Александр Карелин - Регистан где-то рядом (сборник)

Дежнев с изумлением посмотрел на старшего лейтенанта.

– Уже умею, вчера меня Невский научил, утром уже пил без проблем, – счастливо улыбаясь, объявил Никонов.

– Дозы правильно подобрали, не будет, как с Пытней? – строго взглянул на своего ординатора начальник отделения.

Та сразу стушевалась, пошла красными пятнами по лицу, начала бормотать что-то невнятное, наконец, заверила, что держит все под контролем.

Невский сразу понял, о ком идет речь, так как необычные фамилии запоминаются особенно хорошо. Именно с такой фамилией пару недель назад, когда он еще работал в хирургическом отделении в госпитале, был переведен из инфекционной палатки молоденький солдат (ему не исполнилось и 20 лет). Он поступил с подозрением на малярийную кому – лечился несколько дней, лекарства получал нерегулярно, в меньших дозах, чем следовало. Больного сразу положили в реанимацию, врачи делали все возможное, чтобы спасти его: полный комплекс средств внутривенно струйно и капельно, но парень «таял на глазах». Незадолго перед кончиной, когда Невский ему ставил в очередной раз в подключичную вену целебный раствор, тот неожиданно открыл глаза и четко произнес: «Я – Василий Пытня, передайте моей невесте Аленушке Здор, что я любил ее до последних дней моей жизни. Она живет в Петушках». Сначала Невский ничего не понял, решив, что парень бредит, но тот настойчиво повторил то же еще пару раз, тщательно выговаривая фразу. Потом взял Невского за руку и слабо пожал ее. После этого вновь впал в кому. Через пару часов он умер.

Невский взял его «Историю болезни», действительно, солдата звали так, а родом он был из города Петушки. Значит, его невеста Аленушка с тоже необычной фамилией не увидит больше никогда своего парня. На следующий день приходил командир взвода за телом. Невский передал ему последнюю просьбу умершего, для верности написав весь текст фразы. Лейтенант забрал бумажку, пообещав выполнить все. «Уже второй из моего взвода умирает в инфекции за два месяца», – угрюмо произнес командир. Он даже хотел поговорить с командиром роты, чтобы «списать парня», как получившего смертельное ранение в бою. Возможно, так и получилось, его родные будут знать другую картину гибели солдата, впрочем, самому Василию это безразлично…

Начальник отделения приблизился к Невскому:

– Ну, что, Саша, все-таки свалила тебя болезнь? Мы нашли источник инфекции, кроме тебя еще несколько человек пострадали. Обидно, конечно, но не горюй! Поставим тебя на ноги, опять будешь людей резать-зашивать в свое удовольствие. Какая температура? – он повернулся к сестре.

– Утром опять была, как и вечером, 39,5.

– Значит, строгий постельный режим, еду ему тоже в палату носить, «утку» под кровать поставить. Не тянуть с началом лечения антибиотиками. А как пойдет на поправку, то можно его и «поэксплуатировать» – пускай помогает «Истории болезни» заполнять, ведь нам катастрофически не хватает врачей.

Невский знал, что Дежнев снискал себе славу прекрасного врача-инфекциониста, он «вел» самые сложные, «комбинированные болезни» и запутанные случаи (вспомнилась лекция, прослушанная пару месяцев назад. Специалист из Ташкента рассказывал врачам медроты о «происках» империалистов, которые забрасывали на территорию Афганистана насекомых, зараженных всякими «экзотическими» болезнями, сразу и не вспомнишь все: болезнь цуцугамуши, лихорадка паппатачи, лихорадка Ку, лихорадка Скалистых гор, желтая лихорадка, пятнистая лихорадка, геморрагические лихорадки и т. д., и т. п. Все они обычно поступали с предварительным диагнозом – «Лихорадка неясной этиологии». Вот с такими «фокусами» и разбирался начальник отделения). Старший ординатор Ивлев лечил в основном «желтушников» и «тяжелых тифозников». Остальные больные вверяли свои судьбы Любови Максимовне.

Глеб Васильевич еще раз обвел взглядом обитателей палаты и вышел, все белые халаты потянулись за ним.

День пролетел незаметно. Слушали бесконечное число раз одну и ту же кассету Устиновича, других больше просто не было. Вновь и вновь звучала песня «Миллион алых роз». Странно, но она совершенно не надоедала многие даже просили перемотать ее вновь к началу. Витя обещал, что ему принесут побольше кассет. Он уже сходил «на посев», вернулся смущенным.

Ближе к вечеру в палату заглянула доктор Мазуревич. Она шепотом попросила Невского выйти в коридор. Он с трудом поднялся, надел синюю куртку и вышел.

Ординатор ждала его, прислонившись к стене. Вид у нее был испуганный.

– Саша, ты не держи на меня зла, что сразу тогда тебя не положила. Ошиблась в диагнозе – с кем не бывает! Работы очень много, даже присесть некогда.

Невский молча кивнул. Мазуревич развернулась и пошла по коридору, махнув Александру рукой, тот двинулся следом.

– Мне нужна твоя помощь, надо посмотреть одного больного, только поступил. Хотела с Глебом Васильевичем посоветоваться, но он уехал консультировать больного в ООН-ский городок. А Ивлев уехал в аэропорт – встречает кого-то. Этот солдат поступил с какого-то отдаленного блокпоста, несколько дней его лечил фельдшер от ангины, а сейчас привезли с подозрением на дифтерию.

– А я-то что могу сделать? – искренне удивился старший лейтенант.

– Посмотришь, оценишь состояние, прикинешь на счет возможной трахеотомии. Договорились?

– Хорошо.

Они остановились у двери с надписью «Палата интенсивной терапии», расположенной рядом с постом дежурной сестры. Та молча протянула белый халат. Невский надел и вошел следом за доктором.

В палате в центре на одинокой кровати лежал молодой парень, измученный страданиями. Бледное, осунувшееся лицо, ввалившиеся глаза с лихорадочным блеском, шумное, прерывистое («пилящее») дыхание. Было видно, что оно дается ему с трудом.

– Как тебя зовут, что беспокоит? – обратился к нему Невский.

Парень ответил не сразу, он словно собирался с силами, вспоминал.

– Слава Весняк, – наконец, ответил он еле слышным, осиплым голосом. – Все тело болит, особенно в горле боль но, трудно дышать, пленки какие-то в глотке. Я видел их еще раньше, пытался их даже зубной щеткой отодрать, но не вы шло – плотные очень.

Чтобы лучше слышать ответ, Невский даже наклонился пониже. Он сразу обратил внимание на сильный отек на шее. Попросил открыть рот. Да, опасения подтвердились. Это была острая дифтерия зева с переходом уже на гортань, формировался дифтерийный круп, больной мог погибнуть от удушья (пленки в горле уже перекрыли бÓльшую его часть, воздух проходил с трудом).

– Чтобы снять интоксикацию, мы уже начали ему капать растворы. – Мазуревич показала на банку с раствором и на иголку с трубкой в его сгибе локтя.

– А противодифтерийную сыворотку уже ввели? С этим нельзя откладывать!

– Нет, но сейчас сделаем.

– С дозами правильно надо рассчитать, думаю, не менее 40 тысяч единиц потребуется, – сказал Невский, выходя из палаты. Он еле держался на ногах, температура снова «подпрыгнула», сильно болело в животе. Мазуревич вышла следом.

– Я думаю, – продолжил Невский вполголоса, – следует в ближайшие часы дать доступ воздуху через разрез на шее, то есть провести трахеотомию. Есть у вас такой набор?

– Да, все лежит в этой палате в стерильной укладке, можно пользоваться, я проверила. А ты, Саша, сможешь такой разрез сделать?

– Ну, я делал подобное уже несколько раз, руку набил. Но сегодня не мой день – еле держусь на ногах. Так что лучше вызывайте хирургов из госпиталя, пусть поработают.

– Ты же знаешь, как сейчас стало сложно – хирургия осталась на старом месте, ехать можно только с сопровождением охраны – морока сплошная! Давай, мы сегодня не будем оперировать, а завтра посмотрим?

– Смотрите по состоянию больного, за ним нужно постоянное наблюдение, не опоздайте с операцией. Мне кажется, без нее уже не обойтись. – Александр передал свой белый халат сестре, а сам побрел на слабых ногах в палату.

Весь вечер всей палатой слушали бесконечное число раз единственную кассету. Голоса Пугачевой, Леонтьева, Софии Ротару, Вячеслава Малежика, Муромова и других популярных в то время исполнителей звучали в палате. Песни отвлекали от невеселых дум, от болей, поднимали настроение больным. Кое-кто начинал вспоминать свою семью, детей, дом, любимую кошку или собаку. Незаметно затронули тему необычных фамилий. Каждый стал называть примеры из своей жизни. Звучали: полковник Козлик, майор Волков и лейтенант Волкодав (оба служили в одном батальоне), капитан Олег Папа, лейтенант Гдель Игорь, прапорщик Касьян Шишкинберг («человек с простой русской фамилией», – как сказал о своем рыжеволосом знакомом Устинович), старший лейтенант Домашний. Эта игра так неожиданно увлекла всех, многие назвали по десятку примеров. А Невский вспомнил годы службы в хирургическом отделении госпиталя в Печоре, в то время в соседнем терапевтическом корпусе служили три офицера: Шишкин, Орешкин, Ягодкин. Их так и называли: «Дары природы». Порой можно было вполне официально услышать: «Этого больного надо направить на консультацию в Дары природы»…