Виктор Тамман - В черной пасти фиорда
Мой взгляд останавливается на старшине 2-й статьи Иване Николенко. Он пользуется на лодке всеобщим уважением. Электромоторы, управляемые старшиной, только что работали с невероятной перегрузкой. Но и теперь они готовы к действию. Николенко сидит на корточках и жадно, открытым ртом, глотает воздух. По его судорожно вздымающейся груди я подсчитываю число вдохов в минуту, получается 45 — многовато.
Да, дышать трудно. Процент кислорода в отсеках мизерный. Мы уже шестнадцать часов под водой, да еще три впереди. Может быть, дать кислород, пусть люди вздохнут? Нет, рисковать нельзя! Если всплыть нынче не удастся, нам придется еще сутки быть под водой, до следующей ночи. Как жаль, что на лодке нет заместителя по политчасти. Его слово и пример так нужны теперь людям.
Из пятого отсека обращается кок Алексей Ильюшин — просит разрешения прийти в центральный пост. Получив «добро», он приоткрывает дверь и просовывает голову:
— Может быть, кто-нибудь хочет поесть?
— А что у вас?
— Гречневая каша, — отвечает Ильюшин и расплывается в улыбке (о моей склонности к простой пище, особенно к гречневой каше, знали на лодке все).
— Несите.
Не успеваю взяться за ложку, как по отсекам шепотом передают: «Порядок! Командир «рубает» свою кашу».
Каша кашей, а мысли то и дело возвращаются к всплытию, к судьбе тринадцати, отлично выполнивших все задания. Каково им там, в полутемных мрачных помещениях, продрогшим и усталым после десятичасовой борьбы? Старпом передал в носовые отсеки: разрешается использовать аварийный запас провизии.
Долго и томительно тянутся последние три часа перед всплытием. Наконец и они остаются позади. Кажется, все готово.
Электрики и трюмные приготовили механизмы к работе с максимальными перегрузками. В первом отсеке Матвейчук, Бабошин, Никаншин, Хоботов и помогавший им курсант Портнов разобрали трюмную помпу до винтика, прочистили ее, приготовили агрегат к действию.
Мы изыскиваем последние резервы воздуха. Приходит, в частности, мысль: нельзя ли использовать воздух, который стравливается во время работы механизмов?
— Какое давление показывает анероид? — спрашиваю я у Башкинова.
— Неизвестно — стрелка уперлась в ограничитель. Было решено отсосать воздух из центрального поста и кормовых отсеков до нормального, атмосферного. Но тут выяснилось, что на большой глубине не работало охлаждение компрессоров. Для Леднева такой «ребус» оказался простым: не прошло и десяти минут, как механизмы заработали.
Результаты превзошли наши ожидания: в одной из групп баллонов давление удалось поднять с 35 до 90 атмосфер — неплохой добавок. Теперь все внутренние ресурсы мы использовали на сто процентов. Да и рубочный люк после всплытия откроется легко: давление в лодке будет равно наружному.
— Подводная лодка готова к всплытию, — доложил Горчаков.
Я приказал старпому составить новый артрасчет, так как командир отделения комендоров Острянко, да и командир БЧ-2–3 Шапаренко находились в носовых отсеках.
— Артрасчету после всплытия собраться в пятом, аккумуляторном, и быть наготове.
Перед всплытием обхожу кормовые отсеки. Хотелось еще раз убедиться в боевом настрое людей, в готовности техники.
Матросы и старшины, как всегда, дело свое знают, трудностей не боятся. В пятом отсеке отличился рулевой Владимир Митрофанов. Это он в разгар борьбы за живучесть сумел ликвидировать аварию — пропуск забортной воды через водяную магистраль. Не сделай он этого, нам пришлось бы заниматься не только носовыми отсеками, но и пятым.
Короткий разговор состоялся с мотористами, задачу они свою понимали. Старшине группы мичману Никите Пукалову даю задание: запустить дизели в кратчайший срок, и быстро поднять обороты до форсированного хода, а если потребуется дымзавеса, то создать максимальную дымность.
Старшина 2-й статьи Андрей Орлов, матросы Илья Певко, Дмитрий Соплин и Николай Федин не только обслуживают дизели, но и входят в артрасчет. Напоминаю им:
— Сразу же после всплытия может быть бой. Сражаться придется отчаянно, отступать нам некуда, снова погрузиться не сможем…
По глазам вижу: мотористы и артиллеристы готовы выполнить свой долг до конца.
В отсеке электриков встречаю парторга лодки главстаршину Алексея Карпенко. Он коротко сообщает: коммунисты не подведут, экипаж в целом уверен в успехе всплытия.
Мое внимание привлекает дифферентометр, сделанный инженером-механиком А. В. Мартыновым.
— Прибор в центральном посту не рассчитан на большой дифферент, — поясняет Мартынов, — поэтому мы разбили шкалу у своего до девяноста градусов.
Что ж, очень хорошо. Важно точнее произвести отсчет, когда лодка будет всплывать.
А вот и кормовой отсек. Лейтенант Апрелков и командир отделения минеров Величко четко понимают свои задачи.
В достоинствах членов экипажа я никогда не сомневался. На этот раз обход отсеков был особенно необходим: я ощутил в себе прилив новых сил. Надеюсь, встречи не прошли бесследно и для подчиненных.
Возвращаюсь в центральный пост. Акустик докладывает об отсутствии шумов кораблей, и мы приступаем к завершающему этапу спасения лодки. Надеваю реглан, поднимаюсь в боевую рубку.
— По местам стоять к всплытию!
Заработали помпы и турбонасос, осушая внутренние цистерны и минные трубы. Затем началась откачка воды из второго отсека. Моторы перегревались, не раз сгорали предохранители.
Но тут же принимались нужные меры, и опять все гудело и дрожало. Постепенно дифферент перешел с кормы на нос.
— Уровень воды упал до настила! — докладывает Шапаренко.
Теперь пора продувать главный балласт. Звучит команда. Леднев подскакивает к станции воздуха высокого давления, вращает маховики клапанов. Пронзительно шипит — воздушный поток понесся по трубопроводам в главные балластные цистерны, вытесняя из них воду. Корма заметно поднимается, наклон корпуса достигает 40–50 градусов, в то время как носовая часть остается неподвижной, будто прибитая ко дну. Но вот подъем замедляется. Это начинает тревожить. Нет, нельзя допустить угасания инерции всплытия! Ни на одно мгновение! Если движение вверх прекратится, лодка зависнет и затем опустится снова на дно.
— Оба электромотора средний назад!
— Полный назад!
Вращаются винты, корма снова ускоряет свой подъем, корпус принимает почти вертикальное положение… Лодка вздрагивает и отрывается от грунта.
— Стоп электромоторы!
Теперь я стою на передней стенке рубки и думаю: нам только и не хватало, чтобы перевернуться…
Скорость всплытия стремительно нарастает. Начинает отходить и дифферент; пройдя половину пути, лодка выравнивается и вылетает на поверхность на ровном киле.
Открываю люк, выскакиваю на мостик и осматриваюсь. Кораблей поблизости нет. Прямо перед нами чернеет берег.
— Правый малый вперед!
— Лево на борт!
— Товсь дизели!
Команды следовали одна за другой. Прочь от опасного района! Ночи короткие, мы совершенно беспомощны, погрузиться не можем, торпеды разоружены…
Лодка развертывается и ложится на курс отхода. Идем по магнитному компасу (гирокомпас вывернуло из-за большого дифферента). Через минуту запускаются дизели — молодцы мотористы!
Мы должны форсировать вражеское минное поле в надводном положении, это очень опасно. А идти надо, ведь другого пути нет.
Двигатели постепенно наращивают обороты, и мы все дальше и дальше уходим на север.
— Прямо по носу мина! — вскрикивает сигнальщик Митрофанов.
— Лево на борт!.. Право на борт!.. Ложиться на старый! курс!
Подводную лодку рывком бросает влево, потом вправо, и белый кильватерный след прочерчивает в ночной мгле небольшой координат[26]. Мину обходим в пяти метрах от правого борта, с мостика на нее смотрим молча, лишь Митрофанов бросает:
— Ну и здорова!
— Неужели бывают такие большие мины? — спрашивает лейтенант Иванов.
Вместо ответа я приглашаю лейтенанта вниз, в штурманский пост и уже там поясняю: обошли мы бочку, а не мину. Да, ту самую бочку, бридель которой издавал странные звуки, ударяясь по корпусу нашей лодки, когда она шла к берегу.
Зачем тут стоит бочка? Она показывает фарватер между минными полями противника. Фашистские корабли подходят к мысу Нордкин или мысу Слетнес, затем по известному им пеленгу следуют к бочке и далее беспрепятственно двигаются в море.
— Понятно, — говорит Иванов.
И он наносит на карту координаты бочки, прокладывает фарватер, которым пользуется враг.
Мы снова поднимаемся на мостик. Теперь минной опасности нет — дается отбой боевой тревоги.
— Может быть, разрешим команде выходить на мостик, как обычно — не более трех человек одновременно? — спрашивает старпом.
