Александр Подрабинек - Карательная медицина
В. Севруку был выставлен диагноз «мания марксизма и правдоискательства». Логика рассуждений примерно та же. Какому бы нормальному человеку пришла в голову мысль искать правду? Какой может быть марксизм, кроме советского? Убогим психиатрам эта мысль кажется настолько нелепой, что они признают Севрука ненормальным и ... (опять спекуляция) душевнобольным.
Н.И. Гайдар, пришедшая с жалобой в Прокуратуру СССР, была увезена оттуда в психбольницу № 13. Заведующая отделением заявила: «Никакого диагноза мы ей ставить не будем, записали, что у нее нервное истощение на почве поисков справедливости. Чтобы не жаловалась больше, немного подержим здесь, потом — через спецприемник — в Киев. Там тоже немного подержим»[92]. Нервное истощение на почве поисков справедливости?! Что сказать по этому поводу? Если поиск социальной справедливости доводит до неврастении (допустим, это действительно неврастения) , то лечить надо, очевидно, не Н.И. Гайдар, а советскую систему.
Осенью 1976 года нам удалось добиться, чтобы из Могилевской областной психиатрической больницы был выписан М.И. Кукобака. С администрацией больницы три дня велись переговоры. Заместитель главного врача по лечебной части Кассиров сказал мне, в частности, что Кукобака аутичен. Я возразил, что при мне он непринужденно разговаривал с больными и даже раздал им почти всю передачу, которую я ему принес. «Что ж, — ответил Кассиров, — это паранойяльный признак». Так психиатр, проработавший уже, наверное, не один десяток лет, расценивает обыкновенную человеческую доброту и щедрость.
Н. Горбаневская рассказывает, что в Институте имени Сербского экспертная комиссия под председательством члена-корреспондента АМН СССР Г.В. Морозова выставила ей диагноз: «Не исключена возможность вяло протекающей шизофрении». И, поскольку такая «возможность» была не исключена, Горбаневская расплачивалась за нее Казанской СПБ.
Но лучше всего, на наш взгляд, было заявлено Файнбергу в Ленинградской СПБ: «У Вас шизоинакомыслие». Вы мыслите иначе? Значит, Вы шизофреник! В нашей стране можно мыслить только как все, только как положено.
Начиная главу, мы обещали читателю показать несостоятельность некоторых диагнозов. Но не смешно ли будет серьезно анализировать хотя бы эти семь первых попавшихся нам на глаза случаев? Ведь здесь в самом деле очень мало истинной психиатрии — только термины, да больницы, называющиеся психиатрическими. На каком уровне спорить с этими психиатрами? Поэтому, оставив вопросы практики, вернемся к теории судебной психиатрии и карательной медицины.
Ключевой проблемой судебной психиатрии является проблема вменяемости, поскольку вменяемость в советской юриспруденции трактуется как предпосылка вины. На основе понятия невменяемости советская судебная психиатрия строит так называемую «формулу вменяемости», состоящую из двух критериев — медицинского и юридического. Медицинский критерий включает в себя нозологическую форму, клинику, патогенез, течение, прогноз заболевания, факт невменяемости. Юридический критерий определяет степень невменяемости, т.е. возможность отвечать за свои действия. Юридический критерий обычно подразделяется на два признака: интеллектуальный — невозможность отдавать себе отчет в своих действиях и волевой — невозможность руководить своими действиями.
Как же советская психиатрия определяет понятие невменяемости?
«Проблема вменяемости и невменяемости достигает полного научного разрешения только на основе марксистско-ленинской философии...»[93]. Но это преамбула, а вот само определение невменяемости, вычитанное нами в пособии по судебной психиатрии: «Понятие невменяемости является негативным по отношению к вменяемости и определяет совокупность условий, исключающих уголовную ответственность лица вследствие нарушений его психической деятельности, вызванных болезнью»[94].
Вот как все, оказывается, просто! Невменяемость — понятие негативное вменяемости! Поистине марксистско-ленинское, диалектическое определение!
Совершенная неясность определения невменяемости дает прекрасную возможность для широкого толкования этого понятия.
Немалый интерес не только для карательной медицины и ее жертв, но и для исследователей представляет Инструкция о неотложной госпитализации психически больных, представляющих общественную опасность[95].
В Инструкции перечислены шесть показаний для неотложной госпитализации, после чего следует предупреждение, что «перечисленные выше болезненные состояния, таящие в себе несомненную опасность для самого больного и общества, могут сопровождаться внешне правильным поведением и диссимуляцией». Эти шесть показаний перечислены в пункте 2 Инструкции. Одно из них заслуживает особого внимания:
«Маниакальные и гипоманиакальные состояния, обуславливающие нарушение общественного порядка...»
Этим показанием к госпитализации широко пользуется карательная медицина. Маниакальные и, особенно, гипоманиакальные состояния можно толковать очень расширительно и неопределенно. Все зависит от того, какое содержание вкладывает в это понятие врач, это его совершенно субъективная оценка ненормального поведения.
Довольно условно и понятие общественного порядка, которое органы власти могут трактовать по своему усмотрению. Эти два зыбких, растяжимых понятия, встретившись на страницах Инструкции, дают карательной медицине подзаконные основания для быстрой расправы с не угодными властям людьми.
Правда, насколько нам известно, психиатры редко соотносят свои диагнозы с показаниями, перечисленными в Инструкции. Отсутствие контроля и содружество с репрессивными органами делают это излишним. Диагноз при направлении в больницы практически может быть любым, его может даже не быть вообще.
Так, например, в одном крупном городе психиатру было приказано госпитализировать в психбольницу общего типа известного инакомыслящего. (К сожалению, мы не можем называть имен по соображениям безопасности источника информации.) Психиатр приехал по месту вызова и, поговорив с диссидентом, убедился в его совершеннейшем психическом здоровье, но, уступая нажиму сотрудников КГБ, отвез его в больницу. Однако в направлении на госпитализацию он написал «практически здоров». «Больного» приняли и с таким диагнозом. Правда, потом в больнице потребовали переписать направление. Врач сопротивлялся как мог и, не желая до конца уступать насилию, написал новое направление с диагнозом «Госпитализирован по распоряжению свыше». Это опять многих не устроило, и в конце концов в направлении появилось слово «шизофрения».
Таким образом, практика несколько отличается от теории, хотя последняя и создает определенный фон, видимость обоснованности психиатрических преследований.
Против теоретических принципов психиатрии и насильственных мер в отношении душевнобольных выступают сторонники западного течения «антипсихиатрии».
Мы не вполне согласны с некоторыми утверждениями антипсихиатров по принципиальным вопросам. Так, мы не считаем, например, правомерным отождествление проявлений психической болезни с обычным нонконформизмом или то, что симптомы шизофрении рассматриваются как артефакт, вызванный условиями содержания в психбольнице (Койпп)[96] .
Однако некоторые высказывания антипсихиатров нам близки и понятны. Так, психиатрическое лечение характеризуется как «полицейское» (Паро), как попытка «исключения неугодных лиц из общества путем приклеивания им ярлыка психически больного с последующим репрессивным содержанием их в психиатрических учреждениях», как «преступление против человечества» (Сас). Шизофрения характеризуется как «ярлык, с помощью которого в определенных социальных условиях одни люди дискриминируют других» (Лаинг).
Мы думаем, что в странах Запада невозможно существование системы заключения людей в психбольницы за нонконформистское поведение, и поэтому высказывания антипсихиатров относятся к тем людям, которых мы оцениваем как душевнобольных. Однако те же самые слова в применении к советским условиям представляются нам в высшей степени справедливыми и бесспорными. Утверждения антипсихиатров справедливы для наших условий ровно настолько, насколько, как мы полагаем, они ошибочны для западных.
Сам факт того, что в странах Запада антипсихиатрическое течение получило определенный резонанс, свидетельствует об актуальности социальных проблем психиатрии. Независимо от нашего согласия или несогласия с этим направлением, мы убеждены в актуальности этих вопросов в Советском Союзе.
У нас психиатрия в большой степени носит репрессивный характер. Возможно, создание более прочного теоретического фундамента психиатрии в какой-то мере ослабило бы позиции карательной медицины, создало бы дополнительные препятствия для спекулятивных выводов советских психиатров, приводимых ими в угоду репрессивным органам.
