Битва трех императоров. Наполеон, Россия и Европа. 1799 – 1805 гг. - Дмитрий Юрьевич Пучков
Что же касается французского императора, то он, даже отдаленно не подозревая о подобных демаршах Александра, продолжал надеяться на сближение с Россией. По его приказу все офицеры и солдаты русской армии были без всякого обмена пленных освобождены. Накануне отъезда князя Репнина Наполеон пожелал с ним говорить. Вот что рассказал Репнин в своем письме об этой интереснейшей встрече: «В Брюнне собралось нас раненых 6 кавалергардских офицеров и 17 уланских, с храбрым их начальником Меллер-Закомельским; по всей справедливости, мы не могли довольно нахвалиться обращению с нами; почтеннейшие французские генералы посещали нас часто, особенно генерал Рапп, который, удостоверившись наконец, что мне возможно было выехать, объявил мне приглашение Наполеона явиться к нему на другой день в полдень; меня ввели во внутренние покои занимаемого им архиерейского дома. Через несколько минут вышел Наполеон и, оставшись один со мною, начал разговор следующими словами:
– Как ваши раны, князь Репнин?
– Все в порядке, Сир.
– Я попросил вас прийти, для того чтобы поручить вам передать еще раз императору Александру мои пожелания мира. Почему мы ведем войну, когда мы…
– Сир, прошу простить меня за мою дерзость и за то, что я вас прерываю, но я должен сказать, что я – только солдат, далекий от международной политики и от императорского двора. Я не могу дать на это никакого ответа.
– Я прошу у вас только об одном: передать императору Александру слово в слово то, что я вам сейчас скажу.
– Это долг верности по отношению к моему государю.
– Послушайте меня, вы сможете встретиться с императором через несколько дней, если он еще находится при армии. Скажите ему, что если бы он выслушал мои предложения и согласился встретиться на аванпостах, тогда я бы подчинился воле его благородной души. Ему достаточно было бы объявить мне свои намерения для достижения спокойствия в Европе, и я бы подписался под ними. Но вместо этого он послал ко мне наглого хлыща, который посмел дерзко вести себя с главнокомандующим французской армии во главе его войск. И что из этого вышло? Мы сразились, и теперь только я имею право высказывать мои желания. Но мы можем еще найти путь к сближению, пусть он пришлет мне в Вену своего уполномоченного представителя, но только не одного из этих придворных, которые наполняют его штаб. Правда далека от монархов. Александр родился на троне, а я стал императором сам, но мои бывшие товарищи, мои бывшие командиры не осмеливаются больше мне ее говорить, как не говорят ему правды его придворные.
Но давайте поговорим о сражении. Что за мысль была растянуть вашу армию и разделить ваши колонны, как вы это сделали? Нужно было сконцентрировать войска, собрать армию в кулак, для того чтобы всю ее целиком бросить на врага.
– Но, Сир, я уже имел честь вам говорить, что я всего лишь полковник, моя роль смотреть вперед и драться с тем, кого я вижу перед собой, а не пытаться проникнуть глубже этого. Для меня главное повиноваться, а не рассуждать.
– Репнин, вы полная противоположность Долгорукому, вы слишком скромны. Но я должен сказать, император Александр все равно должен был проиграть это сражение. Для него оно было первое, а для меня – сороковое.
– Сир, я убежден, что после урока, который вы преподнесли, у него не будет необходимости дать столько же битв, чтобы взять реванш.
– Я вижу, вы сердитесь.
– Я бы не посмел, но солдат не может быть безразличен к тому, что говорят о его государе.
– Ну что ж, полковник, давайте не будем друг на друга обижаться, для нас это будет несложно, потому что я вас уважаю.
– Для меня это большое счастье. Я сохраню на всю жизнь воспоминание о вашем благосклонном приеме.
– Прощайте, Репнин, я возвращаю вас вашему государю как доказательство моего стремления восстановить дружеские отношения, которые связывали нас раньше»[978].
Красивые жесты Наполеона в отношении русских пленных, призванные послужить сближению двух империй, остались без ответа. Оба государства продолжали находиться в состоянии войны, и никаких мирных переговоров между Францией и Россией не было начато. Следует также вспомнить, что у России к этому времени оставались войска, бывшие если и не в боевом контакте с французами, то, по крайней мере, в состоянии, близком к началу военных операций. Этими войсками были корпус Толстого на севере Германии и корпус генералов Ласси и Анрепа в Неаполе.
Аустерлиц определил участь этих далеких фланговых операций. Как уже отмечалось, на севере Германии союзные генералы никак не могли решить, что же им делать. Едва только закончился военный совет 18 декабря 1805 г. в Люнебурге, как в штаб союзников прискакал генерал-адъютант царя князь Гагарин. Известие об Аустерлицкой битве, которое он привез, потрясло всех. «Слушая рассказ князя Гагарина о поражении, – писал Михайловский-Данилевский, – наши офицеры сначала не верили ему, принимали слова его за вымысел, не постигая возможности поражения русских»[979].
Однако когда союзные генералы «постигли» рассказ Гагарина, их решение было принято. Английское командование тотчас вспомнило о дороге к своим кораблям, и, кроме того, из Лондона пришло приказание немедленно возвращаться в Англию. Выдающийся русский историк описал это отправление в благостных тонах: «Через несколько дней прибыли суда в Куксгавен. Англичане поплыли в свое отечество, а граф Толстой пошел в Россию, оставя на много лет в памяти жителей примерную подчиненность, отличавшую русское войско в двухмесячное пребывание его в Ганновере»[980]. Для шведского короля, который оказался один на один с потенциальным противником, отправление русских и англичан представлялось в иных тонах. Очевидцы утверждали, что он был в бешенстве.
Так закончился «великий северный поход» корпуса
