Адольф Эрман - Государство, армия и общество Древнего Египта
Воин эпохи Среднего царства. Рисунок из Асьюта, согласно W., I, 202
В более ранние времена в жрецах тоже не было недостатка, но большинство из них – исключением были первосвященники главных богов – занимали низшие должности, полученные от номархов или высших чиновников. От тех времен у нас мало сообщений и о поместьях или богатстве храмов; самое большее, с чем мы встречаемся, – должность «казначея» святилища. В эпоху Среднего царства положение было немного иным: в это время мы обнаруживаем «писца при жертвоприношениях», «управляющего поместьями храма», «верховного казначея храма», даже «писца – составителя отчетов по зерну и управляющего складами зерна богов в Тинисе». Однако они мало значили по сравнению с бесчисленными «управляющими от собрания министров» и «хранителями дома», служившими в казначействе. В эпоху Нового царства все изменилось: четверть могил на кладбище в Абидосе – это гробницы жрецов и храмовых чиновников. У каждого бога был свой управляющий его имуществом, полями, скотом, складами зерна и кладовыми; боги имели своих управляющих зданиями, а также собственных живописцев и золотых дел мастеров, своих рабов и слуг; в каждом крупном святилище был даже свой главный цирюльник. Эти храмовые чиновники обычно были людьми хорошего происхождения и имели видное положение в обществе. Итак, мы видим, что в эпоху Нового царства жречество было одной из главнейших составных частей государства. Тут нет ничего удивительного, потому что как раз в это время религия подрывала и истощала силы египетского народа: цари разоряли себя, тратя свои средства на постройку гигантских храмов или отдавая добычу, взятую в захваченных городах, богу Амону; и рисунки чисто религиозного характера заняли место прежних ярких изображений повседневной жизни. Естественно, что на почве этого религиозного фанатизма пришедшей в упадок нации жречество должно было расцвести пышным цветом. Когда мы читаем в папирусе Харриса об огромных богатствах, которые лишь один из царей преподнес своим «отцам-богам», нас не удивляет, что служители этих богов скоро стали соперничать с царями по могуществу и действительно в конце концов отбросили их прочь.
Командиры наемников, с одной стороны, могущественные жрецы – с другой занимают в эпоху Нового царства место старой аристократии. И совсем не случайно то, что мы видим, как с этими двумя объединяется третья группа людей, определяющая жизнь страны, – та, которая возникает лишь тогда, когда государство больно, а именно рабы, принадлежащие правящему классу.
На рисунках, изображающих придворную жизнь номарха Хнемхотепа (которого здесь уже часто упоминали), мы можем видеть начальников кухни сада и, кроме них, нескольких домашних слуг, которые названы словом . Вероятно, они служили на кухне этого князя, поскольку они присутствуют при том, как закалывают скот, и приносят своему господину жареное мясо, кувшины с вином и еду. Однако по Берлинской стеле мы знаем, что знатная семья той эпохи имела четырех таких слуг, которые начальствовали над «пекарней» и «домом плодов»[108]. Мы также встречаем их в качестве слуг низшего разряда в других домах того времени – например, в доме одного человека, который не имел вообще никакой официальной должности. Поэтому мы не сделаем ошибки, если переведем это слово как раб.
При Х династии эти рабы стали играть важную роль в государстве и достигать высоких почестей. Один из них – служащий в казначействе, другой отдает чиновникам приказы относительно того, как нужно воздвигать памятники, а при Рамсесе IX мы встречаем даже двух рабов-князей, которые по рангу занимали место сразу после верховных жрецов. Это были «раб царя Несамун, писец фараона и управляющий имуществом верховной жрицы Амона-Ра» и «раб царя Нефер-ка-Ра-ем-пер-Амун, глашатай фараона». В следующей главе мы встретимся с ними обоими как с исполнителями официальных должностей и будем иметь случай обсудить подробнее их неестественное положение в государстве.
Эти рабы в большинстве случаев были по рождению варварами: из одиннадцати, которые упомянуты как входящие в число придворных Рамсеса III, пять носили иноземные имена; например, один был ливийцем по имени Инене, а другой с радостью носил красивое финикийское имя Махар-баал. Из тех, кто носил египетские имена, многие, вероятно, тоже были родом иноземцы. Их чужеземное происхождение заставляет нас предположить, что в этом случае речь идет о рабах, а отрывок из стихотворения, где цветистым стилем описан триумф царя, устраняет все сомнения в том, что это так и есть. Там сказано, что старшие из пленных киликийцев, которых провели перед царским балконом во время триумфального шествия, будут работать на пивоварне, а младшие будут либо лодочниками, либо, после того как их искупают, натрут благовонными мазями и оденут, станут рабами его величества. Такие рабы стали любимцами у фараонов эпохи Нового царства, которые, похоже, подобно средневековым султанам, пытались, покупая рабов, окружить себя людьми, которым можно было бы доверять. В этом случае рабы занимают то же место, что мамлюки, и мне вряд ли нужно говорить, что одна и та же причина, а именно недоверие к своим подданным, в обоих случаях заставила монархов использовать странное средство – возвысить рабов, в результате чего в обоих государствах невольники заняли высокие должности. На деле рабы (так же как и много позже мамлюки) не всегда были верны своим господам: к примеру, некоторые из них участвовали в большом заговоре против Рамсеса III.
Среди придворных сановников мы тоже часто встречаем иноземцев, которые, возможно, раньше были рабами. Например, при царе Меренптахе должность «первого глашатая его величества», через посредство которого царь разговаривал с теми, кто входил в его свиту, была дана ханаанею по имени Бен-Матана, сын Иупаа из Дарбарсаны. При дворе этот ханааней, конечно, взял себе египетское имя: он назывался «Рамсес в храме Ра» и (возможно, потому, что это благородное имя носил еще кто-то из его сослуживцев) носил еще и дополнительное имя – «любимый Гелиополем». Вероятно, не все варвары так добросовестно указывали на свое иноземное происхождение, как Бен-Матана, а следовательно, мы можем предположить, что многие чиновники, носившие имена в честь царствующего фараона, могли быть финикийцами или киликийцами.
Мы уже отметили, что феодальный строй Египта, вероятно, был уничтожен насильственно; однако от прежних провинциальных правительств кое-что сохранилось, хотя и в сильно измененном виде[109]. То и дело упоминается – по крайней мере, в стихах – Совет тридцати. Прежний титул номархов – «князь» – продолжали носить правители больших городов, например Фив или Тиниса, но они потеряли то влияние и ту власть, которые были у князей эпохи Среднего царства. Они стали только лишь правительственными чиновниками, не имевшими никакого значения в политике.
Фивы имели двух таких князей – одного для самого города, другого для квартала мертвых. Если мы можем верить рисунку времен Сети I, «югом и севером» в более ранние времена управляли 19 князей[110].
Между фараоном и правительственными чиновниками теперь стоял заместитель царя; он назывался «главные уста», или, иначе, «вождь вождей и начальник над начальниками работ»; при царице Хатшепсут в этом качестве выступал ее любимый слуга, но обычно эту должность занимал предполагаемый наследник престола[111]. Однако во главе самого правительства мы по-прежнему обнаруживаем «главного судью» и «наместника»; теперь их часто бывает два одновременно[112]. В более ранние времена эти люди обычно имели еще одну высокую должность, а именно «государственного казначея». В эпоху Нового царства – и, вероятно, раньше[113] – они управляли городом, то есть тем из городов, где находилось правительство страны, будь это Фивы, Мемфис или новый город Пер-Рамсес в восточной части дельты, основанный при XIX династии. В столице наивысшей властью даже в делах храмов был наместник, который по должности был даже выше верховных жрецов. Когда работники не могли добиться, чтобы им вовремя доставили зерно, то, исчерпав все остальные средства, они обращались к нему. О каждом преступлении докладывали наместнику, и он должен был расследовать дело и провести судебный процесс. Короче говоря, он был главой полиции в столице и, вероятно, также во всем царстве. В эпоху Нового царства наместником и «начальником города» часто выбирали священнослужителя – верховного жреца великого фиванского бога Амона или верховного жреца великого мемфисского бога Птаха. Такой сановник объединял в своем лице высшую светскую и высшую духовную власть и был не только «главой великих людей юга и севера», но и «начальником пророков юга и севера», то есть, как сказали бы мы, министром внутренних дел и министром по делам религий одновременно. Древние ведомства, управлявшие царским имуществом, тоже были сохранены – и управление домом[114] (то есть земельными владениями), и управление складами зерна, и управление, распоряжавшееся быками, и их многочисленные начальники были людьми высокого звания, способными воздвигать себе великолепные гробницы. Особенно велико было значение должности «начальника складов зерна», поскольку, несмотря на все завоевания и дани, истинным богатством Египта было производимое на его землях зерно. «Начальник складов зерна» должен был следить за тем, чтобы этого зерна было много и хватало на содержание всех чиновников, солдат и зависимых крестьян; он должен был держать под своим контролем и требовать крупных поставок зерна от «управляющих поместьями (?) фараона, от жалкой страны Эфиопии до границ страны Нахарины. Каждый год для страны наступал великий день, когда «начальник складов зерна» на торжественном приеме представлял монарху «отчет об урожаях на юге и севере»; и если он, как Хаемхет, начальник складов зерна при Аменхотепе III, мог объявить своему повелителю, что разлив Нила был хорошим, что «урожай был лучше, чем за тридцать лет», то его величество проявлял особое благоволение к своему верному слуге: в присутствии монарха начальника умащали благовониями и украшали дорогими ожерельями.
