Позывной «Матрос». Водяной - Владимир Александрович Агранович
Шарнир, понимая сложность ситуации, не растерялся и сразу же выскочил из машины и вступил в диалог.
— А че тут делаете, ребята?
— Кто такие? — сказал украинский боец на обычном русском и крепче взялся за автомат.
Матрос уже не раз удивлялся тому, что воевать приходилось с такими же русскими людьми, как и он сам, а не с «великими украми».
Ополченец еще долго с радостью размышлял бы об этом, но сейчас ситуация была почти безвыходной. Матрос с пулеметом в руках вылез из машины и молча начал двигаться вдоль БТРа, чтобы оценить ситуацию.
— Да мы из второй дополнительной бригады. Разведчики, — продолжил Шарнир.
— Наши что ли? — спросил вражеский солдат.
— Ну да, — спокойно ответил ополченец.
— А чего форма такая?
— Так разведчики же.
Водяной и Рэмбо стояли около машины и наблюдали за переговорами. Матрос не знал, к чему это все приведет, но понимал, что действовать надо решительно. Он оперся на БТР рукой и, посмотрев на обочину, увидел, что в кустах находилось еще около пяти украинских бойцов.
— Клади оружие, мужик — сказал один из них Матросу.
Матрос, удивившись своему спокойствию, отрешенно ответил:
— Нет, ребята. Это вы складывайте оружие и сдавайтесь.
В этот момент Матрос понял, как сильно его изменила война. За долю секунды в его голове пронеслись сотни мыслей по поводу того, что сейчас делать.
Ополченец медленно сместился в сторону, чтобы обезопасить себя от дула БТРа. Напротив ополченца стояли пять человек, которых Матрос смог бы нейтрализовать одной очередью.
«Я уже старый. Свое пожил. А пацанам еще жить надо», — подумал Матрос с безразличием к себе и отцовской заботой о брате.
Напряжение усиливалось. Все висело на волоске. Шарнир пытался убедить врага, что они свои бойцы, и рассказывал про свою роту, в которой служил до перехода на сторону ополченцев еще в Краматорске.
«Братуха, ну чего тебя потянуло к этой машине?»
Матрос переживал за младшего брата. С первых дней войны он дал себе обещание оберегать его, но сейчас ему казалось, что, даже приняв огонь на себя, Матрос смог бы лишь отсрочить неизбежное.
Боец сжал губы и сощурил глаза, но продолжал сохранять хладнокровие. Время замедлялось, а слова Шарнира внушали доверие все меньше. Водяной и Рэмбо стояли молча и не знали, что делать. Матрос очень медленно начал смещать вес на опорную ногу, а палец руки двигать в сторону курка. Тянуть время уже было невозможно. Боец слегка согнул колени, чтоб сделать рывок в сторону, но в этот самый момент услышал чей-то голос.
— Укропы! — крикнул кто-то на горе, и в следующую секунду послышался выстрел гранатомета. Матрос не успел понять, что произошло, но его тело решило все за него. Спустя какое-то мгновение боец оказался позади обочины за деревом, умудрившись попасть туда одним длинным рывком. В этот самый момент снаряд гранатомета попал в машину, разорвав ее на части.
«Водяной», — подумал Матрос. Началась жуткая перестрелка. Пули летели с разных сторон куда попало. Впервые за два месяца войны Матрос воевал в такой близости к врагу.
Боец высунулся из-за дерева, чтобы найти взглядом брата, но на месте, где стоял Водяной, уже никого не было.
«После такого взрыва не выживают», — подумал Матрос, но подавил в себе эмоции.
Голову бойца заметил противник, сидящий за дулом БТРа. Крупнокалиберный шквал огня посыпался на Матроса. Пули прожигали дерево. Боец видел, как горит изнутри древесина.
Третий, четвертый, пятый выстрел — и Матрос взревел от боли. Левая рука была разорвана до мяса в районе предплечья. Кровь хлынула из раны и залила одежду по локоть. Боль была невыносимой.
Матрос знал, что следующее попадание может быть в голову или туловище. Он взял гранату и вырвал чеку, ожидая, пока закончится стрельба.
Боец был готов отпустить зажатую чеку при любой попытке взять его в плен.
«Уж лучше умереть тут».
Огонь прекратился на несколько секунд. Матрос вновь посмотрел на дорогу, пытаясь найти брата. На земле никого не было, а около БТРа лежали несколько тел украинских вояк. Боец кинул гранату в сторону очага опасности и, воспользовавшись заминкой, рванул в частный сектор.
Левую руку он прижал к себе, чтобы уменьшить потерю крови. Казалось, что кость была перебита. Кровь стекала по ноге. Матрос находился в шоковом состоянии и не мог адекватно оценить тяжесть ранения. Глядя на ногу, которая уже была вся в крови, боец подумал, что ранена и нога, но сейчас все его мысли были о том, чтобы добраться к своим и узнать, что с братом.
Матрос отбежал метров на сто от места перестрелки и приблизился к дороге. Нужно было перебежать на другую сторону, чтобы скрыться во дворах. Один шанс на миллион, что получится выбить дверь ногой и прорваться в запертый двор. Если дверь не поддастся натиску, то Матроса изрешетят из БТРа.
Боец набрал побольше воздуха в легкие, прижал сильнее руку к себе и на последнем издыхании рванул через дорогу. Вслед за ним полетел очередной шквал из бронемашины.
На ходу, не останавливаясь ни на секунду, Матрос вынес дверь прямым ударом ноги. Все так же на бегу боец своим телом пробил окно и попал в один из сараев.
Хотелось отдышаться, но на это не было времени. Еще долгих полчаса, истекая кровью, он шел к своему отряду окольными путями. Одежда была в крови, а целая правая рука налилась смертельной усталостью от тяжести пулемета. Голова кружилась, а от боли в раненой руке началась общая тошнота.
«Братуха, только живи», — повторял про себя Матрос, боясь себе признаться, что Водяной уже мертв.
Матрос вышел к своему отряду и услышал, как Шарнир докладывал по рации:
— Рэмбо и Водяной пропали, а Матрос двухсотый.
— Чего это ты меня хоронить собрался? — грозно сказал Матрос, еле передвигая ноги.
— Живой! Не может быть, — искренне удивился Шарнир.
Он глянул на окровавленного Матроса.
— Матерь Божья. Давайте скорее машину. Нужно его в госпиталь отвезти.
— Надо брата найти. Без брата я никуда не поеду.
— Тебе надо кровь остановить. Я займусь Водяным. Все будет хорошо. Его по ходу укры оттянули. Подумали, что свой.
— Ты видел его?
— Я ничего не успел заметить. Машина взорвалась, и я начал отходить. Но Водяного я не видел там. Никто там не лежал.
Матроса снова начало тошнить. Спустя полчаса он находился в больнице города Красный Луч, большая часть которого на тот момент была под контролем украинской армии.
Рану сразу же промыли.
