Владимир Варшавский - Родословная большевизма
Это самая страшная черта сходства между Чевенгуром и средневековым хилиазмом; людей, объявленных не людьми, — уничтожать.
Уже в первые века хилиастические мечтания начинают соединяться с жаждой кровавого отомщения всем гонителям христиан.
С первым крестовым походом нищих хилиазм оборачивается взрывчатым социальным мифом. Стихийные бедствия, глады, страшные болезни, чахотка, проказа, чума, нашествия свирепых язычников, борьба с сарацинами, тяжесть феодального строя, с его бесконечными войнами, поборами, безжалостностью и несправедливостью, все способствует распространению среди угнетенных скудных людей сознания, что только они одни — настоящие христиане, святой избранный народ Божий, призванный истребить мечом нечестивых слуг Антихриста: всех нехристей и лжехристиан, всех «больших», знатных и богатых. Тогда придет тысячелетнее царство, все станет общим, все будут равны и никому не придется работать.
Особенно XIV век ознаменован грозным гулом мессианских коммунистических движений. То было трагическое смутное время Европы. Меняется климат, непрерывные проливные дожди губят посевы. Неурожай за неурожаем, и, как писали в старину, «глад крепок и скудета велия при всем». Сопротивляемость болезням слабеет. Приходит царствие Верной Смерти. Чума возвращается снова и снова. К концу века вымерла чуть не половина населения Европы. В городах и в деревне растет преступность. На дорогах нет проезда от разбойников. В 1337 году начинается Столетняя война со всеми ее ужасами и разрушениями. Города и деревни, по многу раз переходившие из рук в руки, «изнурились в пустыне», жители гибнут или разбегаются. Впрочем, ватаги озверелых наемных солдат грабят, жгут, мучают, насилуют и убивают и в мирное время. Наступили сумерки средневековья, сумерки Европы, время Пляски мертвецов, скорби, великого вопля, шатания, перелома, тревоги.
Хозяйственный подъем XIII века сменяется спадом. Первые банковские крахи, рост цен. Еще делаются важные изобретения: механические часы, гидравлические мехи, порох и многие другие, но технический прогресс все же замедляется. Правда, еще расцветают райские триптихи над алтарями, философия начинает освобождаться от схоластической сухости, и в Италии уже брезжит рассвет Возрождения: Данте, Джотто, Петрарка. Но в центре Европы уже меньше строят соборов. Капиталы скудеют, поглощаются войной. Камнерезов, ваятелей дивных апостолов и святых, сгоняют строить укрепленные замки и тесать каменные ядра. Бога Отца изображают теперь не Строителем Вселенной с огромным циркулем, а с тремя стрелами в руках: чума, голод, война. Апокалиптики ждут прихода антихриста и скорого конца света, спасутся только немногие избранные. Движение самобичующихся, все чаще и больше проникаясь еретическим революционным духом, возобновляется с невиданным размахом.
И повсюду мятежи крестьян и ремесленников: «жаков» во Франции, «чомпи», чесальщиков шерсти, в Италии, «синих ногтей» во Франции. Кровавые бунты и кровавые подавления и в Англии, и в Арагоне, и в Каталонии, и в Священной Римской Империи. Вся Европа качается от землетрясения социальной революции. Читая тогдашние летописи, замечает один французский историк, удивляешься, что к концу века ещё оставалось достаточно людей, чтобы воевать, устраивать революции и пахать землю.
Народные восстания полыхают до половины XVI века. Они становились особенно опасными для потрясенного феодального общества, когда их возглавляли «пророки» анархо-коммунистического хилиазма. Назову наиболее известных: Дольчино, Кола ди Риенцо, «бешеный кентский поп» Джон Болл (с оговорками), возглавитель крайних таборитов — «пискарцев» и «адамитов» — Мартинек Хаузка, излюбленный герой Маркса и Энгельса Томас Мюнцер и диктаторы Нового Иерусалима в Мюнстере Иоанн Маттис и заместивший его Иоанн Лейденский. Каждый из них провозглашал себя избранным Божьим работником, глашатаем Спасителя, говорил от Его имени. В их проповеди мечтания о наступлении Третьего Завета, о новом золотом веке и о восстановлении рая на земле срастаются с обетованием мессианского пира в один революционный разрушительный социальный миф. Когда наступит тысячелетнее царство, бедные, «сияя подобно солнцу», заживут в мире и братской любви: моего и твоего больше не будет, а всё общее, болезни и смерть истребятся навеки. Но прежде в последней апокалиптической битве бедные должны очистить землю от слуг Антихриста, извести всех угнетателей и кровопийц, всех господ и богатых, говоря по-марксистски, все враждебные классы. Несчетное число мужчин и женщин были перебиты, обезглавлены, сожжены, четвертованы. Не меньше зверствовали и войска, посылаемые князьями и епископами на усмирение еретиков и подлого народа. По числу жертв террор карателей обычно даже превосходил террор революционных «ангелов мщения», но только те видели в истреблении антихристова воинства мечом Гедеона необходимое предварительное условие для прихода мессианского царства.
Так думают и чевенгурские большевики· коммунизм наступит, только когда будет окончательно ликвидирована буржуазия. Чевенгурский Мюнстер, Новый Иерусалим.
«Ишь ты — где у него сосет! — догадался Чепурный. — Объявить бы их мелкими помещиками, напустить босоту и ликвидировать в течение суток всю подворную буржуазную заразу!»
В другом месте, тот же Чепурный: «…в первую очередь необходимо ликвидировать плоть нетрудовых элементов».
Так же думает и Копенкин: «мое дело устранить враждебные силы. Когда все устраню — тогда оно само получится, что надо».
Но и после ликвидации буржуев Копенкин не чувствует наступления в Чевенгуре коммунизма и счастья. «Грустно затосковал» и Чепурный. Он обращается «за умом» к Карлу Марксу: «громадная книга, в ней все написано…» Велит Прокофию читать Маркса вслух. Послушав, говорит:
«— Формулируй, Прош…
Прокофий надулся своим умом и сформулировал просто:
— Я полагаю, товарищ Чепурный, одно…
— Ты не полагай, ты давай мне резолюцию о ликвидации класса остаточной сволочи.
— Я полагаю, — рассудочно округлил Прокофий, — одно: раз у Карла Маркса не сказано про остаточные классы, то их и быть не может.
— А они есть, — выйди на улицу: либо вдова, либо приказчик, либо сокращенный начальник пролетариата… Как же быть, скажи пожалуйста!
— А я полагаю, поскольку их быть по Карлу Марксу не может, постольку им жить и не должно».
Чевенгурцы принимают решение изгнать последних полубуржуев из Чевенгура навечно. «Теперь ему стало хорошо: класс остаточной сволочи будет выведен за черту уезда, а в Чевенгуре наступит коммунизм, потому что больше нечему быть».
Изгнанным некуда идти. Они остановились табором недалеко от города. Их тогда расстреливают из пулемета. В Чевенгуре остается всего 11 жителей. Но Копенкин все не может уняться.
«Ночами Копенкин терял терпение — тьма и беззащитный сон людей увлекали его произвести глубокую разведку в главное буржуазное государство, потому что и над тем государством была тьма, а капиталисты лежали голыми и бессознательными, — тут бы их и можно было кончить, а к рассвету объявить коммунизм».
Итак: все, что делает чевенгурских большевиков наследниками средневекового революционного хилиазма, они вычитали у Маркса. Это обязывает к двум выводам.
Первый, вопреки распространенному мнению, объяснение характера большевистской революции нужно искать не в русской истории, а в учении Маркса.
Второй вывод: марксизм, я, впрочем, уже об этом говорил, — современная метаморфоза средневековых коммунистических мессианских движений на Западе.
Мне возразят: позвольте, да ведь движения эти начали затухать уже ко второй половине XVI века, и что общего между бреднями средневековых пророков анархо-эгалитарного миллениума и научным марксизмом. Малограмотные чевенгурские большевики просто неправильно Маркса поняли. И в самом деле: большинство из них даже Маркса не читали, только слышали «кое-что на митинге». И все же смею думать, именно они поняли суть марксизма правильнее, чем все премудрые толкователи его «научности». И во всем мире миллионы людей поняли марксизм по-чевенгурски. Не будь Чевенгура, Маркс упоминался бы теперь только в учебниках политической экономии.
Революционный хилиазм не кончился с Томасом Мюнцером и казнью Иоанна Лейденского. Он вдохновлял крайне левые, а впрочем и крайне правые протоки всех революций XVII, XVIII, XIX и XX веков. Менялся только язык, на каком он выражался, но суть оставалась та же.
Века разума, что пришли на смену векам веры, не оказались более разумными. Разум никогда еще в жизни людей не торжествовал. Современные науки о человеке приходят к выводу, который давно уже напрашивался: человек, homo sapiens, вместе с тем и homo demens. Его отличает от животных не только способность мыслить, но и безумие. Достаточно взять в руки газету или включить радио, чтобы в этом убедиться. Нет, люди не стали похожи на гуингмов, помните, в путешествиях Гулливера: такие лошади мудрые и добродетельные. Всегда руководствовались в своих поступках исключительно доводами рассудка.
