Дмитрий Пучков - Война на уничтожение. Что готовил Третий Рейх для России
Во многих докладах отмечается, что рабочий из бывших советских областей обнаруживает особую осведомлённость во всех технических устройствах. Так, немец на собственном опыте не раз убеждался, что остарбайтер, обходящийся при выполнении работы самыми примитивными средствами, может устранить поломки любого рода в моторах и т. д. Различные примеры подобного рода приводятся в докладе, поступившем из Франкфурта-на-Одере: “В одном имении советский военнопленный разобрался в двигателе, с которым немецкие специалисты не знали что делать: в короткое время он запустил его в действие и обнаружил затем в коробке передач тягача повреждение, которое не было ещё замечено немцами, обслуживающими тягач”.
В Ландсберге-на-Варте немецкие бригадиры проинструктировали советских военнопленных, большинство которых происходило из сельской местности, о порядке действий при разгрузке деталей машин. Но этот инструктаж был воспринят русскими покачиванием головы, и они ему не последовали. Разгрузку они провели значительно быстрее и технически практичнее, так что их сообразительность очень изумила немецких сотрудников.
Директор одной силезской льнопрядильни (г. Глагау) по поводу использования остарбайтеров заявил следующее: “Направленные сюда остарбайтеры сразу же демонстрируют техническую осведомлённость и не нуждаются в более длительном обучении, чем немцы”.
Остарбайтеры умеют ещё из “всякой дряни” изготовить что-либо стоящее, например из старых обручей сделать ложки, ножи и т. д. Из одной мастерской по изготовлению рогожи сообщают, что плетельные машины, давно нуждающиеся в ремонте, с помощью примитивных средств были приведены остарбайтерами снова в действие. И это было сделано так хорошо, как будто этим занимался специалист»[305].
Не менее чем технические навыки русских, удивляло немцев их гуманитарное развитие. Донесение СД из Франкфурта-на-Одере сообщало, что многие русские изъясняются по-немецки, так как этот язык изучается даже в неполных сельских школах». В сообщении из Бреслау говорилось про студентку из Ленинграда, которая «изучала русскую и немецкую литературу, она может играть на пианино и владеет многими языками, в том числе бегло говорит по-немецки»[306].
Военнопленный Михаил Лукинов рассказывал, что один немец решил унизить его и задал вопрос о том, что такое Пунические войны, с уверенностью, что русский об этом не знает.
«Я решил не доставлять ему такого удовольствия и сказал, что это были войны Рима с Карфагеном в третьем веке до нашей эры, что было три войны за господство в Средиземном море, и что Карфаген был побеждён. Унтер был поражён и разочарован… Махнув рукой, он ушёл в караульное помещение, забыв притворить за собою дверь. Я слышал, как он сказал с досадой подвернувшемуся солдату: “Оказывается, эти пройдохи русские тоже знают о Пунических войнах”»[307].
Научный сотрудник Эрмитажа Николай Никулин в «Воспоминаниях» рассказал историю известного лингвиста Игоря Дьяконова, который в годы войны служил переводчиком в Заполярье. Во время допроса пленного майора вермахта, который раньше был филологом, Дьяконов начал декламировать стихи на готском языке, чем попросту шокировал немца. Тот «обнял Дьяконова, несколько минут приходил в себя, переживая крушение своих представлений о русских, о мире, а потом заговорил, заговорил и заговорил…»[308]
Окончательным поражением антирусского пропагандистского дискурса следует считать 16 марта 1945 года, когда его в своеобразной манере признал сам Йозеф Геббельс. В этот день он записал в дневнике:
«Генштаб предоставляет мне книгу с биографическими данными и портретами советских генералов и маршалов. Из этой книги нетрудно почерпнуть различные сведения о том, какие ошибки мы совершили в прошедшие годы. Эти маршалы и генералы в среднем исключительно молоды, почти никто из них не старше 50 лет. Они являются… чрезвычайно энергичными людьми, а на их лицах можно прочитать, что они имеют хорошую народную закваску… я вынужден сделать неприятный вывод о том, что руководители Советского Союза являются выходцами из более хороших народных слоёв, чем наши собственные… Я сообщаю фюреру о предоставленной мне для просмотра книге Генштаба о советских маршалах и генералах, добавляя, что у меня сложилось впечатление, будто мы вообще не в состоянии конкурировать с такими руководителями. Фюрер полностью разделяет моё мнение. Наш генералитет слишком стар, изжил себя… что говорит о колоссальном превосходстве советского генералитета»[309].
Услышать из уст нациста сравнение русских и германских народных слоёв в пользу первых и даже само предположение об их конкуренции в 1941 или 1942 году было немыслимым. Но ход войны неумолимо вносил свои коррективы.
Подведем итоги. Очевидно, образ русских в нацистской пропаганде был совершенно уничижительным: их рисовали природными рабами. Это были тупые рабочие роботы, чуждые понятий о культуре, бездумно исполняющие прихоти алчных господ-евреев. Для демонизации врага сотрудники Геббельса педалировали ещё один типаж Востока – дикого азиата-кочевника, который жаждет ворваться в Европу для её варварского уничтожения. Семантика этого образа вбирала в себя не только народы Азии, входившие в состав СССР, но и сами славянские народы, которые в соответствии с давней европейской традицией воспринимались как монголы по крови или, по выражению Розенберга, потомки монголов. Большевизм увязывался не только с еврейством, но и с азиатчиной, а этот ярлык Европа исторически вешала на Россию со времён Ливонской войны XVI века.
В общении с местным населением для солдат вермахта была характерна колониально-господская риторика – и до поражения под Сталинградом это мало волновало нацистских руководителей в Берлине. Только крах армии Паулюса сподвиг их на попытку из тактических соображений провести чёткое различие между русскими и большевиками в своей оккупационной политике. Однако все их усилия оказались тщетны: армия была уже развращена, а коренные жители озлоблены по отношению к ней.
Кризис восприятия русских наступил и в самом рейхе. Прибывшие в Германию остарбайтеры зачастую оказывались не менее культурны, технически образованны и сообразительны, чем сами немцы. Всё это подорвало веру немецкого населения в пропаганду и, как следствие, в сам гитлеровский режим. Медийный блицкриг рейха не состоялся, а в затяжной информационной войне Йозеф Геббельс оказался совсем не так эффективен, как о нём принято думать, и в результате потерпел поражение.
Другой сценарий на Западе: не захват, а воссоединение
В романе Вальтера Скотта «Айвенго» ярко описан средневековый рыцарский турнир, устроенный храмовником Брианом де Буагильбером и его друзьями в Ашби. Бросить вызов зачинщикам мог любой воин благородного сословия: для этого надо было ударить копьем в щит, что висел у входа на ристалище. Если рыцарь хотел сражаться тупым оружием, подходящим для «показательного боя», он бил тупым концом копья. Если же хотел сражаться насмерть – ударял острым концом. Опасаясь опытных ратоборцев, гости турнира предпочитали сражаться тупым оружием. И только загадочный Рыцарь, Лишённый Наследства, под маской которого скрывался главный герой, вызвал заклятого врага Буагильбера на смертельный поединок.
Эта история из недр европейской культуры кажется прекрасной метафорой событий Второй мировой. Гитлер ударил во французский щит тупым концом своего тевтонского копья, в течение так называемой «странной войны», то есть с сентября 1939-го по май 1940-го, он несколько раз обращался к противникам с просьбой о мире. Его воистину рыцарский поступок – остановка танковых армад под Дюнкерком – дал возможность англичанам эвакуировать войска с материка и тем самым сохранить лицо. Но главное в том, что, войдя на территорию Бельгии, Нидерландов, Люксембурга, Франции, гитлеровские солдаты вели себя отнюдь не как варвары-поработители. Война без ненависти, победа без унижения падшего – такова была тактика фюрера на Западе.
В западном походе вермахт руководствовался «Десятью заповедями по ведению войны немецким солдатом». Этот документ декларировал, что:
• «немецкий солдат воюет по-рыцарски за победу своего народа. Понятия немецкого солдата касательно чести и достоинства не допускают проявления зверства и жестокости;
• запрещается убивать противника, который сдаётся в плен, данное правило также распространяется на сдающихся в плен партизан или шпионов. Последние получат справедливое наказание в судебном порядке;
• запрещаются издевательства и оскорбления военнопленных. Оружие, документы, записки и чертежи подлежат изъятию. Предметы остального имущества, принадлежащего военнопленным, неприкосновенны;
