Борис Тененбаум - Тюдоры. «Золотой век»
Таково было желание короля.
Глава 11
Ганс Гольбейн, придворный живописец
I
Ганс Гольбейн в Англию попал из Базеля. Был он живописец и рисовальщик и симпатизировал идеям Реформации, но вот отозвалось это на нем не самым лучшим образом. Город Базель в своем стремлении к свержению ига папства пошел так далеко, что спрос на всякого рода изображения изрядно упал, и церкви новые фрески что-то не заказывали. Приходилось Гансу Гольбейну иной раз и изготовлением вывесок пробавляться…
В общем, когда в 1526 году ему подвернулась поездка в Англию, а Эразм Роттердамский, известный ученый и философ, дал рекомендательное письмо к своему другу, Томасу Мору, Ганс Гольбейн особо задумываться не стал и поехал. В Лондоне его хорошо встретили, он написал там несколько портретов, познакомился со многими людьми и вообще снискал себе известность как прекрасный живописец. Познакомился он тогда и с юристом на службе кардинала Уолси, Томасом Кромвелем. У них были, что называется, идеологические совпадения во взглядах…
В 1532 году в Швейцарии возобладала партия евангелистов, и презрение ко всякого рода идолопоклонству в виде картин и скульптур сделалось буквально символом веры.
Пришлось Гансу Гольбейну снова покинуть Базель и отправиться в Англию. Там работы ему хватало. По случаю торжественного въезда Анны Болейн в 1533 году в Лондон он сделал уличные декорации – за что заплатила лига ганзейских купцов. Ей же он расписал и зал гильдии, сделал несколько портретов по заказам английских дворян и богатых лондонских бюргеров и в конце концов попал ко двору короля Генриха.
Кого он там только не писал. И самого короля, и королеву Джейн Сеймур, и герцога Норфолка, и многих, многих других. Генрих Восьмой так ценил его работу, что даже поручал иногда делать эскизы королевских облачений – высший знак доверия монарха, столь ценившего блеск и пышность.
Понятное дело – именно ему и было поручено съездить на континент и привезти оттуда тщательно изготовленные портреты иностранных принцесс, к которым у короля имелся матримониальный интерес. Ибо король Генрих Восьмой в очередной раз решил жениться. Конечно, этот факт нуждается в некоторых объяснениях. Дело тут в том, что Джейн Сеймур, на которой король Генрих женился после казни Анны Болейн, умерла при родах, в октябре 1537 года, почти ровно через год после начала восстания Паломничества Благодати. Она одарила своего мужа догожданным наследником – родился мальчик, которого назвали Эдуардом, но сама ушла в мир иной.
И король Генрих, недолго погоревав, снова ощутил себя женихом. Вопрос о его четвертой женитьбе оказался, однако, вопросом политическим.
К 1538 году король Франции Франциск Первый и император Карл Пятый помирились, и тем самым Англия оказалась в положении изоляции. До того как эти два государя заключили мир, ситуация была понятной: с Францией – дружба и союз, с империей, врагом Франции, – неприязненные отношения. Но теперь между Францией и империей – мир. А поскольку Папа Римский отлучил короля Генриха от Церкви, а и Франциск Первый, и император Карл были, по крайней мере в теории, добрыми католиками, то не соберутся ли они устроить в Англию вторжение? Надо было срочно искать союзников на континенте Европы.
Матримониальные дела суверена пришлось улаживать Кромвелю.
II
А дел у него и без того было выше головы. Факт восстания на севере сам по себе был делом крайне неприятным, но его разгром открывал значительные возможности. И ими немедленно воспользовались. Кромвель получил возможность двинуть вперед выполнение своего Великого Плана – полного захвата всей церковной собственности Англии. У него были на это очень основательные причины. Во-первых, казна была пуста, а Церковь владела доброй третью всех земель Англии. Во-вторых, обладание доходами с этих земель или возможность распорядиться ими как-то иначе давали большие возможности патронажа. И наконец, в-третьих, этой мерой можно было докончить начатое дело отделения от Рима и сделать его необратимым.
Томас Кромвель был сложным человеком.
Каким-то образом он сочетал в себе и сухого бюрократа, и человека дела, и тонкого политика, и осмотрительного дипломата. И, как это ни странно, в придачу ко всему этому он был еще и убежденным сторонником Реформации.
При его положении ближайшего советника и главного министра короля Генриха VIII это было крайне опасным делом, потому что король ненавидел ереси и считал себя самым истинным, самым безупречно-правильным христианином с той только поправкой, что он отрицал право «епископа Рима» что бы то ни было ему запрещать или разрешать.
Викарием Божьим на земле (в пределах Англии) был он сам, король Генрих. И Томас Мор был казнен отнюдь не за то, что сжигал на кострах евангелистов – эту сторону его деятельности Генрих Восьмой одобрял от всей души. Так что прослыть сторонником любой реформы Церкви, кроме той, которую считал правильной сам король, было столь же опасно, сколь и быть признанным «папистом».
Это новое словцо означало преданность традиционной церковной доктрине, которая считала Церковь единой семьей во главе с Епископом Рима, Викарием Христа, Преемником князя апостолов, Верховным первосвященником Вселенской Церкви, Великим Понтификом, Примасом Италии, архиепископом и митрополитом Римской провинции, Сувереном Папских Государств, Рабом рабов Божьих. Для простоты он назывался еще и Папой Римским, и признание его авторитета означало смертный приговор.
Паписты по новому закону о супрематии считались предателями и подлежали четвертованию, сторонники Лютера или других течений Реформации считались еретиками и шли на костер.
Так что веровать надлежало так, как считал правильным король Генрих, – и это, по-видимому, совесть Томаса Кромвеля не беспокоило. Очень многие люди считали, что совести у него просто нет, – что тоже его не беспокоило. Но он считал необходимым отнять у Церкви ее имущество и тем навеки сломать влияние церковной иерархии на дела государства. B этом взгляды короля Генриха и его министра совпадали полностью. Томас Кромвель, кроме того, хотел бы повлиять и на доктрину новой, англиканской церкви, приблизив ее к идеям Реформации, – но, конечно, с королем он такими своими идеями не делился. Он, по-видимому, полагал, что многое в этом направлении случится как бы само собой, просто силою обстоятельств.
В конце концов, положение династии Тюдоров с рождением сына и наследника короля Генриха VIII упрочилось. Сам король успокоился и был благодушен и весел. Созданная Кромвелем новая машина государственной бюрократии прекрасно вела дела даже и без его каждодневного руководства. A Томас Кромвель тем временем занялся делом сугубо практическим – оздоровлением государственных финансов…
III
В истории Англии то, что произошло в те годы, называлось «великой ликвидацией монастырей». Хотя, наверное, правильнее было бы назвать это великим ограблением. Предлогом послужило то обстоятельство, что монастыри принадлежали к универсально-европейским монашеским орденам, скажем, к францисканцам или бенедиктинцам. Следовательно, уже одним этим они нарушали принцип верховенства – супрематии – короля Англии, потому что являлись, говоря современным языком, «…частью международной организации…». Кромвель, по-видимому, с самого начала планировал полную конфискацию их владений, но за дело он взялся не сразу, а только после основательной подготовки. Первым его шагом как вице-регента Церкви Англии была инвентаризация. Была создана целая комиссия, которая и занялась проверкой и учетом имущества Церкви. Работа была сделана в каких-то шесть месяцев – истинное чудо организации, если принять во внимание условия того времени.
Малые монастыри были расформированы в 1536 году, еще до восстания, но истинный размах работа приняла после того, как оно было сокрушено. К ноябрю 1537 года 560 монастырей были ликвидированы, и земли, приносящие в год 132 тысячи фунтов стерлингов, были конфискованы и обьявлены владениями Короны. Еще 75 тысяч фунтов были получены от продажи золотых и серебряных изделий, принадлежащих монахам. Конфискованные земли нередко продавались. Это служило не только пополнению казны, но и укрепляло основы режима – новые владельцы были жизненно заинтересованы в сохранении купленной ими собственности.
Ограбление носило полный, тотальный характер, не щадилось ничего. Вся система школ, приютов и госпиталей, которая держалась на монастырях, рухнула в одночасье. По дорогам бродили изгнанные из обителей нищие монахи и монашенки, их были тысячи, и им было некуда деться. Старинные, существовавшие веками святилища безжалостно разрушались. Ограблена была даже гробница святого Томаса Беккета в Кентерберийском соборе, оттуда вытащили столько золота и серебра, что его пришлось отвозить в королевскую казну 24 возами, не считая двух огромных сундуков, наполненных драгоценностями.
