Африканские войны. Кровавые реки черного континента - Марат Владиславович Нигматулин
Насколько можно судить в наши дни, через 70 лет после окончания Второй мировой войны, положившей начало современному мироустройству, анализируя деятельность структур, выполняющих функции обеспечения «закона и порядка», этих «мировых шерифов» (или «жандармов» — тут все зависит от вкуса пишущего), работают они (если их деятельность вообще можно назвать работой) из рук вон плохо. То есть если конфликтующие стороны добровольно, сами по себе готовы разойтись в разные стороны, не стреляя в «миротворцев», деятельность ООН и прочих менее статусных организаций, сформированных «мировым сообществом» в качестве «наднационального парламента» и такого же «правительства», будет успешной. Если же нет, то нет. А поскольку люди, готовые организовать резню, в которой должны погибнуть десятки и сотни тысяч, если не миллионы мирных жителей, как правило, не относятся к категории законопослушных, влиять на них можно только самыми жесткими силовыми методами. И тут мы сталкиваемся с двойными стандартами.
То есть если есть страны, готовые проплатить (автор специально избегает нейтрального «пролоббировать» — не тот случай) ту или иную резолюцию ООН (как Саудовская Аравия и Катар в случае Ливии в «арабскую весну» или та же Саудовская Аравия в Йемене) и последующее формирование «международной коалиции», мировое сообщество вмешается. Причем резолюция ООН в принципе необязательна — вмешиваются и без нее. Хотя толк от этого вмешательства не просто сомнителен: результаты его, как показывают события в той же Ливии, прямо противоположны намерениям стран-доброхотов, на свою голову (как это произошло с европейскими членами НАТО) поддержавших заказчиков интервенции и ликвидации Каддафи. А вот если их нет… Тогда хоть Конго, хоть Руанда или Судан, хоть Зимбабве или Кампучия. Неважно. Сколько убито — неважно. Нет, теоретически газеты что-то напишут. Или не напишут. Как все эти люди погибли, тоже неважно. Разве что Голливуд снимет что-нибудь вроде «Кровавого алмаза»: фильмы ужасов, основанные на реальных событиях, не так плохо продаются. Кто же отказывается от больших денег…
Так что, рассуждая о том, как хорошо устроен современный мир, прими в расчет читатель, что ты скорее всего просто живешь в той его части, которую современные геноциды не затрагивают. Точнее — пока не затрагивают. Никто не знает, что будет с той или иной страной завтра. На Украине тоже был мир.
Александр Зотин
Геноцид на плодородной почве
20 лет назад произошла одна из самых чудовищных катастроф в истории — массовая резня в Руанде. В результате геноцида была уничтожена десятая часть населения страны. Преступление носило ярко выраженный этнический характер, однако причины конфликта были экономическими.
В 1994 году в результате геноцида в Руанде погибло по разным оценкам от 700 тыс. до 1,1 млн человек. В стране с населением 7 млн, всего за 100 дней.
Анатомия ненависти
Общепринятое объяснение геноцида сводит все к этническому конфликту. Население небольшой (территория почти в два раза меньше Московской области) восточноафриканской страны Руанды состоит из трех народностей: хуту (85 %, доли на начало 1994 года), тутси (14 %) и пигмеев тва (1 %).
Хуту переселились в Руанду с юга и запада, тутси — жители долины Верхнего Нила (близки современным эфиопам), пришли в XVI веке с севера и установили господство над хуту. У всех групп — разные экономические роли. Хуту были в основном земледельцами, тутси — скотоводами, тва — охотниками и собирателями. И выглядели тоже по-разному. Представитель бельгийской колониальной администрации доктор Жюль Сассерет так описывал тутси: «Рост — 190 см. Худые. Длинные прямые носы, высокий лоб, тонкие губы. Сдержаны, вежливы, утонченны». Он же о хуту: «Имеют все характеристики негров: широкие носы, толстые губы, низкие лбы, брахицефалические черепа. Похожи на детей, застенчивы, ленивы и обычно грязны». Единственная аборигенная группа тва (пигмеи ростом до 150 см) одинаково презиралась и хуту, и тутси.
Еще до прихода немецких (1897), а затем бельгийских (1919) колонизаторов тутси доминировали в обществе. Перераспределение земли, предпринятое в конце XIX века королем-мвами Рвабугири, приравняло хуту к крепостным, а тутси сделало феодалами (монархия просуществовала до 1960 года под протекторатом Бельгии). Но этническое разделение на протяжении столетий подменялось социальным. Например, богатый скотовод-хуту мог считаться тутси. Шло и культурное сближение: тутси постепенно переняли язык хуту — киньяруанда. Полного смешения, однако, не происходило. Пришедшие после Первой мировой в Руанду-Урунди бельгийцы усилили разделение, например ввели удостоверение личности с указанием этнической принадлежности. И при этом выстраивали местную администрацию, опираясь исключительно на тутси.
Но незадолго до провозглашения независимости в 1962 году бельгийцы вдруг передумали и стали продвигать хуту и в итоге передали власть им. Почему так произошло, не совсем понятно. «По одной из версий бельгийцы, уходя, хотели дестабилизировать ситуацию в стране, есть версия, что они хотели передать власть большинству, — говорит заместитель директора института Африки РАН Дмитрий Бондаренко. — Вообще, бельгийцы были одними из самых бессмысленных колонизаторов — меньше всего давали и больше всего брали».
Так или иначе, в течение следующих двух десятилетий во время правления новой элиты из хуту множество тутси бежали в соседние страны, в основном в Уганду, Танзанию и Бурунди (почти близнец Руанды, но в зеркальном отражении — там после обретения независимости меньшинство тутси сумело удержать власть). В результате около миллиона тутси осели в лагерях для беженцев в Уганде, где стали формировать ополчение — Руандийский патриотический фронт (РПФ). Оттуда они время от времени вторгались в Руанду, что приводило к ответным репрессиям.
Тлеющее противостояние длилось до начала 1990-х. В октябре 1990 года президент-хуту Жювеналь Хабьяримана использовал попытку вторжения тутси на
