Михаил Кириллов - Перерождение (история болезни). Книга первая. Восьмидесятые годы – 1992 год
Генерал Шепилов, тот самый «и примкнувший к ним Шепилов», снятый с поста министра иностранных дел в конце 50-х годов и прошедший по делу Молотова, Кагановича и т. д. Бродит по дорожкам старый одинокий мудрый грустный ворон, которому вернули все права и звания тогда, когда любая активность способна вызвать только одышку.
Липовое царство, последняя послевоенная посадка, прель былого могущества. Заилилась армейская река. Видеть это и бодренько бегать в бассейн почти несовместимо. Поэтому я то бегу, то останавливаюсь.
* * *Август. Окончил Саратовский военно-медицинский факультет и приступил к службе в Белорусском военном округе сын Сергей. Врач разведбата корпуса. Побывали у него: общежитие, целый день на ногах. Стрельбы, марш-броски, парашютные прыжки… Повидаться некогда. Самое главное – солдаты, офицеры, их семьи. Быт и здоровье людей. Основа удовлетворения от работы – постоянное ощущение своей необходимости людям. Дай ему Бог способность принимать к сердцу и облегчать всякую чужую боль.
1 сентября. Внучка Сашенька пошла в 1 класс. Тревог-то накануне было сколько! К школе она шла самостоятельно – с портфелем и цветами. А мы – бабушка, дедушка, мама и папа составляли эскорт…
1986 г
Апрель. Еду в Самарканд. Поезд прогрохотал по мосту через Волгу, оставив за собой холодную, еще заснеженную Россию, и затерялся в бескрайней унылой каменистой казахской степи. Редкие одинаковые станции, убогие мазанки… Когда уезжаешь из дома, птицы обычно долго летят вслед как живой привет от тех, кто остался, а в этих местах – ни деревца, ни птицы.
Но с утра километры побежали весело и незаметно. За вагонным окном степь солнцем залита. Вдалеке всадник на коне проскакал. На обочинах, у колес, по молодой траве красными лентами тюльпаны, тюльпаны…
В Самарканде поселился в центральной гостинице… без удобств. Но уже через час стоял на площади перед высокими стенами Регистана.
Голубое небо. Утреннее солнце. Бирюзовая акварель колонн. Спокойное величие пространства. Высокое раздумье. Удовлетворенность совершенством. Чтобы почувствовать его, нужно долго и тихо стоять перед храмом, и только тогда он начнет рассказывать о себе. Я бродил у его подножия, и мне казалось, что я уже когда-то знал все это, может быть, даже тогда, когда меня не было. Я точно слышал шепот вечности.
Заставив себя уйти, я шел смотреть руины и мечети, усыпальницы и городища, но все это молчало и было мертво. И я возвращался к Регистану и вновь подолгу стоял перед ним, и мне думалось, что я отношусь к этому чуду как к человеку, который все знает про меня.
Прошлое, полное жестокой борьбы и крови, сохранило не засохшую кровь, а творение ума и рук зодчих и рабочих интернационального, общечеловеческого значения. И все это моя Родина.
* * *Апрель – май. Гул Чернобыля. Дозирование информации. Планетарное событие в облаке секретности. Жертвы среди пожарников. Состоявшиеся инженерные и предстоящие политические просчеты. В клинике профпатологии у нас первые облученные из числа работавших в Чернобыле балаковцев.
* * *Июнь. Политзанятия на факультете. Представитель политотдела проверяет наличие у офицеров-преподавателей конспектов первоисточников марксизма-ленинизма и – обязательно – очередного постановления ЦК. Причем проверяется не столько содержание, сколько аккуратность записей и соответствие формы и толщины тетрадей конспектов регламенту политорганов. Это оттого, что на большее, то есть на действительно заинтересованное знание живого творчества Ленина, у инструкторов политотдела силенок не хватает. Это «партрабочие» – представители партийной «церкви», блюстители формы при вымершем содержании. Постоянно поддерживается чувство вины, причем не за то, что Ленина не прочел, а за то, что не так усердно поклоны в «церкви» бьешь – тетрадь не завел… 40 – 50-летние офицеры-коммунисты как школьники переписывают друг у друга конспекты или одалживают их…
Партийными органами активно пропагандируются статьи зам. нач. ГлавПура генерала Волкогонова. На фоне скучнейших материалов «Партийной мысли», «Коммуниста Вооруженных Сил» и других журналов работы его действительно производят впечатление ныне редкого новаторства и убежденности. Статьи с хорошим историческим и философским анализом работ Ленина и современных авторов.
* * *В дороге разговоры, только слушай. «Заказали стол, невеста платье пошила – в армию призвали. Отслужил. Только демобилизовался, наладили было свадьбу вновь – ночью разбудили и на сборный пункт – Финская кампания началась. В начале 1941-го служил под Казанью, на Волге. Как– то дал телеграмму: «Приезжай, зарегистрируемся». Ответ: «Выезжаю». Встретил, взял билеты на пароход к себе, в часть. В то же утро началась война. Там же, на пристани и расстались: я – в часть, она – к маме. Поженились только в 1945-м».
«Что ты домом своим так дорожишь? Наследство? Это раньше отец с сыном с топорами друг на друга бросались из-за дома. А ты к тому прислонись, кто тебя покоить будет».
В этих разговорах жизнь, ее так не хватает в официальном общении.
Осень. Вечер. Солнце в рукав Волги утекло и за поворотом скрылось.
1987 г
В течение 3 месяцев подряд – три защиты диссертаций, вышедших из нашей кафедры. Это хорошая заявка для утверждения пульмонологии в Саратове и признак продуктивности коллектива. Нужно найти свое направление в общем деле.
* * *Первомайская демонстрация. Мы живем на большом проспекте, и демонстрация всегда идет мимо нашего дома. У кого другие дела в городе, стараются поскорее уехать, пока не перекрыли транспорт.
К 9 часам народ, в основном заводской, собирается на Вишневой, у завода «Знамя труда». Подходят, здороваются, толкаются, звучит смех. Много молодежи, девчат. Кое-кто с утра пораньше успел согреться. Приходит народ с детьми.
Организаторы торопят вставать в колонну. Оркестр пробует силы. В рядах в руках у людей знамена, транспаранты. Вот уже проспект полон. Растет напряжение. 9.10 – пошли… Небо над головой нежно-голубое, дома празднично украшены. На тротуарах – народу, не пройти. Дети перебегают из ряда в ряд, балуются. Старшие сердятся. Идем к Сенному рынку и дальше – в город. Поток людей мощный, разноголосый. Поют. В одном месте одну песню, в другом – другую, соревнуясь и перебивая друг друга… «Утро красит нежным светом стены древнего Кремля, просыпается с рассветом вся Советская страна…», «Катюша», «Труба зовет». Хозяева идут!
На этот раз со мной Сашенька-внучка. Увязалась: возьми да возьми. Хорошо ей: ножки – легкие, люди вокруг – хорошие, как большие дети, музыка, шары, мороженое. Весело – игра такая: «Первомай».
* * *Август. Поезд «Евпатория – Москва». Отличное настроение после отдыха в Крыму. В Запорожье села женщина лет 40. Едет в Москву с торговыми целями от частной фирмы. Непривычная для слуха откровенная ненависть к Советской власти. Пропаганда предпринимательства. Возникшие споры вызывают взаимное раздражение. Настроения как не бывало. Дело не в спорах, все это гораздо серьезнее и, видимо, совсем не частный случай. Опрокидывание советской идеологии снизу. (Сейчас бы мы сказали: «Это – цветочки». – Авт.)
Вспомнилось возвращение из Цхалтубо в Москву в 1981 г. В Краснодаре к нам в купе подсел уже немолодой крепыш из Управления строительством курортов на Кавказском побережье. Откровенно поделился, что едет к министру подписать нужные бумаги и вырвать финансирование. Везет тяжеленный чемодан водки специального розлива: «На трезвую голову не подпишет, а вот в сауне «под мухой» подсунуть бумагу можно, проверено». Ткнув ногой чемодан, добавил: «Этот бугай выжрет много, да и впрок нужно оставить». Поразила проза отношений жуликов с министром, проторенность подходов к нему, атмосфера уже привычной продажности и откровенного бахвальства. Впрочем, писал же Грибоедов: «Кому в Москве не зажимали рты обеды, ужины и танцы…».
Я и жена смотрели на бизнесмена как на диво, а он на нас как на ничего не ведающих взрослых детей. Но иногда он замолкал, хваткость его исчезала, и он посматривал на нас украдкой неожиданно серьезно и грустно, словно завидуя нашей счастливой честности, когда-то им утраченной.
Нужно сказать (теперь это стало очевидным), что жизненные наблюдения давали пищу для горьких раздумий гораздо больше и гораздо раньше, чем эти раздумья наконец появились.
* * *Сентябрь. Поездка в Андижан. Места малознакомые. Стараюсь воспринимать увиденное и услышанное непредвзято.
Главное на Востоке – рынки, торговля. Магазины ломятся от товаров, а покупателей нет. Республика хлопка – особенно много тканей. Рынок – горы орехов, яблок, груш, гранатов, но и здесь покупателей нет. Продавцы и фрукты. Все дорого. Только к столу, для гостя, для больного. Цены высоки и неподвижны, потому что продают перекупщики, лишенные права широкой инициативы. Настоящей торговли нет, нет восточного базара, нет острой реакции.
