Позывной «Матрос». Водяной - Владимир Александрович Агранович
— Да ладно тебе. Попадаю же.
— Не, твой дядя реально мужик. Был всю жизнь тихий, никогда никуда не встревал, а тут молча собрался и поехал воевать. И воюет смело. Не ссыт.
Сын восхищенно улыбнулся.
— Страшно. Страшно погибнуть по-глупому. Когда на посту стоишь, то можно умереть каждую минуту. Никто ведь не знает, что произойдет в следующий момент. И так постоянно. А иногда становится уже безразлично, что с тобой будет дальше.
— Так, а если бой? — спросил сын.
— Ты знаешь, поначалу страшно, а потом как пеленой какой-то тебя укрывает. Все сходит на нет, и остаются лишь холодная ярость и ясность мысли. Ты просто действуешь, и все. Ни страха, ни переживаний. Ничего. Словно машина.
— Ладно, давай выпьем за нас, — предложил Водяной.
— Давай.
Рюмка за рюмкой, и хмель разбирал все больше, затуманивал голову. Разговоры стали более эмоциональными. Стол пустел. Матрос рассказывал, как несколько раз избежал смерти, а Водяной делился тем, как под минами искал своего брата.
— Это ведь мой брат! Самый родной человек, — сказал Водяной и положил руку на плечо Матроса.
Сын вдыхал дым сигарет бойцов и внимательно слушал. Он наблюдал за их поведением и видел, что они стали другими: более жесткими, но в то же время более честными и правильными. Война могла укоренить в них жесткость, но сыну казалось, что они стали лучше, нежели были до войны. Крестный помолодел и возмужал, а отец вел себя как настоящий воин и лидер, готовый быть командиром роты и даже батальона. В конце концов, и Моторола, и Гиви, да и все остальные командиры, ставшие легендами, начинали с рядовых.
— Впереди ждут жестокие бои, — начал Матрос, — и вряд ли мы вернемся живыми. Не бывает так, чтобы постоянно везло. Даже по теории вероятности. И если что-то случится со мной, то две женщины на тебе. Моя дочка на тебе. Ты обязан ей помогать…
— И моя дочь тоже, — добавил Водяной.
— Да. На тебе две девочки, которым ты будешь обязан посвятить жизнь и помогать им в любой ситуации. Я не знаю, как ты это сделаешь, но ты обязан поставить их на ноги. И я с того света вернусь, если ты не сдержишь обещание, — сказал Матрос сквозь зубы и со слезами на глазах, понимая, что может уже никогда не увидеть своих жену и дочь. — Ты понял меня? — подытожил Матрос, стукнув крепким кулаком по столу.
— Да, пап.
— Я еще раз повторюсь. Только ты. Они на тебе. Ты будешь единственным мужиком, который должен поддерживать их и вести по жизни.
— Обещаю, пап.
Сын понимал серьезность сказанного отцом и знал, что разорвется в клочья, но сдержит обещание. Семья — это единственное, что вообще имеет значение в этой короткой и несправедливой жизни. Все остальное — просто пыль, не стоящая того, чтобы тратить на нее время.
Ужин закончился. Бойцы продолжали курить и общаться между собой, включали чеченские песни за неимением песен о Донбасской войне.
— Вот! — говорил Матрос. — Ее мы слушаем перед боем.
Боец поднимал руки вверх и закрывал глаза, ощущая магию голоса и силу каждого слова.
Сын начал убирать со стола, а Матрос сел за компьютер, испытывая радость от того, что можно побыть наедине с техникой. Трезвость мысли осталась где-то на фронте, и сейчас ополченец стал человеком, который был готов на многое, если не на все. В глазах сына он мог показаться слегка не в себе или даже безумным, но это его уже перестало волновать. Ничье мнение о себе его уже не интересовало.
— Страшно, — начал Водяной, сидя у окна на кухне с сигаретой в зубах, — страшно, что дочку могу больше не увидеть.
— Дядь, да все будет нормально, — успокаивал его крестник, смывая с тарелок остатки еды.
— Не. Так не бывает. Я уже три раза от смерти уходил. Четвертого не будет. Я погибну. Вот как чувствую.
— У тебя ангел-хранитель сильный.
— Посмотрим. Все мы под Богом ходим. Если даст силы пережить все это, тогда выживем.
Из зала раздался крик:
— Мы еще, суки, в Славянск вернемся! А потом на Киев и Львов пойдем!
Отец читал украинские новости, а сын мыл посуду и улыбался, веря словам Матроса. Он постелил бойцам на кроватях, а сам лег на пол и подложил под голову бронежилет отца.
Бойцы провели в домашних условиях еще один день, а на следующее утро выпили крепкого чая и ушли обратно в штаб, чтобы принять новое и еще более сложное задание, которое могло стать для них последним.
Перед уходом, у самого дома, сын сделал несколько снимков отца и дяди и сфотографировался с каждым из них. Раньше его героями были персонажи из американских фильмов, а сейчас ими стали старшие товарищи — отец и крестный. Он проводил бойцов до автобусной остановки и попросил у Всевышнего дать им сил, здоровья, мужества и веры, чтобы дойти до конца, до победы.
Глава 13
— Давай подпустим поближе, — прошептал Матрос.
— Принял, — отозвался Ёжик.
— Два БТРа, легковушка и «КамАЗ» с людьми, — посчитал Водяной.
— Скажи своим, чтобы ползли к «Утесу». Подойдут ближе — и начнем огонь.
Бойцы укрылись на вершине холма, расположенного вдоль дороги и разделявшего две дружественные республики. Колонна двигалась на разведку из Миусинска в сторону ДНР.
Напряжение нарастало, но нужно было подождать еще немного. Матрос никогда не охотился, но что-то подсказывало ему, что эмоции он испытывает похожие.
Это была засада. Никто из врагов не подозревал, что сейчас начнется бойня. Никто из них не думал всерьез, что для кого-то война закончится уже сегодня.
— Готовы? — резко спросил Матрос.
— Да, — крикнули в ответ бойцы.
— Тогда в бой!
Засада под Миусинском встретила колонну украинской техники, жаждущей распространить свой контроль за пределы города, шквалом огня.
— Давайте, пацаны. Никто не прячется. Все воюют.
Когда начинался бой, становилось жарко. Пули летели в разные стороны, создавая адское блюдо из хаоса, приправленное страхом. Украинские силовики, прежде так отважно стрелявшие с безопасной дистанции из артиллерии, растерялись.
— Молодняк, работаем, — кричал Матрос. — Подавай ленту.
Небольшие окопы на вершине холма прикрывали бойцов от прямых попаданий. Матрос стрелял из пулемета, и впервые за всю войну противник был так близко, что можно было видеть, как кровь вылетает из тел. Сейчас каждый чувствовал то, что чувствовали украинские каратели в Славянке, когда бомбили ополчение с горы, — превосходство.
Водяной лежал на возвышенности и стрелял из «Утеса». В колонне был французский БТР, который прошивался насквозь отечественными пулями. Ополченец
