Инна Лиснянская - Имя разлуки: Переписка Инны Лиснянской и Елены Макаровой

‹…› Мечтаю приехать в сентябре, на 80-летие, книжную ярмарку, да помочь Биллу и Лисе в путешествии. Но это пока мечты Обломова.

Мамулечка, постарайтесь быть здоровыми, ешьте пусть дорогие, но фрукты, я просто не понимаю, что там у вас есть, может, прислать поливитамины? ‹…›

40. И. Лиснянская – Е. Макаровой

16, 18–19 мая 1991

Дорогая моя ласточка! ‹…› Рудольфовна[74] получила 2 талона на комплект белья – 97 р. Вообще не понимаю, как народ сводит концы с концами. Повышение цен ждали все и запаслись всем, что есть. Так что пока у населения есть запасы. А вот кончатся – начнутся убийства и грабежи. Как сейчас убивают Армению, ты, наверное, уже знаешь. Сердце болит, ведь подряд всех – детей, стариков, женщин. И действует армия вместе с азербайджанцами и омоновцами.

‹…› Лизочка Руге послала нам со своим отцом[75] посылку, к которой ты прибавила башмаки и носки для папы. Но мы в Переделкине, телефон Руге потеряли, конечно. М.б., ты сообщишь по телефону Лизочке, чтобы она папу направила в Переделкино. Там мне дали в старом здании ком. 31, а Семену 13 – в новом. Когда всех удивляет, почему Литфонд так со мной обошелся, говорю: «Рылом не вышла», а один меня поправил: «Ну почему о своем лице Вы говорите рыло? Это не так. Просто рейтинг». ‹…› «Рейтинг» меня рассмешил. Я просто хохотала до упаду. Чувствую себя весьма неплохо, только сон разладился, вскакиваю в 6 утра – и все! Сначала я думала, что это судьба так обо мне обеспокоилась и будила меня так рано, чтобы я писала. Я написала несколько стихотворений еще будучи дома и в дачных вылазках, а в Переделкине – времени до черта свободного. Так что могла бы и спать. ‹…›

Доченька! ‹…› Мы у одних отъезжающих купили диван и два кресла, Машке холодильник – ЗИЛ! А также секретер Семену, калошницу, книжные полки в холле. Маршрут был таков: Мы с Машкой на метро поехали в Черемушки. Туда пришел транспорт (500 р + 2 бутылки водки, что здесь валюта), погрузили вышеуказанные предметы, часть перевезли на Усиевича. Оттуда на дачу (он [холодильник] еле работает) вывезли. В Красновидове выгрузили диван и два кресла. Оттуда взяли для Машки диван в ее Коровники и кресло в Москву, два красных, помнишь по юности. Обнаружили, что мы на Усиевича забыли выгрузить к кресло-диванному гарнитуру – журнальный столик на колесиках. Но все равно надо было вернуть в Москву красное кресло. Потом поехали в Коровники, выгрузили Машке холодильник, диван. А уж там приехали.

Я с удовольствием, хоть устала, вечером еще возвращалась в Переделкино, все-таки путешествие и какой-то маленький выход из однообразия.

Писать стихи уже перестала. Из 11-ти я тебе писала 2. А там еще более менее приличных остается 3. Остальное мура.

‹…› Прости, что так мелко пишу, но бумаги совершенно нет, я ее выклянчиваю, то у одного, то у другого. Тот или другой – молодцы. Звонил позавчера папа и сказал о твоем звонке (завидую). Он – нож к горлу – требует башмаки, а я ума не приложу, как отыскать Герда Руге! Попробую кого-либо обзвонить, м.б., узнаю телефон. 20-го мы должны быть на открытии мемориала Сахарову, а вечером на конференции в зале Консерватории – день рождения Сахарова. Там Семен уверен, что встретит Герда. Я этой уверенности не разделяю, м.б., снова умчался в ФРГ. ‹…›

Начала читать Репина, но стал противен мне почти его религиозный атеизм. Все к Христу, и все – против него. М.б., еще возьмусь, и мне не покажется Репин неким верующим богохульником. Я тоже не подвержена уставам церковного быта, а двум Заветам – Ветхому и Новому. Если глубоко осмыслить во взаимосвязи – только две мысли не совпадают: «подставь левую щеку, когда бьют по правой» и «возлюби врага своего сильнее себя». Куда реалистичней, выполнимей: «Не пожелай другому, что бы не пожелал для себя». А в остальном все имеет не только точки соприкосновения, но и целые линии соприкосновения. ‹…›

Видимо, настало время, когда день длится целую вечность, и все от звонка до звонка: завтрак, обед – ужин – радио и лживое «Время». Вчера Бессмертный обнимался с Арафатом. Что же творится? Как не видят все «нашего» поведения? Неужели весь мир ослеп, или глаза миру залепили в виде посылок нам – гуманитарная помощь. Какое нищенство и какое бесстыдство. ‹…›

Милая моя дочушка! ‹…› Я сделала мелкое, но необходимое жульничество. Поэтому если ты папе сообщила о трех парах носков, то припомни, что было действительно 2 пары. Дело в том, что когда я читала, что – кому, то увидела, как выжидательно, с заведомой грустью ждал Семен – а ему? Поэтому после «туфли папе и носки, я как бы прочла носки и Семену, а Ире сигареты». Мне Герд принес «мальбуру», и я этим покрою нанесенный двоим ущерб, «соус» также отдам Ире. Прости, что я так распорядилась, но уж очень жаль было Семена, ведь он тебя любит, пожалуй, больше своих детей, и даже мне в этом признается: «С Леночкой могу день проговорить, а со своими через сорок минут томлюсь и скучаю». Видишь, я пишу уже на страницах из блокнота. Бумаги нет и не предвидится. ‹…›

41. Е. Макарова – И. Лиснянской

29 мая 1991

Была вчера у Серманов[76], разговаривала с Ильей Захаровичем о его работе в университете – для моего журнала. На обратном пути встретилась с людьми, которые передали мне совсем свежее письмо про носки и сигареты. Сейчас, отправляя посылку с Рыбаковыми, положу еще сигарет и кое-что по мелочи. Получила ли ты мои зажигалки разноцветные? А летний костюмчик? Я носила его пару раз, он будет тебе на лето. Если его вешать – он не мнется. То, что ты поправилась, это тебе должно быть к лицу, честное слово. А где 10 стихотворений? Я знаю только четыре из них. Мамуля, чем больше проходит времени, тем больше я скучаю, тоскую, становится физически трудно сносить разлуку, не знаю, как это будет дальше. В то же время я так замотана, что не знаю, как начать оформлять бумаги на сентябрь к вам в гости. Или, м.б., на книжную ярмарку. Я знаю, как просто поехать куда угодно, и не знаю, как поехать в известную мне страну. Но очень хочу. Даже не то слово – хочу. Сегодня еще раз перечитывала твои подборки, такие хорошие, про Петю[77] очень трогательно. Мамуль, даже не знаю, что сказать тебе толкового о жизни. Вот занималась сегодня с эфиопскими детьми. 14 500 человек сюда привезли за 34 дня. Дети чудесные, они никогда не видели ни красок, ни фломастеров, все схватывают на лету. А вот что со взрослыми – не знаю. Видишь, не полетела тогда к армянским детям после землетрясения – теперь хожу к эфиопским. Странно. Я только начала что-то сочинять, а тут эфиопские дети – бегом! Интересно мне, представляешь, фаллахи, древние и мудрые, сохранившие свое еврейство, хотя и иврита не знают, так, слово – два, интересно, что они рисуют, в пятницу пойду, попрошу их нарисовать Эфиопию, а для этого надо 100 листов подписать по-фаллахски – «Эфиопия» – иначе ведь не поймут, что я от них хочу. Столько нового!

Сейчас из-за журнала я встречаюсь с разными писателями – сефардами и ашкенази, выходцами из Ирака, Австралии, откуда хошь, с арабскими писателями тоже. Сколько мнений об Израиле, сколько прогнозов!

‹…› Здесь свою жизнь (работу) надо рекламировать. Идешь к эфиопским детям – веди с собой корреспондента. Это, м.б., и верно поступки доброй воли предавать огласке, но меня такие вещи коробят. А раз коробят, буду так вот ковыряться в архивах, не знаю, когда дети вырастут, захотят ли они мне помогать в работе, думаю, нет. Но я не унываю нисколько, – запас витальной силы – и, как ни гляди, что-то движется. Не так быстро, не так, как того требует моя натура. И все же это живая жизнь, особенно в плане самообразования, познания, я к этому одной частью души очень склонна. Не знаю, удастся ли когда-нибудь описать хоть сотую долю впечатлений, ежедневных потрясений и удивлений, кажется, жизнь вливается в меня действительно как в бездонную бочку. ‹…›

42. И. Лиснянская – Е. Макаровой

Начало июня 1991

Дорогая моя, любимая моя, солнышко мое! ‹…› Спасибо тебе, что ты так хорошо написала о моих стихах. Но ей-богу это только оттого, что ты моя дочь, а так Кублановский более глубокого (наверное, старался) не увидел.

‹…› Сейчас так все погано. ООН осуждает Израиль за депортацию 4-х арабов, а в Армении льется и льется при депортации кровь. ‹…› Как им не стыдно, увидели 4-х депортированных преступников и не хотят увидеть тысячу депортированных армян, и походя убитых и изнасилованных детей, женщин. А старики – это же просто ужас. Была здесь конференция, посвященная Сахарову. Боннэр[78] прислала нам билеты на все, но мы, т. е. в данном случае Семен, нашел в себе силы только на открытие Мемориала и на открытие в консерватории. Елена Боннэр и приехавший на конференцию Юрий Орлов давали жизни! Вернее, не давали – сидящему в ложе Михаилу Горбачеву. Больше ничего нового. Но сейчас отсутствие нового – тоже радость. ‹…›