Посткоммунистические режимы. Концептуальная структура. Том 2 - Балинт Мадьяр

разным для государств с различным правовым статусом, что можно проиллюстрировать с помощью графика, аналогичного графику на Схеме 2.2 (Схема 5.11). Принципиальным отличием, однако, здесь является то, что на схеме из Главы 2 по мере движения к криминальному государству характер государственной деятельности (вмешательства) меняется, то есть в разных типах государства отличается и качественно, и количественно. Но, как мы отмечали ранее, инструменты государственного вмешательства не сменяют, но дополняют друг друга в разных типах государства. Иначе говоря, чем более высоких уровней достигает коррупция, тем больше инструментов становится доступно политическим акторам, при том что инструменты, применяемые при коррупции более низкого уровня, сохраняются, в соответствии с общим характером государственного вмешательства, описанным выше. Точнее, в коррумпированном государстве государственные акторы применяют нормативные инструменты, а коррумпированные административные служащие влияют на это применение, но первые все еще имеют решающее значение, поскольку последние не принимают новые законы, а лишь налагают незаконное право вето на применение существующих норм. В плененном государстве политические акторы, принадлежащие к элитам, используют вмешательство дискреционно, а не коррумпированные – нормативно, тогда как некоторые случаи применения дискреционных инструментов, которые в коррумпированном государстве использовались независимыми административными служащими, здесь входят в компетенцию посредников из коррупционных правительственных сетей. Наконец, в криминальном государстве все административные служащие встроены в однопирамидальную патрональную сеть и по указанию верховного патрона дискреционно оказывают влияние на применение инструментов вмешательства, при том что нормативные случаи вмешательства сосуществуют с дискреционными и приспособлены для удовлетворения потребностей приемной политической семьи.

Схема 5.11: Корреляция между инструментами государственного вмешательства, уровнем коррупционного сговора и бездействием органов контроля

Условные обозначения: N: нормативное вмешательство: бюджетное / регуляционное / с отъемом собственности; D1: дискреционное применение вмешательства; D2: дискреционное вмешательство субрежимного уровня: бюджетное / регуляционное / с отъемом собственности; D3: дискреционное вмешательство высокого уровня: бюджетное / регуляционное / с отъемом собственности (Примечание: пунктирные линии добавлены для ясности. Надзорное вмешательство включено в каждый из четырех пунктов.)

Что касается содержания законов, то, хотя для различных капиталистических экономик ученые разработали различные типологии государственной деятельности[148], в рамках нашего исследования мы предлагаем ту, которая приведена ниже. По нашему мнению, государственное вмешательство делится на четыре основные группы:

• регуляционное вмешательство, включающее в себя государственное регулирование, например надзор, запреты или ограничение доступа к рынку через субсидирование монополий;

• бюджетное вмешательство, включающее в себя любое вмешательство, которое является частью процесса перераспределения доходов, например взимание налогов и последующие государственные расходы;

• вмешательство с отъемом собственности, то есть государственное отчуждение (национализация) неденежного имущества, такого как земля или компании частных акторов;

• надзорное вмешательство, включающее в себя работу различных контролирующих инстанций государства, таких как полиция и налоговая служба.

Надзор, как правило, не считается одной из форм государственного вмешательства, поскольку в неоклассической макроэкономике государство прибегает к вмешательству для реализации общественного блага, а наличие надзорных органов – это лишь техническая сторона дела, предоставляющая средства или механизмы контроля, которые делают возможными три других типа (нормативного) вмешательства. Однако эти инстанции в ходе обязательных проверок используют государственное принуждение, что делает их агентами государственного вмешательства даже в либеральных демократиях[149]. По мере движения от конституционного государства в сторону криминального, эти инстанции все меньше выполняют свою контрольную функцию и все больше становятся инструментами политически выборочного правоприменения [♦ 4.3.5]. В экономике такие надзорные органы могут применяться для дискреционного формирования определенной среды для деятельности экономического актора: например он может проходить постоянные (налоговые или иные) проверки или никогда им не подвергаться, на него могут налагаться или не налагаться штрафы и т. д. Короче говоря, надзорное вмешательство становится не гарантией нормативности, а инструментом дискреционности [♦ 4.3.5, 5.5.4].

Из этого следует, что, по мере движения от низких форм коррупции к высоким, надзорное вмешательство становится все более коррумпированным. Таким образом, тогда как бездействие контрольных механизмов является одним из ключевых условий для успешных коррупционных сделок, коррупция в более широком смысле подразумевает, что контролирующие органы вынуждены принимать сторону коррумпированных акторов, закрывая глаза на коррупцию с их стороны (крыша) и чрезмерно вмешиваясь в деятельность тех, на кого нацелено государственное вмешательство.

В нашей точке отсчета, которую мы обозначили как «государство», контролирующие органы работают должным образом, а государство применяет все четыре типа вмешательства нормативным образом. В коррумпированном государстве коррупция на свободном рынке может стать эндемичной только в том случае, если механизмы контроля отключены на местном уровне, то есть акторы, ответственные за предотвращение коррупции в пораженной ею сфере государственного управления, игнорируют преобладание в ней коррупционных связей. Следовательно, становится возможен дискреционный запрет на применение нормативного государственного вмешательства, как правило, в обмен на взятку (откат).

В условиях коррумпированного государства коррумпированные контролирующие органы нечасто применяются для поражения определенной цели, поскольку административные служащие участвуют в коррупционных сделках лишь изредка, и происходят они по инициативе частного сектора. Конечно, некоторые акторы могут попытаться использовать контролирующие органы для снижения конкуренции со стороны других коррумпированных акторов, но поскольку каждый такой актор связан только с несколькими контролирующими органами, и ни один из них не контролирует всю инстанцию целиком, такое проявление враждебности может привести к потере коррупционного бизнеса для обеих сторон. Иначе обстоят дела в плененном государстве, где дискреционные решения о применении государственного вмешательства принимаются на субрежимном уровне, то есть в сфере, находящейся в ведении одного подразделения государственного аппарата (государственная организация, министерство, муниципалитет и т. д.), которую они могут локально монополизировать для проведения в ней коррупционных сделок. По мере развития более устойчивых коррупционных схем коррумпированные акторы могут монополизировать местный рынок или просто заключать сделки, которые не могли бы быть заключены без угрозы выборочного правоприменения, чему содействуют брокеры-коррупционеры в рамках государственной иерархии. Наконец, в криминальном государстве все виды вмешательства могут быть дискреционными, при том что механизмы контроля выведены из строя на уровне режима. Формально контролирующие институты становятся неформальным оружием в руках верховного патрона, который может инициировать как надзорное вмешательство, так и централизованное хищничество, используя бескровные средства государственного принуждения.

Наряду с амплитудой произвола, которая расширяется по мере того, как государственное вмешательство становится все более и более дискреционным, мы также можем обнаружить непрерывное увеличение амплитуды уязвимости. С точки зрения негативного государственного вмешательства, то есть такого, которое направлено на ущемление прав или причинение ущерба определенным экономическим акторам, уязвимость означает коррумпированность контрольных механизмов и способность акторов, подверженных атаке, защитить себя через привлечение формальных институтов. Чем ближе государство к криминальному типу, тем больше возможностей у коррумпированных акторов для использования надзорного вмешательства в собственных интересах, и, следовательно, тем к меньшему