Вячеслав Шеянов - Русский космос: Победы и поражения
Впрочем, уменьшение потребности в технологическом прогрессе из-за исчезновения прямой и явной военной угрозы отражает значительно более глубинное, более фундаментальное изменение, связанное с качественной сменой самого вектора человеческого развития.
На всем протяжении своей истории человечество развивается, а точнее, развивалось, преобразуя окружающий мир. Изменение природы, приспособление ее к своим нуждам было основным способом существования человека, искренне считавшего себя ее царем.
Однако с началом глобализации ситуация изменилась принципиально. Те же самые технологии, которые обеспечили максимальное упрощение всех и всяческих коммуникаций (являющееся основным внешним проявлением глобализации), превратили в наиболее прибыльный из общедоступных видов бизнеса формирование человеческого сознания.
«Наиболее прибыльный из общедоступных» – значит, наиболее массовый. Сегодня человечество неуклонно и стремительно переходит от трансформации окружающего мира к трансформации собственного сознания. Согревающая сердце экологичность этого подхода не должна заслонять принципиальную новизну сложившегося положения: на всем протяжении своей (как минимум письменной) истории человечество еще ни разу не развивалось подобным образом!
Понятно, что это придает качественную новизну практически всем сферам человеческой жизни, в том числе и связанным с технологическим прогрессом.
Пока главным занятием человечества являлось изменение окружающего мира, максимально точное и предметное знание об этом мире было крайне необходимо человечеству. Хотя бы для того, чтобы вместо чужого монастыря не зайти «со своим уставом» в какую-нибудь неприметную трансформаторную будку.
Однако когда главным делом становится изменение самого себя, и в первую очередь своего сознания, картина качественно меняется. Сфера первоочередной значимости резко сжимается с ученых, изучающих практически без исключений все сущее, до относительно узкого круга людей, занимающихся исключительно человеческим сознанием и методами работы с ним.
Драматическое сужение предмета первоочередного исследования качественно усугубляется отказом от научного подхода. Ведь в силу специфики предмета (объектом изучения является сам инструмент этого изучения – сознание человека) среди работающих с человеческим сознанием оказывается слишком мало ученых и слишком много узких практиков, ограниченных в своей ориентации исключительно достижением конкретного результата, но никак не поиском истины. Их способности к познанию (а часто даже и к мышлению) легко и постоянно приносятся ими в жертву политической корректности, корпоративной лояльности, личному комфорту, административной целесообразности и миллионам других богов современного корпоративного язычества, поклонение любому из которых принципиально несовместимо с научным поиском истины.
Вместо поиска истины и понимания действительного положения дел подобное сознание всецело погружено в поиски такого представления о существующей ситуации, трансляция которого окружающим наиболее полно соответствовала бы узкокорыстным и потому, как правило, быстро проходящим потребностям. Его интересует не реальность, но влияние на других и манипулирование ими – при помощи реальности или без всяких связей с ней.
Научное сознание, научный подход для данной системы мотиваций и восприятия окружающего мира становятся попросту неактуальными, бессмысленными, ненужными. Соответственно, вместе с ними бессмысленной и ненужной становится наука и обеспечивающее ее образование в их классическом, привычном по эпохе научно-технической революции виде.
Весьма существенно и то, что превращение в основной объект воздействия человека его сознания порождает огромное количество и разнообразие обратных связей, просто-напросто снижающее познаваемость мира, а во многих значимых сферах делающее его принципиально непознаваемым для отдельной личности!
Осознание и принятие ограниченности возможностей человеческого познания (пусть даже не в принципе, а «здесь и сейчас», применительно к данной личности в данных обстоятельствах) не просто порождает первобытное чувство беспомощности перед стихиями и не просто качественно снижает роль науки и образования. Оно принципиально меняет самоощущение общества, которое ощущает свою ничтожность перед во многом принципиально непознаваемым, а значит, и неподвластным ему миром.
Все это также способствует архаизации, в первую очередь через вырождение науки из поиска истины в подтверждение заранее ожидаемых результатов, вырождение образования из подготовки творцов в инструмент обеспечения покорности, а в целом – через снижение социальной значимости знания как такового.
Однако и это вырождение не более чем верхушка айсберга.
Светлое будущее: людоедство?
Технологический прогресс готовит нам и еще один весьма неприятный сюрприз.
Суть сегодняшнего мирового «кризиса», являющегося на самом деле переходом человечества в некое новое, пока еще непонятное нам состояние, заключается в приспособлении социальных отношений, адаптированных к прошлым, индустриальным технологиям, к идущим им на смену качественно новым постиндустриальным, в первую очередь информационным технологиям.
Это приспособление может быть весьма болезненным – и отнюдь не только на фондовых рынках, но и в повседневной жизни миллиардов людей.
В частности, информационные технологии по своей производительности качественно превосходят индустриальные. Даже простое дополнение традиционного индустриального оборудования информационными технологиями (включая системы коммуникаций и принятия решений), как показывает практика, резко повышает их производительность – с неожиданно неприятными социальными последствиями.
В самом деле: сравнительно низкая производительность индустриальных технологий делала их владельца зависимым от работников. Каждый человек был потенциальным источником прибыли – поэтому его требовалось отловить, обучить, поставить к станку и, как показал опыт борьбы с коммунизмом, еще и сделать так, чтобы он оставался всем этим доволен. Из последнего выросли идеи «благосостояния для всех», общество массового потребления и средний класс в его современном понимании.
Однако для постиндустриальных технологий, лишь первым этапом развития которых являются технологии информационные, характерно качественно иное отношение к рабочей силе. Ведь они значительно более производительны – и использующее их общество для производства прежнего количества материальных благ (воспринимаемых рынками и находящих спрос) нуждается в качественно меньшем количестве работников!
Общество, применяющее преимущественно постиндустриальные технологии, нуждается в существовании элиты, обеспечивающей управление, научные исследования и культурную среду, а также в относительно небольшом количестве людей, непосредственно занятых производством.
Все остальные оказываются попросту лишними, подобно основной части населения России в парадигме «экономики трубы» (то есть полной переориентации на экспорт сырья, проведенной в рамках либеральных реформ). Они нужны лишь с точки зрения потребления, как генераторы необходимого экономике спроса, – но производить им попросту нечего, любой изготовленный ими продукт будет лишним, так как не найдет спроса.
Соответственно, они не производят, но лишь потребляют, а точнее – претендуют на потребление. С точки зрения коммерческой эффективности, это недопустимо, и объективная задача общества заключается если и не в их физическом уничтожении, то в их социальной утилизации, то есть в максимальном ограничении масштабов их потребления, которое по определению непроизводительно.
При этом максимальный разрыв между низкой производительностью и высоким потреблением наблюдается у наиболее благополучной части человечества – среднего класса развитых стран (это естественно, ибо огромные массы нищего населения стран Африки, арабского мира, Индии и Китая потребляют крайне мало).
Соответственно, обострение указанного противоречия и нарастание объективной необходимости в сокращении непроизводительного потребления давит в первую очередь именно на этот средний класс, на источник глобальных настроений благополучия.
Результат – «размывание», а если называть вещи своими словами, обнищание среднего класса как одна из основных тенденций глобализации. Мы видим разные стадии этого чудовищного процесса на постсоветском пространстве, в Восточной Европе и Латинской Америке, а в последнее десятилетие присутствуем при погружении в него США и, с заметным отставанием, «старой» Европы. При этом глобальный финансовый кризис на наших глазах становится могильщиком среднего класса наиболее благополучных западных обществ.
