Борис Тененбаум - Тюдоры. «Золотой век»
Формула клятвы была Роберту Аску даже не произнесена, а зачитана, хотя и написана была с безумным количеством ошибок. И от него по-хорошему требовали, чтобы он, во-первых, поклялся в верности этой формуле, во-вторых, исправил в ней ошибки, в-третьих, доставил властям.
Противоречия в том, что клясться надо было одновременно в верности и королю, и католической – именно католической – Церкви, они не видели совершенно.
Роберт Аск как-никак был юристом и не мог не увидеть того, что документ, так сказать, противоречив. Но его это не смутило – он взялся за дело с огромным энтузиазмом. Видимо, нечто подобное уже давно копилось в его душе, и он помчался по дорогам Линкольншира уже не по направлению к Лондону, а по окрестным местам, поднимая их на восстание.
Город Линкольн пал без всякого сопротивления, и оттуда королю и были направлены «…смиренные петиции…» с изложением требований восставших. Написаны «петиции» были уже вполне вменяемо, и просьбы заключались в отставке чиновников, ответственных за «визитации», и в отмене самих «визитаций». Король ответил вполне предсказуемым образом – он заклеймил Линкольншир как «…гнездо мятежников и заговорщиков…» и приказал верным своим подданным немедленно подавить восстание.
Крупные магнаты – герцог Норфолк, герцог Саффолк, граф Шрюсбери – немедленно начали собирать свои отряды и столь же немедленно обнаружили, что их вассалы собираются медленно и неохотно. Ближайшим из них к Линкольну был Чарльз Брэндон, 1-й герцог Саффолк, муж сестры короля Генриха, и человек, безусловно ему верный. Он развернул свое знамя, но сумел собрать под него не более тысячи человек. А против него стояло по крайней мере вдесятеро больше людей, и у них было оружие. Но Чарльз Брэндон был умным человеком. Он не пошел на врага, как ему предписывалось из Лондона. В бою его, несомненно, сокрушили бы сразу – но он просто стоял в угрожающей позиции – и сумел протянуть достаточное время, целых 12 дней. В среде восставших начались разногласия, руководство их рассыпалось, а вслед за этим рассыпалось и ополчение. Восстание в Линкольншире угасло само по себе, и это стало бы концом истории, которую мы здесь рассказываем, если бы не одно дополнительное обстоятельство.
Обстоятельство это заключалось в том, что Роберт Аск пересек реку Эмбер в обратную сторону и добрался до родного ему Йоркшира.
III
Пилигрим, как нам известно из словаря, – это странствующий богомолец, паломник. Крупное восстание, начавшееся в Йорке, а затем перекинувшееся на всю северную Англию, получило название «Благодатное Паломничество» (англ. «Pilgrimage of Grace») – и разрослось оно в огромной степени именно благодаря усилиям Роберта Аска. Он внес в хаос некоторый порядок – во всех городках Йоркшира, что он проезжал, он велел дожидаться условленного сигнала: колокольного звона в главной местной церкви. Когда сигнал был дан – Аск организовал некое подобие штаба и разослал гонцов по округе с приказом звонить в колокола, – то разом восстала вся округа. В качестве эмблемы и знамени была принята чаша с Кровью Христовой на красном поле и святые раны Христа, его пронзенные гвоздями руки и ноги, изображенные по углам знамени.
Вместе с архиепископом Йорка, Эдвардом Ли, войско восставших двинулось на юг, в направлении Лондона. На его пути стоял только герцог Норфолк с пятью тысячами своих людей, и уступал он по численности своему противнику по меньшей мере вчетверо.
Король Генрих явно не понимал, что, собственно, происходит, и слал Норфолку приказ за приказом, требуя сокрушить мятежников, – но, на его большое счастье, герцог его не послушался.
Он сделал то же самое, что и Чарльз Брэндон, герцог Саффолк, – он стал тянуть время. В конце концов, прокормить большое войско, стоящее в поле, было очень нелегко. В те времена даже в Лондоне жило где-то от 40 до 50 тысяч человек, в Йорке, столице севера Англии, – разве что тысяч десять. В общем, руководству восставших надо было решаться – или идти вперед и драться, или начинать переговоры, – и они выбрали путь переговоров.
Теперь они требовали, чтобы отделение Церкви Англии от Рима было прекращено, чтобы Томаса Кромвеля немедленно уволили и наказали, чтобы принцесса Мария, дочь Генриха Восьмого от его брака с Катериной Арагонской, вновь была признана законной дочерью короля, чтобы выбор членов Парламента меньше зависел от королевской воли и чтобы парламентарии имели полную свободу высказываться так, как считают нужным. И конечно, они требовали полной амнистии для всех, кто участвовал в восстании.
К этому времени до Генриха Восьмого начало доходить, насколько опасно его положение. В каком-то смысле он в данный момент был очень похож на Ричарда Третьего в 1485 году, сразу перед его крушением. Он, законный король, кликнул на помощь своих верных вассалов, но они что-то задерживались…
И он дал герцогу Норфолку соответствующие инструкции. Когда 6 декабря 1536 года в лагерь войск Норфолка явились делегаты восставших – десять рыцарей, десять сквайров и десять лиц, дворянским званием не обладавших, – их встретили со всей возможной учтивостью. Все их требования принимались – даже без обсуждения. Все, что от них требовалось, – это мирно разойтись по домам. Конечно, были люди, сомневающиеся в королевской милости. Но тут большую роль опять сыграл Роберт Аск – он заявил, что королевское слово для него является достаточной гарантией и что он свои полномочия «…главы и капитана восставших…» с себя слагает. В ответ он получил личное письмо от короля Генриха. Тот приглашал Роберта Аска навестить его для того, чтобы провести Рождество при королевском дворе.
Ему не просто гарантировалась безопасность – Генрих выражал желание познакомиться с ним поближе и обсудить с ним все накопившиеся вопросы в ходе личной беседы. Для человека вроде Аска такое приглашение было неслыханной честью – оно уж скорее подобало бы графу или герцогу. И оно было с благодарностью принято…
Роберт Аск отправился в путь – поговорить со своим королем о важных вопросах правления государством.
IV
Его встретили очень радушно. Король Генрих попросил Роберта Аска изложить письменно все, что он хотел бы сказать, – и о целях восстания, и о том, как оно проходило, и о том, почему он считает меры, принятые против монастырей, столь несправедливыми. Написанное было внимательно прочтено и одобрено. На прощание Генрих подарил своему гостю дорогой плащ с собственного плеча – и тот отправился домой в полной уверенности, что король Генрих ему и друг, и политический союзник. Примерно в этом духе он и писал другим лидерам восстания, которым в отличие от него не довелось поговорить лично с Генрихом VIII, их милостивым и законным государем.
Лидеры, вообще говоря, сомневались. Уже и новый, 1537 год благополучно наступил, но ничего не менялось. И архиепископ Кентерберийский, Томас Кранмер, оставался на месте, и Томас Кромвель, генеральный викарий Церкви Англии, тоже никуда не делся – хотя их обоих и было обещано сместить за их «…ошибки и злоупотребления…». Более того – правительственные войска понемногу выдвигались на север и занимали там ключевые замки.
В общем, Роберт Аск написал уже прямо своему другу, королю, что так как-то нехорошо получается и что из всего этого может выйти беда. Король ответил, и очень быстро. Он благодарил и за предупреждение, и за трезвый анализ обстановки – и обещал принять немедленные меры. И меры действительно были приняты. Норфолк, получивший подкрепления, перешел в наступление. Вождей восстания перехватали почти сразу – списки их были заботливо подготовлены заранее. Не в последнюю очередь – благодаря меморандумам Роберта Аска.
Его, конечно же, взяли тоже. Суд проводил герцог Норфолк и в число судей заботливо включил старшего брата Роберта – как представителя местных землевладельцев. Роберт Аск указал герцогу Норфолку на то, что его нельзя судить, он уже прощен королем.
Герцог пожал плечами. Суд без всяких затруднений нашел всех обвиняемых виновными, и их отвезли в Лондон. Почти всех казнили в Тайбурне так, как и полагалось казнить изменников, – повешением, снятием с виселицы еще живыми, с последующим потрошением и четвертованием. Среди них было два аббата и три приора монастырей, которые и в восстании-то не участвовали, и вообще не сделали ничего дурного, кроме возвращения в свои обители, конфискованные Короной. Единственное исключение было сделано для Роберта Аска. Его отвезли обратно в Йорк и повесили там. Но не на веревке, а на обернутых вокруг его тела цепях, что само по себе жизни не угрожало. Его так и оставили висеть, выставленным на всеобщее обозрение. Он умер только через несколько дней, и умер медленной смертью.
Таково было желание короля.
Глава 11
Ганс Гольбейн, придворный живописец
I
