало чиновников.
Лукас ставил, что называется, на гроши, а монтировал, вообще, на коленке, в мансарде своего дома в Милл-Вэлли. Просмотр устроили на территории «Уорнер бразерс» в мае 1970 года. Присутствовали все «шишки» студии — Эшли, Кэлли, Уэллс, Ледерер, Бекерман — и Коппола. В результате один из присутствующих в ужасе спросил:
— Фрэнсис, минуточку, что происходит? Это не тот сценарий, по которому мы согласились снимать. Это же не коммерческое кино.
— Сам ни черта не пойму, — ответил Фрэнсис, который, похоже, был шокирован не меньше босса, задавшего вопрос. Других слов в оправдание он не нашёл.
Накануне вечером, пока Мёрч занимался микшированием, Коппола просмотрел несколько частей, но так и не смог понять, что можно выжать из этого материала. Он так и выдал Мёрчу: «Здесь два выхода — либо выйдет шедевр, либо продукт мастурбации». При этом Коппола не сильно опасался реакции студии на просмотре. По ходу дела он не уставал подбадривать Лукаса: «Джордж, бюджет настолько мизерный, что мы имеем уникальную возможность поработать за монтажным столом. У тебя это первый фильм. Да и все мы учимся, ищем новое. Глупо думать — с первого раза и в яблочко, разве я не прав?». Оба признали произведение незавершённым и просчитались. Новый студийный «режим», вышвырнув на помойку всё, что осталось от предшественников, требовал собственный результат, причём быстро. Так что мнение там, наверху, было примерно следующее: «Минуточку, снимать закончили в декабре и сейчас — спустя пять месяцев — мы должны были смотреть полностью готовый материал. Что они там время тянули? А Коппола, взяв кураторство над производством на себя, даже не удосужился фильм посмотреть!». Уэллс места себе не находил. Только теперь руководители студии поняли, что Фрэнсис всё это время говорил им исключительно то, что они и хотели услышать — «Всё под моим контролем и т.д.», а Лукасу то, что ему как бальзам на душу — «Делай, как знаешь, всё получится, а им — понравится». Лукас определённо предвидел недружественный приём картины и потому, как всем известный параноик, попросил Мёрча, Роббинса и Калеба Дешанеля, тоже однокашника по университету Южной Калифорнии, тайком проникнуть на территорию студии: «Ребята, спрячьтесь за водонапорной башней, а как только показ окончится, бегите в аппаратную, скажите, что вы из отдела монтажа и забирайте рабочую копию, чтобы она им не досталась». Так они и сделали: пронаблюдали за залом «А», дождались выхода Уэллса и компании, забрали копию, бросили в машину Роббинса и укатили.
Как заявил Эшли: ««Уорнер бразерс» монтажом не занималась. Мы не бежали, ни с того ни с сего, за ножницами и не кромсали фильмы наших людей». Как бы там ни было, после майской катастрофы фильм у Лукаса студия забрала. Вот как рассказывает об этом один из источников: «Уэллс никогда и ничего не пускал на самотёк. Как настоящий служака, он просто обязан был найти выход. Переговорил с Фредом Уайнтраубом, а тот сказал: «Уж я-то знаю, как поправить — «это» и «то» вырежи, а вот «это» вставь. Всё и получится». Фред любил повторять: «Мы займёмся этим вопросом, я всё улажу, доверьтесь». На самом деле, это означало запустить слона в посудную лавку. Позже я узнал, что они перемонтировали фильм, а Джордж был в полном отчаянии. Он сказал тогда: «Один за другим они отрезали пальчики моему малышу».
