Джон Вествуд - Свидетели Цусимы
Инцидент в Доггер-Банке (или, как его назвали русские, Гулльский инцидент) использовался до сих пор как доказательство некомпетентности Рожественского. Ответственный за такое скопление боевых кораблей и жизней, он имел все основания быть бдительным. Первая Тихоокеанская эскадра была изранена в Порт-Артуре в результате внезапной торпедной атаки, поэтому адмирал имел все основания застраховать себя от повторения японцами подобной тактики.
Помня Копенгаген, памятуя о воинственности адмирала Фишера и других британских адмиралов, зная о британской поддержке Японии и плохо скрытой враждебности к России, Рожественский вполне резонно мог ожидать торпедной атаки на свои корабли, совпавшей, например, с объявлением Британией войны России. Во всяком случае, даже не вступая в прямые военные действия в отношении России, Британия могла сделать возможным появление японских миноносцев в Северном море, что без этого, само по себе, было бы маловероятно.
Как и все другие адмиралы того времени, Рожественский переоценивал боевую мощь торпеды, и многие его офицеры буквально ходили под гипнозом торпедной угрозы. Кажется вполне вероятным, что если бы даже Гулльского инцидента не было, то подобная неприятность могла бы рано или поздно случиться и с любым другим флотом. Можно напомнить, что как раз в этот период германский флот был убежден, что британское Адмиралтейство готовится провести против него «превентивный удар». По крайней мере был случай, когда германская эскадра, возвращаясь домой после учений Английским каналом и опасаясь внезапной атаки британцев, шла мимо английских берегов с орудийными расчетами у пушек и заряженными орудиями. Если бы эта эскадра вдруг оказалась среди неизвестных судов, где одни были бы без огней, а другие пускали ракеты, она могла бы открыть огонь, и многие офицеры-моряки согласились бы, что немцы поступили правильно.
Есть еще люди, которые верят, что японские торпедные корабли действительно присутствовали на Доггер-Банке. Семенов был одним из них. Он приводит три довода в доказательство своей версии, которые, однако, надо принимать с долей скепсиса, учитывая его преданность своему адмиралу.
Во-первых, рассуждает Семенов, «Камчатка», сообщая о нападении миноносцев, просила броненосцы показать свое место, направив лучи прожекторов вертикально вверх, и следует понимать, что сигнал этот пришел не с «Камчатки», а от японцев, которые надеялись таким путем побудить адмирала открыть свои координаты. (Запись «Авророй» этих сигналов, уже здесь приводимых, показывает, что требование вертикально направить прожектора — изобретение самого Семенова.) Во-вторых, Семенов преподносит как великую тайну торпеду, выброшенную морем на немецкий берег вскоре после инцидента. В-третьих, наконец, он рассказывает, как впоследствии в Японии он встретил морского офицера, страдавшего ревматизмом, якобы приобретенным во время службы среди туманов Северного моря.
Если бы японские миноносцы в самом деле присутствовали в европейских водах, то для этого необходимо было бы попустительство какой-либо морской державы, ведь миноносцы не могут существовать без базы. Но было ли такое попустительство, остается одной из сокровенных тайн истории.
Глава третья
ПЕРЕХОД
Для работающих на угле судов в условиях нехватки или отсутствия угольных баз на пути следования переход от Либавы до Японского моря был подвигом, эпосом, заслуживающим отдельной большой книги. Однако данная глава сведется лишь к перечню главных событий и воспоминаниям нескольких участников перехода, отобранным в зависимости от того, как они освещали предстоящую битву.
После злополучного столкновения с траулерами на Доггер-Банке отряд Рожественского двинулся к Виго, отряд Фелькерзама — к Танжеру, а миноносцы ушли в Шербур. Когда Россия согласилась участвовать в Международной комиссии по расследованию, для русской эскадры был снят запрет на плавание, в частности до Танжера, хотя этот этап сопровождался унизительным конвоем английских крейсеров.
Адмирал Фелькерзам с двумя старыми меньшими броненосцами («Сисой Великий» и «Наварин») плюс два крейсера и все миноносцы продолжали двигаться на восток через Суэцкий канал. Четыре новых броненосца, слишком крупных для прохождения Суэцем, вместе с «Ослябя» и остальными кораблями ушли с Рожественским на мыс Доброй Надежды с тем, чтобы, обогнув его, встретиться с Фелькерзамом у Мадагаскара.
Командир «Авроры» Егорьев отмечал, что путь от Танжера до Дакара был отмечен неприятностью: «Выбирая якорь в Танжере, наш транспорт «Анадырь» зацепил кабель, связующий Африку с Испанией. Адмирал, не терпящий никаких задержек, услышав про это, приказал перерубить кабель. Этим приказом мы доставили себе много хлопот. Тогда мы не знали, что будем страдать из-за этого в Дакаре, где мы вынуждены будем платить огромные суммы, посылая телеграммы в Россию через Канарские острова и Америку, а потом обратно в Европу. Это было ужасно дорого, потому что ежедневно адмирал получал и отправлял целые пачки телеграмм.
По приходе в Дакар опять начались мытарства по добыванию денег. На берегу нет золота, только франки — серебро, и то в очень ограниченном количестве. Мы пытались получить кредит у нескольких банкиров и торговых домов, но безуспешно. Вступали в сношения с различными европейскими Креди-Лионнэ, которые каждый день обещали, что получим деньги и, в конце концов, мы ушли без них. Командир «Бородина» еще в бытность в Виго выписал себе английские фунты и своевременно получил их на корабль. Этот факт стал известен адмиралу, а потому приказано было разделить большую часть бородинских денег между другими судами. Это обстоятельство очень огорчило «Бородино», но помогло немного общему безденежью на остальных судах. Команды уже два месяца не получают никакого жалованья, а потому лишены, возможности удовлетворять свои маленькие, но очень существенные для них потребности. Офицерам часть следуемого содержания выдали, а потому все, видимо, повеселели. Да, кстати, было разрешено съездить на берег. На берегу нажились все: магазины, почта, телеграф, два отеля, ресторанчики и в особенности три приезжие испанки из Барселоны.
На рейде Дакара скопилось много судов, большинство из которых — угольщики для нашей эскадры. Адмирал, приказал принять полуторный запас угля. Это поставило всех в большое затруднение, так как 50% излишнего угля никогда никто не принимал. Приказ этот был вызван тем, что на рейде нас давно уже ожидали угольщики с 40 000 тонн угля, но эскадра могла принять лишь четверть того, что было ошибочно привезено сюда. Каждому угольщику платят по 500 рублей в сутки, поэтому расход получился громадным., принимая во внимание большое число пароходов и очень продолжительное время, проведенное в ожидании эскадры. Все угольщики оказались немцами и только один англичанин. Счет платы им шел с сентября месяца. Началась отчаянная погрузка на всех судах при соревновании участвующих за обещанную премию за скорейшую погрузку. «Аврора» грузилась 12 часов, приняв 850 тонн. Погода была сухая, а потому пыли было много — все без исключения почернело моментально. Не жалели ни человеческих сил, ни машин, которыми грузили, передавая уголь с германского парохода «Орион» («Фленсбург»), ни мешков, которые часто разрывались.
Кругом стоял грохот, шум от быстрого передвижения мешков, навешанных на тележках артиллерийской подачи, слышались сиплые голоса людей. Жара и жажда добавляли ужасный вид этого муравейника. Углем были завалены кочегарки, некоторые входы, два жилых носовых помещения. В остальных жилых помещениях образовалась адская температура вследствие закрытия от пыли всех входных отверстий для притока наружного воздуха в корабль. Попорчена масса имущества, а с броненосца «Орел» на пароход-госпиталь был отвезен один человек почти в безнадежном состоянии, который попал под обвал угля. Приезжали французские власти, официально заявив, что не позволят эскадре запасаться углем в таком большом количестве. Это, понятно, не было исполнено, а французам в утешение на словах уменьшали количество принятого угля процентов на 60».
Уголь принимался мешками с помощью шлюпок. Уголь насыпали в мешки на угольщиках и потом «майнали» в корабельные шлюпки, которые паровыми катерами буксировались к своим кораблям. Здесь мешки поднимались, опорожнялись и отправлялись назад. Грязная, тяжелая, изматывавшая тело и душу работа. Было сделано несколько попыток подводить угольщики к борту, но слишком разнящаяся высота борта исключала такой способ погрузки даже в тихую погоду. Эту идею пришлось оставить после того, как одна из средних пушек «Суворова» была зажата корпусом угольщика.
Столь частые приемки угля на этом отрезке пути объяснялись, видимо, тем, что со дня на день ожидалось ухудшение погоды, и любая погрузка стала бы просто немыслимой. Пересечение Индийского океана, как пересекла его русская эскадра весной 1905 г., было мероприятием беспрецедентным: никогда раньше в броненосную эру военный флот, подобный этому, не совершал такого долгого перехода с углем в открытом море. Сопровождаемая лишь одной плавучей мастерской, 2-я эскадра Рожественского была предоставлена самой себе в безбрежном океане.
