Иван Черевичный - В небе Антарктиды
Не верим своим глазам: к нам бежит человек. Через минуту перед нами предстал бородатый мужчина.
— Вот счастье-то... Столько времени не видели людей, а вот, на-кось, сразу сколько... — говорил он и тряс всем по очереди руки.
— В гости, в гости прошу вас... Вот жена обрадуется!
Мы переглянулись и, удивленные, пошли за ним, продираясь через заросли кустарника. Вскоре наш отряд подошел к избушке. Распахнулась дверь, и показалась миловидная женщина. Все еще ничего не понимая, мы вошли в избушку и там увидели еще двух бородачей.
Хозяева не стали ждать наших вопросов и, перебивая друг друга, начали рассказывать о своей жизни.
Год назад они в составе геологоразведочной партии вышли из Крест-Хольджана и отправились вверх по реке Томпо. Встретив озеро Эмде (оказалось, что это действительно то самое озеро), геологи оставили здесь четырех своих товарищей и ушли дальше; кроме геологической разведки, партия имела задание обследовать встречающиеся водоемы и определить возможность посадок в этих местах самолетов. Таким образом, четверо людей остались на зимовку. Наше появление было для них неожиданным.
Наступил вечер. Мы не хотели стеснять хозяев и решили переночевать в спальных мешках на берегу озера.
Утро было прохладным. Вылезать из теплых мешков не хотелось, но нас ждала работа. Целый день мы провели на озере: измеряли глубины, наносили кроки и определяли координаты, а вечером уставшие, но довольные снова расположились на ночлег, чтобы с рассветом вылететь дальше на восток.
... И вот опять наш самолет в воздухе. Идем по узкому извилистому коридору между горами. Покачивает. Облачность начинает «прижимать» самолет к земле. Слева и справа от нас отвесные скалы. Повернуть назад машина не может. Вперед, только вперед! Лавируя в ущелье на поворотах, мы идем все дальше и дальше на северо-восток. Ущелье постепенно сужается и упирается в горный массив. И в ту минуту, когда казалось, что всему конец, я увидел новое ущелье, уходящее влево. Туда я и направил машину, так как другого выхода не было. Вскоре мы вышли к озеру; теперь горы нам не страшны.
Подруливаем к берегу. С одной стороны озера — горы, а с другой — тайга. Что это за озеро, никто из нас не знает.
Первооткрыватели! — ругаюсь я мысленно, — сели и не знаем куда. Впрочем, еще хорошо, что сели.
Решили обследовать местность. Но не успел я пройти и двухсот метров, как услышал голос Константинова. Поворачиваю назад.
— Что случилось?
— Вот, пожалуйста, — ликующим голосом говорит Костя и протягивает мне записку.
Я читаю и не верю глазам: «Здесь, на озере Джуджак, работала поисковая партия. Мы оставляем необходимые продукты, соль, спички и 40 банок с авиационным горючим, которые хранятся под хворостом недалеко отсюда, около избушки. Всем этим может пользоваться тот, кто придет сюда после нас. Уходя с зимовья, не забудьте наколоть дров и оставить их около печки!»
Трудно передать радость, которая охватила нас. Джуджак! Именно это озеро нам нужно. Теперь на нашей карте появится еще одно место посадки самолетов, следующих по новой воздушной трассе.
... Покинув озеро Джуджак, мы взяли курс на Оймякон, а оттуда — к озеру Алысырдах, которое находится в глубине Нерского плоскогорья.
Сверху все казалось игрушечным — и это озеро, и лес, окружающий его, и маленькая избушка у самого берега. Но вот все ближе и ближе земля. Опять совершаем посадку и обследуем озеро..... Хочется пить. Я ложусь на поплавок машины и пью холодную озерную воду.
— Что ты делаешь? — слышу за собой женский голос.
— Вода заражена проказой!
Я поднял голову и увидел стоящую на берегу женщину.
— Ну что вы, наоборот, очень вкусная вода!
... До вечера мы готовили кроки и делали промеры. После ужина все легли спать в избе гостеприимных хозяев. Мои товарищи, зная, что я пил воду из озера, тихо шептались между собой.
— Костя, ну-ка посмотри на него, ничего не заметно?
— слышу я шепот бортмеханика Гурского, — Я уже попросил местных жителей, чтобы утром пришла упряжка с врачом. Только бы не заболел до утра.
Утром, направляясь к самолету, я встретил незнакомого человека.
— Здравствуйте, я — врач. Что у вас случилось?
— Ничего. А что?
— Зимовщики сообщили мне, что кто-то из вас заболел.
Сообразив, в чем дело, я рассказал врачу о вчерашнем приключении.
— Ох, уж эти мне старожилы! — воскликнул он. — Вода в озере вполне хорошая, но содержит небольшой процент серы, поэтому ее надо кипятить. Когда местные жители длительное время пьют сырую озерную воду, у них начинают болеть животы. Словом, ясно, что моя помощь вам не нужна. Всего доброго!
В середине дня мы вылетели на юго-восток, и через несколько часов самолет приземлился в Сеймчане на реке Колыме.
Оттуда мы выслали в Иркутск донесение о проделанной работе. Конечно, проще было бы воспользоваться для этого радиосвязью, но штурман Константинов, когда-то изучавший азбуку Морзе, признался, что забыл это дело.
И все же, не имея связи и совершая посадки в глухих таежных местах, мы знали, что не пропадем: в лесах можно было укрыться от холодов, найти пищу, наконец, встретить людей. Здесь же, на шестом континенте, в пятистах километрах от берега, в случае вынужденной посадки экипаж, не имея связи, был бы обречен на гибель, если бы другой самолет не выручил его из беды в течение нескольких дней.
С того времени, как проходил этот интересный перелет, прошло уже больше двадцати лет. За эти годы выросла наша техника, а вместе с ней и летные кадры; советские полярные летчики вписали много славных страниц в историю освоения Северного морского пути, проложили новые трассы в Заполярье, научились совершать посадки на дрейфующих льдах. А теперь мы прокладываем новые воздушные трассы в небе Антарктиды и пока это делаем успешно.
Последнее время погода нас не балует. Ненастные штормовые дни следуют один за другим. И как только стихает пурга и улучшается видимость, мы спешим на аэродром посмотреть, что натворил там ветер.
А ветры здесь особенные. Они пронизывают насквозь полярное обмундирование, а мелкий колючий снег проникает через одежду, набивается в рот и нос, не дает дышать. Особенно много хлопот он доставляет механикам, которым нужно всегда держать машины в готовности к полетам. Обычно ветер забивал плотным снегом всякое свободное пространство под капотами моторов, в плоскостях и хвостовом оперении, проникал внутрь моторов. Пурга иной раз и недолго продолжается, но всегда наделает столько, что потом приходится работать всему отряду. Механикам, да и всем остальным членам авиационного отряда приходилось откапывать самолеты из-под снега, их заметало иногда по самые крылья. А сколько труда и времени уходило на то, чтобы подогреть моторы и масло в баках! И вся эта работа шла на воздухе при сковывающем движения морозе. Печек, которыми располагал наш отряд, конечно, не хватало. Помню, как однажды я пришел на аэродром посмотреть, как идет подготовка самолета Н-470 к полету на Пионерскую. Несколько дней был ураганный ветер, и снег занес наши машины.
— Н-470 будет готов к полету не раньше, чем через семь часов, — сказал бортмеханик Зайцев. — Снег забил все и вся, а у меня не хватает печек.
— Почему не хватает? Неужели для одного самолета мало двенадцати печек? Поставь все, и машина будет готова не через семь часов, а через два. Якубов уже подготовил грузы для станции, а мы, видите ли, еще не готовы. Поторопитесь, я сообщил на Пионерскую, чтобы приготовились к приему грузов.
— Иван Иванович, у нас не двенадцать печек, а всего только три. Мы уже неделю, как ищем остальные девять, но что-то пока не находим.
— Как ищете? А вы разве не знаете, куда были сгружены ящики авиационного отряда?
— Знать-то знаем, но сейчас все занесло. Уйму снега перекопали, но без толку. Ума не приложу, куда они девались.
Пришлось всем отрядом пойти на розыски печек. Наш приборист, он же исполняющий обязанности начальника складов авиационного имущества, Владимир Михайлович Ганюшкин, нашел ведомости на принятые с судов грузы и подтвердил, что ящики, которые мы ищем, были сгружены с «Лены» на берег Антарктиды.
— Ну, что будем делать? — спросил я ребят.
Они уныло молчали. Действительно, если мы не разыщем эти печи подогрева, нам придется очень плохо.
— Эврика! — вдруг воскликнул авиатехник Романов. — Я хорошо помню, что эти печки лежали в твиндеке четвертого трюма «Лены». Значит, они здесь, в Мирном!
Все рассмеялись.
— Подумаешь, открытие сделал. Мы и без тебя знаем, что они в Мирном, — пробасил Зайцев. — Вот если бы ты сказал, что они лежат, ну, положим, у летного домика, тогда — другое дело.
— Но я же не кончил, дайте мне договорить, — обиженно проговорил Романов. — Я предлагаю собрать все фотографии, которые имеются у наших полярников, и, может быть, по ним мы сможем определить, где лежат ящики.
