Владимир Рудим - Баллада о дипкурьерах

После ухода Джонсона Николай произнёс:

— Мы в самом деле в Мурманске? Пока не верится.

Минуло полчаса. Вторично явился помкэпа, теперь с Робертом и ещё одним матросом.

— Джентльмены, вас ждёт катер.

— Передайте нашу благодарность капитану.

Матросы взяли вализы с диппочтой.

— Наверх!

— Стартуем в последний раз!

С каким наслаждением вдохнули на палубе обжигающий мурманский ветер! Осмотрелись: невдалеке, в морозном паре, обледеневшие корабли каравана. Вытерпели, вынесли всё, прорвались!

Георгий стал на твёрдую почву причала и машинально попробовал ногою: качается? Пожалуй, малость колеблется.

Но через два-три часа земля обрела надёжную устойчивость, полы в гостинице тоже. Не ладилось только со сном — три ночи не могли уснуть. Сказывалось нервное напряжение одиннадцати суток плавания.

Диппочта надёжно заперта в сейфе представительства Министерства иностранных дел СССР.

ОБВАЛ

Год 1945-й, первое послевоенное лето. Дипкурьер Виктор Малышев с напарником снова в пути. Поезд Москва — Баку. Дальше — в Иран. Над Ираном небо ещё знойней, чем в Баку. Белёсое, далёкое. Задание дипкурьерам — доставить пакеты в тегеранское посольство и в Ахваз, где находилось наше консульство.

… Колёса выстукивают: ах-ваз, ах-ваз. В вагонах многолюдно и душно… Все окна приспущены, но это мало помогает. Проводник разносит холодный лимонад.

— Вам две бутылки?

— Спасибо. Не нужно.

Дипкурьерам хочется пить, но они воздерживаются: в пути, в жару пить рискованно. Лучше потерпеть.

Проводник, смуглый, худощавый иранец, немного знает русский язык. Удивляется: все пьют, а два советских отказываются. Ему симпатичны эти парни, и он говорит:

— Если захотите, скажете, буду держать для вас пару бутылок.

Колёса стучат глухо, мягко: жара разогрела рельсы, стыки сошлись.

По вагону пронёсся мягкий шум, послышались возгласы: «Смотрите, смотрите!»

Виктор глянул в окно и сперва не разобрал, что там творится. Над полем медленно плыло что-то похожее на сказочный ковёр-самолёт. Он переливался на солнце, меняя оттенки — то золотистый, то нежно-зелёный, то бирюзовый с тёмно-зелёными пятнами. Красиво! Но эта «красота» несла людям беду, пожирая всё на своём пути.

Саранчовый ковёр уходил в сторону, всё дальше от полотна железной дороги. В коридоре проводник рассказывал кому-то: на прошлой неделе саранча прошла прямо над железной дорогой — рельсы были словно маслом смазаны, и поезда не могли двигаться: колёса буксовали.

Промелькнули несколько небольших селений. Потом потянулась гористая местность. Поезд шёл почти рядом с крутыми увалами.

И тут налетела гроза. Она возникла быстро, неожиданно. Загремела, засверкала, загрохотала неистовая южная гроза! Вода обрушилась сплошной завесой, за которой ничего не было видно.

Прекратилась гроза так же неожиданно, как и началась. В разрывах туч заголубело небо. Мокрая земля засверкала под лучами солнца.

Поезд замедлил ход, залязгали буфера. Вынужденная остановка. Поезд стоит пять минут, пятнадцать, двадцать. Проводник пошёл узнавать, в чём дело.

Оказывается, впереди обвал, засыпаны рельсы. Сзади тоже обрушилась крутая насыпь. Значит, ни вперёд, ни назад.

Пассажиры заволновались. Как быть? Сколько здесь сидеть? Этот вопрос волновал, конечно, и советских дипкурьеров: нужно прибыть в Ахваз в срок, без опоздания.

Три часа томительного ожидания. Наконец стало известно: впереди, по ту сторону обвала, подан новый состав — пассажиры должны перейти туда.

Расстояние небольшое — около трёх километров. Но идти с грузом, да ещё по размытой, вязкой земле, тяжело. Более того, вдвоём не взять всю диппочту сразу. Нужно по крайней мере ещё три-четыре человека.

Виктор сказал об этом проводнику:

— Сможете ли чем-нибудь помочь?

Проводник понимающе закивал.

— Пойду к старшему, посоветуюсь.

Из вагона один за другим выходили пассажиры, неся лёгкие дорожные чемоданы.

Проводник вернулся с сержантом: в поезде ехала группа иранских военнослужащих. Сержант приветственно поднял правую руку.

— Совьёт! Карашо!

Посмотрел, сколько багажа. Ушёл и привёл пятерых солдат.

Виктор поблагодарил проводника.

— Спасибо за помощь.

Караван двинулся вперёд. Сперва шагали по шпалам, а когда добрались до завала («За неделю не убрать его», — прикинул Виктор), повернули вправо на пешеходную тропинку. Она вилась среди кустарников, обсыпанных красными ягодами, взбиралась на горки, сбегала вниз, змеилась рядом с ручьём.

Снова выбрались на полотно железной дороги. Несколько синих пассажирских вагонов. Солнце уже высушило их бока и ребристые крыши. Только лужи между шпал напоминали о ливне.

Погрузились. Виктор протянул сержанту деньги:

— На всех.

Сержант отрицательно покачал головой. Что-то сказал по-своему, и солдаты согласно закивали. Денег не возьмут. А хочется всё-таки сделать им что-то приятное. Вспомнил: есть несколько пачек наших папирос! Папиросы были охотно разобраны.

Переселение пассажиров закончилось к позднему вечеру. Проводники зажгли свечи в фонарях. Раздался протяжный гудок паровоза. Мимо окон медленно проплыли крупные южные звёзды.

РАБОТА У НИХ ТАКАЯ

Москва, Смоленская площадь. Островерхое высотное здание, устремлённое в синеву. Наверху барельеф: Государственный герб СССР.

Далеко видится из окон возле герба. И если чуточку фантазии, то привидится в прозрачном мареве даже Бородинское поле — поле, на котором прославились сыны Отчизны и в восемьсот двенадцатом, и в девятьсот сорок втором. Вспомнишь дедов, отцов, подумаешь о современниках, об их великой неизменной цели: отстоять, сохранить мирное небо над Родиной.

Один из таких отрядов, выполняющих высокую миссию, — дипкурьеры. Я знаю их немало лет, со многими подружился. Каждая встреча приносит что-то новое — будь это давний знакомый или дипкурьер, которого видишь впервые.

Вот остановился молодой человек.

Чувствуя, что он не торопится, прошу его рассказать о себе.

— Ладно. Только уговор: меня не называйте. Ещё рано. Не заслужил. Я просто дипкурьер. Рядовой отряда дипломатической курьерской службы. Езжу совсем недавно, по существу, практикант. Набираюсь ума-разума у старших товарищей. Выдержу экзамен — возить мне государственные бумаги многие годы — я ведь совсем молод, — возить и в десятой пятилетке, и в одиннадцатой, возможно, даже встречу третье тысячелетие. И, как многие, подниму бокал: «Люди! Желаю вам счастливого нового тысячелетия!»

Так началась беседа. И я узнал, что молодой дипкурьер родился после войны. Пушки, миномёты, знаменитые «катюши» и тридцатьчетвёрки времён Великой Отечественной видал только в музее. Туда, в Центральный музей Вооружённых Сил, его водил отец. Он был на фронте. Артиллеристом. Награждён орденом Отечественной войны. Теперь его уже нет. Тяжёлое ранение сократило век ветерана. Но он успел воспитать достойного наследника.

Однажды сын нашёл в железной коробочке значок. На двух цепочках красный овал, а на нём — парень, разрывающий грудью финишную ленту. Нацепил. Перед дружками похвастался. Отец подозвал сынишку, снял значок и сказал спокойно и как-то грустно: «Нормы на значок ГТО сдавал я, а не ты. Сдавал ещё до войны. Он помог мне бить фашистов. А ты им похваляешься как своим. Похваляешься чужими заслугами. Может, и орден привинтишь?»

Парнишке стало очень стыдно. Упрёк отца он никогда не забудет. Кстати, у него теперь есть свой значок ГТО. Недавно выполнил все нормы.

Ещё случай с отцом. Он не терпел жалобщиков, нытиков. Увидит на сынишке синяки, спросит:

— За дело дрался?

— За дело.

— А у супротивников тоже синяки?

— Угу…

— Молодец. В правом деле никому не давай спуску.

Проведёт осторожно шершавым пальцем по синяку.

— Больно?

— Только чуточку.

А что было потом, когда отца не стало?

Сын закончил ПТУ, поступил на тот же завод, где ещё недавно работал отец. Приглянулась ему там, в санчасти, девушка, медсестра. Думал — как бы не ошибиться: ведь нередко случается, внешняя привлекательность не подтверждается внутренним содержанием, обманывает неопытную молодость.

Молодая жена оказалась человеком весёлым, простым, как говорится, без излишних претензий. В светские дамы не метит. Любит добротное, удобное, красивое. Вполне современна. Любит музыку, живопись, спорт. И ещё — это уж из другой области — чёрный хлеб. Бородинский.

Спрашиваю собеседника: как же он всё-таки стал дипкурьером?

— Случайно. Не удивляйтесь. Случайность, которая закономерна. Одни, бывает, ищут профессию. А бывает и так, что сама профессия ищет человека. Человек, может, и не догадывается ни о чём, а тут — предложение: хотите работать дипкурьером? Значит, те, кто решает этот вопрос, уже знают о тебе, считают достойным. Для тебя их предложение выглядит как случайность. На самом же деле всё закономерно.