Фердинанд Тохай - Секретный корпус. Повесть о разведке на всех фронтах
Пожалуй, самый интересный из всех вещественных доказательств шпионажа — номер газеты «Этуаль Бельж» конца августа 1914 года. Этот экспонат теперь находится в музее Военного министерства. Газета засалена, точно в нее было завёрнуто масло, а в середине выжжена большая дыра. В первые недели войны этот номер привёз бельгийский беженец, завернув в него ботинки. Вся газета исписана лимонно-формалиновыми симпатическими чернилами.
Запись эта представляла собой полный отчёт обо всех германских военных поездах, прошедших через Льеж по 22 августа 1914 года. Запись прерывалась по одну сторону дыры, и возобновлялась от противоположного её края. Героический составитель отчёта, скрываясь в дренажной трубе возле железнодорожной насыпи, день за днём заносил результаты своих наблюдений на бумагу. Информация, собранная им, была передана непосредственно генералу Френчу, отступавшему в то время под Монсом; значение её неоценимо.
Другой поразительный экспонат этого музея — увеличенный фотоснимок с карты Амстердама. Её оригинал, величиной с почтовую открытку, был переслан в письме по почте. Вдоль трамвайных линий, обозначенных на карте, едва виднелись точки и тире азбуки Морзе. Сфотографировав и увеличив карту, прочли шифрованное донесение. Так удалось разоблачить одного опасного шпиона.
Немцы очень любили пользоваться симпатическими чернилами. Многие из шпионов, захваченных в Англии, такие, как самоубийца Антоний Кюпферле или «Ева», попались благодаря бдительности наших специалистов-химиков.
Возможно, многие агенты противника, которые избежали разоблачения и всё ещё находятся среди нас, обязаны своей свободой не столько собственной изворотливости, сколько совершенству немецкой химической промышленности, производящей симпатические чернила.
Нельзя не восхищаться способом доставки немецким агентам в Англии новой марки симпатических чернил.
В Германии, в химической лаборатории разведки, пропитывали специальным составом всякое тряпьё — фуфайки, кальсоны и т. д. Обработанную таким образом одежду провозили в Англию в чемодане гражданина нейтральной страны. Здесь фуфайки и носки попадали к резиденту, который простым химическим воздействием извлекал эти чернила.
Британские власти раскрыли секрет, проверив пару старых носков, снятых с подозреваемого. Оказалось, что они содержат ингредиенты новых, тогда ещё неизвестных чернил. После такого эксперимента в Лондоне создали аналитическую лабораторию для испытания одежды и вещей всех подозрительных людей, прибывавших с континента.
Глава пятая
На Востоке
Шпионажем на Востоке занималось, в основном, небольшое число изобретательных офицеров — турецких, германских, британских. Они бродили, замаскированные, в тылу противника и собирали информацию. Меньшую роль играл бедуин, работавший в качестве агента связи; он прятал донесения и документы в складках своего развевающегося «абба». Мы широко пользовались бедуинами, посылая их в тыл турецких позиций у Газы и Иерусалима; вероятно, враг делал то же самое. Надо учесть, что в Палестине окопы противников не составляли одной непрерывной линии, как во Франции.
В Палестине окопы тянулись примерно на 50 миль от берега в глубь страны, теряясь в песках пустыни. Поэтому агенту-арабу не представляло особого труда обойти фланг, упиравшийся в пустыню, и попасть в тыл турецких или британских линий.
Агент-бедуин мог получить инструкцию обойти фланг турецких позиций и посетить Рамлу, где была расположена германская эскадрилья, Иерусалим, где тогда находился штаб, Лидд — важный железнодорожный узел, Дамаск — центр германо-турецкой деятельности. В этих пунктах он собрал бы письменные донесения, например доклад резидента Рамлы о германском авиационном корпусе, сообщения железнодорожника-резидента в Лидде о количестве войск, продовольствия и вооружения, которые за последнее время перевезены.
Англичане не ощущали недостатка в агентах-резидентах в тылу турецких позиций. Сирийские, армянские и греческие купцы, отчасти из ненависти к оттоманскому государству, отчасти из жадности, не замедлили предложить свои услуги.
Героем был один молодой белокурый еврей, девятнадцати лет, по фамилии Ааронсон. В доме его отца, в Яффе, долго проживал немецкий старший штабной офицер. Молодой Ааронсон систематически и подробно информировал англичан обо всем, что ему удавалось узнать. Go временем он сделался одним из наших лучших агентов в Палестине.
Возненавидев турок в результате притеснений, которые пришлось долгие годы терпеть его семье, Ааронсон предоставил себя в распоряжение британцев в конце 1917 года во время операций, закончившихся захватом Иерусалима.
Смелость его возрастала с каждым днём. Он совершал частые экскурсии в тыл к туркам, добывал исключительно точную информацию. Для экскурсий пользовался небольшой лодкой, на которой выплывал с британских линий, объезжал фланг противника и высаживался милях в двадцати севернее позиций. После высадки он отправлялся к своей сестре в Яффу. Эта девушка, также горячо ненавидевшая турок, играла роль «почтового ящика», собирая донесения от агентов-исполнителей. Ааронсон забирал донесения и доставлял в британский штаб в Лидде. Он сделал несколько поездок, прежде чем у немцев возникли подозрения.
Вскоре турки заточили девушку в вонючую тюрьму и подвергли пыткам «третьей степени». Девушка не сказала ни одного слова, которое могло бы выдать брата или других. Ни угрозами, ни голодом, ни грубыми оскорблениями турки не могли добиться ничего. Тогда её стали зверски пытать, вырывая каждый день по одному ногтю на пальцах.
Несмотря на ужасные страдания, девушка молчала. Турки её убили.
В Палестине мы вербовали агентов даже в турецкой армии. Оттуда шёл вечный поток дезертиров; многие офицеры и солдаты выражали желание служить в британской армии. С одним из таких дезертиров я познакомился под Газой в сентябре 1917 года.
Утром в палатке-столовой мне встретился маленький смуглый майор с загнутыми кверху усами, весьма похожий на Энвер-бея. Когда я вошёл, он встал и поклонился. Я не привык, чтобы меня первыми приветствовали старшие офицеры, и заинтересовался этим любезным человеком. Он заговорил на английском языке о погоде, и я решил, что это один из «номеров» полковника Лоуренса. Однако я ошибся, он оказался ещё более любопытным экземпляром. Без всякого смущения он, пока я пил чай, поведал свою историю. Сорок восемь часов назад он был майором турецкой армии и командовал батальоном, который занимал часть развалин Газы. Дезертировав с одним из своих младших офицеров, он теперь намеревался сагитировать весь свой бывший полк перейти на сторону англичан. «А пока, — простодушно сказал он, — я поступил в качестве майора в ваш разведывательный штаб. Хожу теперь допрашивать турецких пленных из моей бригады, которых вы захватили прошлой ночью. Доброе утро, сэр!»
И он низко поклонился.
Я поднялся и приветствовал его, как полагается капитану приветствовать майора.
Еще более полезным оказался один турецкий дезертир, офицер-топограф 18-го армейского корпуса Генерального штаба. Этот джентльмен сейчас же получил работу в нашем картографическом отделении и оказался неоценимым человеком благодаря знанию территории, лежавшей перед нами; говорят, он был произведён в офицеры британской империи.
Но в Палестине не всегда счастье нам улыбалось.
Молодой немец, по фамилии Пройссер, проживший в этой стране долгое время и в совершенстве усвоивший язык и обычаи, был самым страшным конкурентом в шпионаже.
По внешности похожий на бедуина, он переходил через линию фронта и пробирался в тыл британских войск. Говорят, верхом на осле он однажды добрался до самого Суэцкого канала. Были серьезные основания полагать, что ему удалось достичь Каира и что, прибыв туда, он переоделся в гражданское платье и остановился в отеле «Шепперда». Эту гостиницу можно сравнить с отелем «Савой» в Лондоне, «Отель дю Рэн» в Амьене, «Белой Башней» в Салониках и «Континенталем» в Риме. Каирский отель, как и те, был злачным местом для шпионов с длинными ушами.
Вся жизнь белых, казалось, вращалась вокруг «Шепперда». Здесь к пяти часам собирался «весь Каир»; французские и итальянские дамы, которые, несмотря на сокращение тоннажа, не прерывали связей с парижскими портнихами, англичанки, пришедшие прямо с гольфа или тенниса в Гезирее, генералы, офицеры, шотландские горцы, австралийцы, индусы, богатые армяне, греки, левантийцы и турки, сестры милосердия в серых и красных пелеринках — все сидели за столиками и уютно сплетничали. Если Пройссер действительно побывал и «Шепперда», то, безусловно, не потерял времени даром.
Шпионы-исполнители в таких странах, как Египет, вербовались, вероятно, из греков, левантинцев и прочих. Они проживали под видом переводчиков или содержателей баров. Некоторые шпионки весьма успешно подвизались под видом «актрис». Мы не хотим сказать, что офицеры в отпуску проводили время, обсуждая с артистками военные события. Но сообразительная девушка могла поймать в ловушку своего «друга» незаметно для него самого. Могла предложить переслать по почте фотографические снимки, которые он не успел получить из фотоателье, и таким образом узнать его часть и дивизию; могла воспользоваться этой возможностью и спросить, где именно он находится. Иной раз восторженный молодой лётчик сам пускается в рассказы о последних событиях своей жизни и боевых подвигах, — а разве можно остановить лётчика, когда он заговорит об авиации!
