Александр Лепехин - Тула. Материалы для истории города
Лет несколько тому назад, мы имели случай не один раз слушать изустную хронику, чрезвычайно любопытную. Один старец любил порассказать об отечественной войне 1812 года. Он говорил нам, между прочим, что во время сформирования Тульского ополчения, все знамена полков его с торжественным церемониалом освящены были в нашем Успенском соборе покойным Амвросием Епископом Тульским и Белевским в присутствии генералитета, штаб– и оберофицеров ополчения и при многочисленном стечении граждан всех сословий (Общество граждан Белева поднесло в дар третьему пехотному полку знамя, которое по возвращении ополчения из похода отправлено в город Белев, где и хранится, как утверждают, в одной из приходских церквей). По благополучном окончании первой войны с французами, пехотные наши полки, состоящие под командою полковника Бобрищева-Пушкина, вместе со вторым казачьим конным полком, в рядах которых не доставало много ратников, прибыли из-за границы на родину. Они, с Высочайшего соизволения, немедленно распущены были по домам, напутствуемые благодарением Тульских граждан; это было в конце 1813 года. Бобрищев-Пушкин оставил в Тульском соборе одно знамя, о котором скажем после. Ровно через год (1814 г. в июле) возвратился из Парижа и первый конный полк, которым командовал генерал-майор князь Александр Федорович Щербатов. Он писал в комитет ополчения, что управляющий военным министерством генерал от инфантерии князь Горчаков приказал ему сдать лошадей, оружие и обоз в артиллерийское ведомство, а амуницию в комиссариатство. Неизвестно предписывалось ли князю Щербатову что либо относительно знамен его полка, только они не были сданы ни в Тульский арсенал, ни в арсеналы столиц. Это верно потому, что князь Щербатов, желая сохранить для потомства сказанные знамена своего полка, внес их сам в кафедральный собор и поручил преосвященному Амвросию, который, приняв знамена с великою почестью, поместил у бывшего архиерейского места, где они, вместе с знаменем 3 пехотного полка, стояли лет десять. Когда же упомянутое место, находившееся близ правого клироса, было разобрано, знамена принесли в ризницу холодного собора.
Эта изустная хроника, основанная большею частью на современных официальных известиях, осталась у нас в памяти. В настоящее время, Тульские старожилы единогласно удостоверили нас, что, действительно, три знамени Тульского ополчения хранятся в нашем Успенском соборе; но где? никто из них не знал. Надежда отыскать их сильно овладела нашим любопытством, и мы принялись за это дело с энергиею… Мы не можем вполне передать вам, читатель, тех радостных, священных чувств, которыми объята была душа наша при первом взгляде на три знамени Тульского ополчения: они, забытые любознательностью, хранились в одном из уединенных и темных отделов соборной ризницы.
С чувством глубокого патриотизма рассматривали мы эти памятники национальной славы!… Ограждая себя крестным знамением, мы поклонились святыни и с горячею верою приложились к ней. Одно из знамен писано на тафте абрикосового цвета, с изображением Св. Николая Чудотворца, а на другой стороне Богоявления Господня. Оно принадлежало третьему пехотному полку, о чем свидетельствует бывший адъютант полковника Свечина (А. А. Сперанский, чиновник, поныне с честью служащий в одном из кредитных учреждений города Тулы. Г. Сперанский произведен был в прапорщики во время осады Данцига. Собирателю материалов для истории Тульского ополчения. Советуем отнестись за фактами к упомянутому чиновнику: это живая летопись…). Следующие два знамя из парусины, на которых изображены лики Всемилостивого Спаса и Владимирския Божией матери. По свидетельству современников дивных событий на Руси, эти два знамя принадлежали 1-му конному казачьему полку, которым командовал князь А.Ф. Щербатов. На обороте этих двух знамен, от времени краски потемнели так, что самое напряженное зрение едва может рассмотреть что-нибудь; мы заметили однако ж, что предметы живописи взяты из Священной истории, и потому необходимо живопись реставрировать. Образа писаны масляными красками и довольно хорошей работы. Знамена кругом обшиты шелковою бахромой, прикреплены шнурами к высоким древкам, также выкрашенным. Форма знамен очень сходна с формою церковных хоругвей. Из них два изорваны во многих местах, по краям, но лики изображений остались невредимы. Не влияние губительного времени нанесло им эти повреждения, а разгром неприятельских полчищ – битвы, в которых они присутствием своим восторгали сердца ратников. Не надобно забывать, что мы говорим вам о двух знаменах, принадлежащих 1-му конному казачьему полку, который преследовал чужеземщину с берегов Протвы и Лужи, до берегов Сены и Оазы (Сколько нам известно, полки Тульского ополчения были в жарких делах под Тарутиным, Малым Ярославцем, Данцигом, Парижем. Они дрались везде храбро, и потому не удивительно, что многие из ратников не возвратились на родину, не удивительно, если защитники Царя и отечества везде были обрызганы кровью врагов и своею собственною…). К сожалению любителей отечественных памятников, на знаменах нет никаких надписей. Утверждают, что на них нашиты были так называемые ярлыки: теперь их не оказалось на лицо. Вероятно, что было ни что иное, как надписи; они утратились. Нет необходимости доказывать подлинность упомянутых знамен потому, что очевидцы события еще живыони очень хорошо помнят его; а очевидные свидетели суть несомненные факты, о которых мы докладываем вам, благосклонный читатель, в полной уверенности, что и вы разделите с нами убеждения наши.
Описав знамена 1812 года, принадлежавшие, по уверению современников, двум полкам Тульского ополчения, забудем ли мы упомянуть о предмете, на котором останавливается взор, проникнутый благоговейным, но скорбным чувством, известным только нам, на Руси, где всею душою любят Самодержавных Венценосцев и от всей души Жалеют о их утрате. Мы говорим о бархатном балдахине (с золотою бахромою и кистями), под которым в 1826 году помещался гроб, на катафалке посреди собора, покойного императора нашего Александра Павловича, а в настоящее время этот балдахин, увенчанный короною, осеняет престол в алтаре… Помним мы вас, дни слез и печали!
Покойный Император Александр Благословенный изволил проезжать через наш город в последний раз в 1823 году. Его Величество, по обыкновению, был в соборе, где встретил Его преосвященный Дамаскин, с которым Он очень милостиво разговаривал.
И могли ли они оба, Великий Государь и Богомолец его, смиренный иерарх, предчувствовать, что ровно чрез два года один встретит другого, облаченный в траурную одежду, у заставы, при унылом перезвоне колоколов и при рыданиях всей России о своем Отце-Государе.
Победитель гения-полководца Бонапарте, отброшеннаго им с берегов Москвы на скалы, омываемые Атлантическим океаном, самодержавный обладатель шестидесяти двух миллионов людей, населяющих большую часть земного шара, лежал во гробе. Вся новейшая история, события чудныя, почти баснословные, если бы отцы наши не были очевидными их свидетелями, вся новейшая история, в которой усопший Государь вместе с Наполеоном были первыми действующими личностями, выражающими всемирную славу, не только современную, но и грядущих веков, сосредоточивалась в этом небольшом свинцовом ящике.
Грустный взгляд на царственный балдахин внушил нам счастливую мысль: как кстати было бы присоединить к колоннам этого балдахина упомянутые знамена; ибо и они памятники славы удалых дружин Тульского ополчения, и они были безмолвными, но красноречивыми свидетелями бессмертных подвигов, на поле брани, сподвижников Александра Благословенного, сподвижников, из которых немногие уже остались…
И. Андреев.
(Из Тульских Губернских Ведомостей 1854-го года).
Приложение 4
Моя любимая школа № 4
Родители куда-то ушли, меня заперли в квартире за «примерное поведение» и я там развлекался как мог. Вдруг звонок в дверь. Подхожу, спрашиваю: «Кто?»
Из-за двери девичьи голоса спрашивают: «Саша Лепехин здесь живет?» Отвечаю.
– Да.
– А вы не знаете в какую он школу пойдет в 4, в 8 или 20?
Многие мои знакомые уже ходили в четвертую, ну и я тоже сказал:
– В четвертую.
– А в какой класс в «А» или в «Б»? – опять спросил девичий голос за дверью.
Я на минуту задумался, буква «Б» мне почему-то больше понравилась и сказал:
– В «Б».
– Спасибо, – сказали голоса за дверью.
Так я сделал первый в жизни самостоятельный выбор, как оказалось довольно правильный. Четвертая школа – это старое учебное заведение, еще с дореволюционной историей. В начале века там располагалась Перовская мужская гимназия, построенная Иваном Федоровичем Перовым на участке своей матери Марии Васильевны. Элегантное снаружи и внутри здание с большими и светлыми классами, но несколько узковатыми коридорами в стиле Московский модерн, даже стены коридоров были расписаны художниками в том же стиле. Здание школы с дровяным сараем было построено за два года, укомлектовано мебелью и современными, на тот момент, нагляднми пособиями и приборами. Уже в 1913 г. в новом здании появились первые ученики, вернее, гимназисты. Хотя гимназия существовала и до этого, в 1909 г. она упоминается в Тульском адрес-календаре Тульской губернии на стр. 65 как Частное учебное заведение «Мужская классическая гимназия И.Ф. Перова» и арендовала площади на ул. Жигалинской в доме Кондрашева (ул. Союзная, 1, Дворец труда). Иван Федорович с большой любовью подошел не только к строительству, но и к подбору преподавательского коллектива. Вот список преподавателей с адресами проживания из Памятной книжки Тульской губернии на 1913 г.
