Орест Пинто - Тайный фронт

— Это разумно, — заметил я, ловя себя на мысли, что соглашаюсь с Верлупом. — Но я слышал и другое. О взрыве моста, но не того, который следовало уничтожить.

Верлуп покраснел.

— Я не знаю, кто вам рассказывал об этом, — сказал он с сердцем, — но, во всяком случае, этот человек не может быть моим другом. Действительно, я взорвал не тот мост, но это не дает оснований заподозрить во мне немецкого агента. И все же я взорвал мост. Иногда самолеты бросают бомбы мимо цели. Разве членов экипажа такого самолета можно назвать шпионами?

Я не мог ответить на этот вопрос, к тому же Верлуп поразил меня своей прямотой и убедительностью ответов. Он признался, что далек от того, чтобы быть героем, и все же выполнял задания честно. Может быть, Хендрик ошибся в своих подозрениях? Хендрик был человеком другого склада, и, может быть, то обстоятельство, что Верлуп представлялся ему недостаточно смелым, заводило Хендрика слишком далеко в его оценках. Раздумывая над этим, я взял еще одну сигарету и протянул пачку Верлупу. Он улыбнулся и жестом руки отказался: — Спасибо, не курю.

— Извините, я все забываю. Вы, наверное, считаете, что курить вредно?

Пачка сигарет лежала поверх его бумажника. Я взял бумажник и вынул фотографию. — Ваши жена и дочь?

— Да, — ответил он с гордостью.

— Дружная семья. А это что? — я показал на прямоугольную белую карточку с печатными знаками на одной из сторон. В углу была фотография Верлупа с подписью.

— Это мой заводской пропуск. У большинства рабочих зеленые пропуска для входа через главные ворота, а у меня специальный — белый, который давал мне право проходить в большую часть цехов завода.

— Так. — Теперь я решил пустить в ход свой главный козырь. Взяв в руки карманную книжку-календарь, я стал перелистывать страницы, наблюдая при этом за выражением лица Верлупа, которое оставалось равнодушным. — На каждой странице группы цифр, — заметил я. — Смотрите, здесь шестьдесят шесть и пять десятых, затем шестьдесят два и шестнадцать. На следующей странице шестьдесят шесть и четыре десятых, шестьдесят четыре и снова шестнадцать и так далее. Можете объяснить значение этих цифр?

Верлуп взял календарь у меня из рук и стал просматривать его. Через несколько минут, к моему удивлению, он расхохотался.

— Прошу меня извинить, — сказал он, видя мое удивление, — я не должен был так смеяться. Я понимаю, что вы предполагаете, но это не то, уверяю вас. Это не шифр для связи с немцами. Все значительно проще. Каждый день после гимнастики или плавания я проверял свой вес, пульс и частоту дыхания. Шестьдесят шесть и пять десятых означает шестьдесят шесть с половиной килограммов, шестьдесят два — пульс в этот день, а шестнадцать — число дыханий в минуту. Вот и все.

Мне ничего не оставалось, как засмеяться вместе с ним.

Рассматривая записную книжку, я положил сигарету в консервную банку, служившую пепельницей. Взяв сигарету снова, я с досадой обнаружил, что она погасла. Не раздумывая, я протянул руку к коробку спичек, лежавшему среди вещей Верлупа, и тут случайно заметил на лице Верлупа волнение. Я взвесил коробок на руке и встряхнул его так, что содержимое загремело, как погремушка. Тогда я открыл коробку и разложил спички на столе. У Верлупа, казалось, остановилось дыхание.

Я положил спички в ряд. Их было около дюжины. На первый взгляд все они казались одинаковыми, но, приглядевшись внимательнее, я увидел, что головки четырех из них были более бледного оттенка, чем остальные. Я посмотрел Верлупу в глаза и сказал:

— Я расскажу вам одну небольшую историю. Года два назад два брата, голландцы, пристали на лодке к побережью Англии. В Голландии они умышленно создали себе репутацию лиц, сочувствующих Германии, и после соответствующей подготовки были направлены гестаповцами в Англию со шпионским заданием. Им приказали выдать себя за беженцев, а после получения разрешения английских властей на проживание в Англии направлять немецкой разведке требуемую информацию. К несчастью для врага, оба голландца оказались настоящими патриотами. Они обманули немцев. В качестве доказательства своей искренности они показали нам хитроумный метод передачи информации, которому их обучили. Нужно ли мне рассказывать вам об этом методе?

— Как хотите. — Верлуп пожал плечами. — Хотя я не понимаю, какое отношение это имеет ко мне.

— Немного терпения. Дело в том, что у братьев было несколько коробков спичек. Одни спички были настоящими, другие — поддельными. Головки последних были сделаны из специального химического состава, который после смачивания позволял наносить тайнопись. Такие спички походили на настоящие, если не считать, что головки их были немного бледнее по цвету, как вот эти четыре. Давайте попробуем эту спичку. Странно: она не зажигается. Или, может быть, она сослужила свою службу? Вы могли использовать пропуск, который вам выдали немцы, и записать на чистой стороне его подробности о действиях групп Сопротивления с помощью одной из этих специальных спичек. Вам достаточно было вручить пропуск охраннику, входя в засекреченный цех завода. Когда же вы выходили из цеха, он возвращал вам его. Не так ли было дело, Верлуп?

Я откинулся на спинку стула и наблюдал за Верлупом. Он беспрестанно моргал и делал странные глотательные движения. Я продолжал смотреть на него, перебирая спички. Он, как загипнотизированный, впился взглядом в мою руку и через две-три минуты, как говорится, «раскололся».

Верлуп рассказал все. Он действительно присоединился к движению Сопротивления, и в основном потому, что жена непрерывно язвила по его адресу. В конце концов Верлуп вступил в группу, но душа его не лежала к подобной работе, и вскоре он совсем пал духом. Он рассказал обо всем нацистам, выторговав себе жизнь за информацию о деятельности группы движения Сопротивления. Немцы предложили ему остаться в группе Хендрика, но устроили так, что при проведении операций с его участием засады не организовывались. Они даже разрешили Верлупу взорвать маленький мост, чтобы он мог доказать своим товарищам по группе Сопротивления, что выполнил свой долг до конца.

Когда человек «раскалывается» по-настоящему, он, как правило, рассказывает значительно больше того, что ожидаешь услышать. Стремясь продемонстрировать свою искренность и облегчить тяжесть вины, Верлуп выдал сведения, явившиеся ключом к раскрытию другого предателя. Но это уже другая история. Сам Верлуп предстал перед судом в Голландии как предатель и шпион. Каким-то чудом он избежал смертной казни и был осужден на пожизненное тюремное заключение.

Верлуп был разоблачен по двум причинам: во-первых, он имел при себе спички, хотя и не курил; во-вторых, хозяева Верлупа неосмотрительно продолжали пользоваться методом связи, который давно был раскрыт нами.

Отсутствующий друг

В конце 1944 года после неудачи англичан с внезапной высадкой десанта у Арнема военные действия снова приняли позиционный характер, и с наступлением зимы продвижение союзных войск замедлилось. Линия фронта почти замерзла в буквальном и переносном смысле. Пока наступавшие колонны союзников продвигались вперед в других странах, народ Голландии должен был ждать своей очереди освобождения. Когда фронт стал более или менее стабильным, голландским патриотам, находившимся в немецком тылу, пришлось самим проявлять инициативу, если они не хотели сидеть сложа руки. В тот период до шестидесяти человек ежедневно пробирались через позиции немецких частей и сдавались первому попавшемуся английскому или канадскому патрулю. Независимо от места пересечения линии фронта все перебежчики проходили проверку.

По прибытии каждый перебежчик после обыска подвергался тщательному допросу. Многие перебежчики были в высшей степени возмущены таким обращением, И действительно, это было обидно патриотам, рисковавшим головой ради оказания помощи союзникам. Мне приходилось объяснять им, что работа разведки подобна решению задачи со многими неизвестными. Каждый перебежчик мог обладать крупинками информации о немецких воинских частях и их оборонительных позициях. Перебежчику и в голову не приходило, что подобные сведения представляют ценность и что их следует сообщить кому следует. Тем же из нас, кто из обрывков пытался создать общую картину, часто не хватало небольшого факта, известного незадачливому перебежчику.

Я сознавал, что немецкая разведка все еще функционировала, но подчеркивать это в беседах с перебежчиками мне представлялось не очень уместным. И все же среди множества беженцев, являвшихся подлинными патриотами, могли быть немецкие шпионы. Абвер в начале войны часто прибегал к такому методу засылки шпионов в Англию, а ведь тогда сделать это было гораздо труднее, чем сейчас. Не было сомнений в том, что немецкое командование попытается использовать в своих интересах такую возможность для проникновения в тыл союзников.