Людмила Шапошникова - Тайна племени Голубых гор
Градация храмов в племени довольно сложная. Они отличаются друг от друга по степени «святости», по родовой принадлежности, по архитектуре. Типы храмов традиционны, они сложились еще во времена далекого прошлого. Фратрия Тартар имеет самый низший храм— «тарвали». Более высокий по значению храм — «кудрпали». За ним следуют «уршали» и «кугвали». Большинство храмов последнего типа находится в роде Тарадр. И наконец, самый высокий храм— «по». Он конической формы, расположен обычно в священном манде рода, который называется «Тиманд». В большинстве случаев в Тиманде нет жилых хижин. Здесь находится только храм и загон для священных буйволиц. Загон сооружается так, чтобы посторонние не могли видеть священных животных. «По» принадлежит всему роду, а остальные храмы — мандам. В манде может оказаться несколько типов храмов.
Камдельманд расположен в трех милях от Утакаманда. В нем живут люди рода Карш. Манд разместился на пригорке, вплотную к которому подходит роща. У самой рощи, рядом с горным ручьем стоят два храма. Они внешне ничем не отличаются от обычных хижин, только вход в них еще меньше. Один из храмов— «уршали», второй— «кудрпали». Фасады обоих храмов обращены на восток. Вокруг каждого из них сооружена циклическая ограда из неотесанных камней. Чтобы попасть в узкий, чисто подметенный дворик храма, надо спуститься на две ступеньки. Между «уршали» и «кудрпали» сложены круги из камней. В центре каждого из них стоит вертикальный камень из серого гранита. Это жрецы оставили по себе такую память. За храмами находятся загоны с такой же циклической оградой. Там держат священных буйволиц. Если их перегоняют на другое место, храм перестает действовать. В Муллиманде можно увидеть тоже два храма: «тарвали» и «уршали».
Когда я приехала в Тарнадманд, мне показали три храма: «тарвали», «кугвали» и «уршали». Они стояли чуть в стороне от манда, в небольшой ложбине, поросшей кустарником. «Кугвали» — самый большой из них. Его стена по фасаду сложена из плит серого гранита, а в центре красуется изображение буйвола. Мутикен, который почему-то надел ботинки и видавшее виды пальто по случаю нашего визита в Тарнадманд, к храму подойти не смог. Для этого нужны были босые ноги и путукхули.
Я приблизилась к ограде храма и услышала предостерегающий возглас:
— Не подходи близко, амма!
Завернутый в короткую черную тунику, на коленях стоял человек. Он поднялся, сверкнув светлыми пятками, и уставился на меня.
— Ты кто? — спросила я.
— Я сейчас скажу, но ты, амма, еще отойди. Я подчинилась.
— Меня зовут Карикутан! — прокричал человек. — Я жрец! (паликартмокх). Ко мне нельзя близко подходить!
— Сколько комнат в твоем храме?
— Две!
Таким оригинальным способом я выяснила, что находится внутри «кугвали». Но когда я вынула фотоаппарат, чтобы заснять храм, Карикутан заволновался. Дело в том, что из-за ограды торчала только его голова.
— Ты подойди поближе, амма!
— Не могу, ты не велел! — злорадно закричала я.
Из-за ограды теперь показались и плечи жреца. Он пристально посмотрел в сторону манда и, не обнаружив непосредственной опасности его престижу, крикнул:
— Теперь можно! — и, опустив руки по швам, застыл у входа в храм.
Потом он охотно объяснил, что в его храме только один очаг и один колокол «мани». А в самом высоком храме «по» — два очага. На одном из них жрец готовит пищу себе, от другого зажигает храмовую лампу. В лампе должно быть семь фитилей, не меньше. Когда-то у тода было много храмов «по», а теперь осталось три на всю страну.
Еще в начале прошлого века почти каждый род имел свой «по». Когда англичане пришли в Нилгири, таких храмов было семь, а в конце века их стало только пять. Один из них находился в Мутанадманде, другой — вблизи Шолура, третий — на реке Кунда, четвертый — около Брикапатти, пятый стоял у подножия Мукуртхи. Теперь только «по» в Мутанадманде может еще гордиться своим стадом священных буйволиц. Два других сохранившихся храма пришли в полный упадок. Конический храм в Мутанадманде принадлежит роду Норш. Это своеобразное строение высотой 15–18 м расположено у склона горы, где Текерзши создала первых буйволов и людей. На что оно похоже? Сравнение найти трудно. Круглое гранитное основание венчает коническая башня, крытая тростником. Вот, пожалуй, и все. Этой башне молятся тода, падая перед ней на колени и касаясь лбом ее изгороди.
Если от Утакаманда идти на запад, к границе Малабара, можно встретить на пути разрушенные священные манды и циклические каменные фундаменты бывших «по». У истоков Верхней Бхавани когда-то находился главный храм и Тиманд рода Пан. Теперь там осталась только груда камней, среди которых шныряют ящерицы. Милях в двадцати от Малабара на склоне горы лежат руины «по», принадлежавшего исчезнувшему роду.
Однажды в Усманде Ивам спросила меня:
— Хочешь пойти в священный манд рода Амгарш? Он недалеко отсюда. Когда-то манд действовал, а теперь почти заброшен. Священных буйволиц перегнали в другое место.
Я согласилась.
Вплотную к Усманду примыкали джунгли, и священный манд был расположен где-то за ними. С самого утра лил дождь, и все тропинки превратились в глинистое месиво. Над горами плыли грозовые тучи. Мы пересекли ручей, куда обычно приходят леопарды на водопой. На размякшей земле были видны их крупные следы.
— Здесь водятся и тигры, — сказала Ивам.
— Да? — деланно безразличным тоном ответила я.
— Но тода они не трогают.
— А русских? — поинтересовалась я.
— Русских? — засмеялась Ивам. — До сих пор тоже не трогали. Во всяком случае, я ничего не слышала об этом. Вот буйволов тигры задирают часто. Только за последние полгода они съели шесть буйволов около Усманда.
Утешив себя тем, что, возможно, тигры меня не съедят, я двинулась по скользкой тропе вслед за Ивам. Мокрые ветви деревьев, низко нависающие над землей, цеплялись за плечи и лицо. В некоторых местах тропа была взрыта клыками диких кабанов. Ноги все время попадали в ямы, наполненные дождевой водой. Мои чапали совсем размокли, и я часто выскакивала из них, скользя по грязи и намокшим корням деревьев. Иногда я теряла чапали и останавливалась, чтобы найти их. Ивам уверенно шла впереди, лихо подобрав сари и светя нижней юбкой. Сверху свешивались причудливо переплетенные жгуты лиан и замшелые, похожие на ревматические руки ветви. Сумрачный свет дождливого дня с трудом пробивался сквозь густые кроны и, рассеиваясь, временами терялся на дне этого зеленого колодца. Что-то мрачное и настороженное таилось в зарослях и серых клочках тумана, цеплявшихся за деревья. Наконец джунгли поредели, и мы вышли на небольшую поляну. Лес наступал на нее со всех сторон, и густой кустарник скрывал тропинки. Вывороченные клыками кабанов большие комья земли были разбросаны по всей поляне. Место было расположено высоко, и оттуда были видны окрестные горы, затянутые сеткой дождя. На поляне стояло несколько хижин. Одна из них была храмом, другая жилищем жреца, две предназначались для телят. Несколько камней, врытых вертикально, располагались между храмом и телятниками. Чуть поодаль, за храмом, виднелась каменная изгородь буйволиного загона. Казалось, что люди и буйволы покинули этот манд только вчера. Но когда мы подошли к хижинам, обнаружили, что их давно не касались человеческие руки. Бревна разошлись, трава кусками свисала с крыш, камни выпали из изгородей, оставив щербатые проходы. Вход в храм не был закрыт, и мы, протиснувшись между нагромождениями камней, нырнули в него. Перегородки храма прогнили и лежали бесформенной грудой досок на земле, поросшей травой. Тут же рядом валялись ветви деревьев, пучки тростника и куски бамбука. В широких щелях храма свободно гулял ветер.
Ивам к чему-то прислушалась и вдруг заторопилась:
— Скорей, скорей. Отсюда надо уходить.
Ее лицо стало серьезным, а в глазах появилось настороженное выражение.
— Что случилось? — удивилась я.
— Мы нарушили законы предков, — без тени своей обычной насмешливости зашептала она. — Две женщины в храме тода, это уж слишком. За это наказывают.
— Кто?
Но мой вопрос потонул в страшном грохоте, который обрушился на храм и землю откуда-то сверху. Небо будто раскололось. Ослепительная голубая вспышка осветила полумрак храма, и второй удар грома прокатился по джунглям. Я увидела перед собой белое лицо Ивам и ее широко раскрытые от страха глаза.
— Боги, — с трудом выдавила она. — Они гневаются. Надо уходить, пока не поздно. — И, схватив меня за руку, потащила к выходу.
Конечно, можно не бояться тигров, но боги — это реальная угроза для тода, особенно когда они так грохочут на небе…
Хижина жреца тоже носила на себе следы запустения. Пол, поросший травой, щели, развалившаяся глиняная суфа, сломанный посох в углу. Пока мы все осматривали, из-за туч неожиданно проглянуло солнце и лес огласился пением птиц. От легкого ветра на деревьях раскачивались крупные гроздья белых цветов, которых я раньше не заметила. Промытая дождем трава и листья ярко блестели на солнце. Печать покоя и умиротворения лежала на окрестных джунглях и этой поляне с древними хижинами. В воздухе стоял тонкий аромат незнакомых цветов и растений. Да, тода умеют выбирать места для священных мандов. Жреца также надо уметь выбрать. Профессиональных жрецов в племени не существует. Им может быть всякий мужчина, принадлежащий к определенному роду или фратрии.
