Роберт Фулгам - Все самое важное для жизни я узнал в детском саду
Кроме жирафа я видел вомбата, утконоса с утиным носом и орангутанга. Они невероятные! Орангутанг — точь-в-точь мой дядя Вуди. Дядя в общем-то тоже существо невероятное. Ему место в зоопарке. Так его жена говорит. И это наводит меня на мысль: а что, если бы в зоопарках и в самом деле держали человеческих особей?
Об этом я подумал, когда смотрел на львов: благородного вида самец и шесть львиных дам. Похоже, в зоопарке им живется совсем недурно. Львы настолько плодовиты, что львицам вынуждены были установить внутриматочные спирали. Львам особенно и делать-то нечего — знай себе ешь, спи, блох чеши да львиц ублажай без особых осложнений. Зоопарк обеспечивает питание, размещение, медицинское обслуживание, присмотр в преклонном возрасте и достойное погребение. Мечта, да и только!
Мы, люди, очень гордимся, что человек — единственное разумное, мыслящее существо, и делаем заявления типа «неосознанная жизнь недостойна человека». А я смотрю на жирафов, львов, вомбатов и всяких там с утиными носами и думаю, что я тоже не прочь пожить неосознанной жизнью. Понадобись зоопарку экземпляр человека — я бы согласился. Меня, безусловно, можно считать представителем вида, которому грозит исчезновение. А осознавать свою жизнь иной раз бывает ой как муторно!
Представьте себе: идете вы с детьми мимо огромной, обжитой клетки, в ней повсюду разбросаны окурки сигар, пустые коньячные бутылки и обглоданные косточки — остатки пиршества, а на солнцепеке похрапывает старина Фулгам в окружении шести очаровательных дам. Ваш малыш покажет на меня пальчиком и спросит: «Зачем ои нужен?» А я зевну, приоткрою один глаз и скажу: «Не все ли равно — зачем?» Я же говорил: в зоопарке хорошо отвлекаешься от обыденности.
И лев, и жираф, и вомбат, и все остальные просто живут как живется и всегда остаются такими, какие они есть. И при этом все же умудряются вести свою неосознанную жизнь там, в клетке. Но быть человеком — это знать, думать, спрашивать. Беспрестанно трясти клетку существования и кричать камням и звездам: «Зачем вы нужны?» — а из эхом воэвращающихся ответов создавать тюрьмы и дворцы. В этом — наши поступки, в этом — наша суть. Оттого-то интересно в зоопарк сходить, ну а жить там — нет уж, увольте!
Эту историю я назвал «Загадка Двадцать пятой северо-восточной авеню». Она раскрывает фундаментальные, чуть ли не вселенские законы. А говорится в ней просто-напросто о том, как мы жили одно время в самом конце тупиковой улочки — всего два квартала домов, — упиравшейся в подножие холма.
Прежде всего надо сказать, что улочка была малопривлекательная — то есть, никак не манила пройтись или проехать по ней: узкая, извилистая, загроможденная. Фургон Эда Уэтерса, принадлежащая его брату двухтонка производства «Дженерал моторс», старый автоприцеп Диллсов — вот лишь малая часть автопрепятствий. Но с Девяносто пятой улицы она все же просматривалась до самого конца.
На Девяносто пятой висели два указателя — по одному на каждой стороне. Огромные желтые щиты с черными буквами. На обоих — одинаковая надпись: «ТУПИК». А дальше, уже в конце нашей улицы, висел еще один указатель: огромный, черный, с белыми буквами, с полосками, со световыми отражателями — в общем, все как надо. И на нем надпись: «ТУПИК». О тупике знак предупреждал четко, ибо висел прямо по центру и виден был издалека.
И что же вы думаете? Люди все равно ехали дальше, до самого конца. Не чуть-чуть дальше, заметьте, и не до того места, где уже и дураку понятно, что указатель не обманывает. Нет, мой читатель! Они проделывали весь путь, подъезжали прямо к указателю — огромному, черному, с полосками, тому самомч, что предупреждал: «ТУПИК».
Они читали надпись: раз, другой, третий. Словно иностранцы, которым нужно перевести — тогда поймут. Они смотрели направо и налево: искали — нельзя ли где объехать. Некоторые потом еще сидели две-три минуты в машине: соображали, в чем дело. Затем давали задний ход и пытались развернуться как можно ближе к знаку. При этом занимали все пространство между нашей лужайкой, клумбой ярких ноготков соседки, миссис Полски, и кустами ежевики на противоположной стороне и, как правило, мяли всего понемногу. Но вот машина развернулась, и теперь водитель, казалось бы, должен медленно, в задумчивости тронуться в обратный путь. Не тут-то было! Машина с ревом срывается с места и мчится так, будто удирает от какой-то ужасной опасности. И так — всегда и абсолютно все, кто бы и на чем бы ни приехал, и средь бела дня, и непроглядной ночью. Полицейские машины и те раза два побывали, а однажды и огромная пожарная припожаловала.
Что это — врожденная недоверчивость или врожденная глупость? Честно говоря, я и сам не знаю. Мой друг-психиатр сказал, что это пример подсознательной потребности отрицать — каждому хочется, чтобы дорога, то есть Путь, никогда не кончалась. Потому-то едут и едут дальше, сколько можно — даже наперекор четкому указателю. Каждому хочется верить, что для него дорога не кончится, что он исключение. Но, увы, дорога кончается для всех…
Теперь я это вспоминаю и думаю: а что, если бы я тогда напечатал слова друга-психиатра на карточках, карточки положил бы в ящичек, прикрепил его к указателю «ТУПИК» и оставил рядом такую записку: «Бесплатные памятки для всех желающих узнать, почему они сюда заехали». Так вот, сделай я тогда так, что было бы? Заинтересовались бы? Прочитали? Если да — то что изменилось бы? Поберегли бы люди лужайку, ноготки и ежевику? И ехали бы назад помедленнее?
А может, надо было на вершине холма повесить указатель с такой надписью: «В КОНЦЕ УЛИЦЫ — ПРИДОРОЖНАЯ СВЯТЫНЯ. ПРИЕЗЖАЙТЕ ВЗГЛЯНУТЬ НА ВЫСШИЙ СМЫСЛ ЖИЗНИ». Интересно, что произошло бы с уличным движением?
И сделай я так, стал бы я тогда знаменитым гуру? По имени Свами Тупиками.
Но мы оттуда переехали, и узнать мне об этом — не судьба.
Пришел как-то к своему раввину один человек — горем поделиться. Раввин тот был старый, мудрый и добрый — такими стремятся стать все раввины.
— Равви! Я несчастен! — воскликнул человек, ломая руки. — Мне удается меньше половины всех дел, за которые берусь.
— Вот как?
— Что мне делать? Прошу вас, научите, как быть!
Раввин надолго задумался, а потом ответил:
— Сын мой, вот тебе мудрый совет: возьми альманах «Нью-Йорк таймс» за тысяча девятьсот семидесятый год, открой страницу девятьсот тридцать, прочти — может, и найдешь утешение.
— Ага… — удивился человек, ушел и сделал как сказано.
И что же он там прочитал? Среднестатистические данные о результативных ударах прославленных бейсболистов за всю их спортивную жизнь. Тай Кобб, которому по силе и меткости не было равных, набрал всего 0,367 очка. А Малыш Рут — и того меньше.
Человек снова пришел к раввину и недоуменно спросил:
— Неужели у Тая Кобба так мало очков?!
— Да, так мало. Из трех его ударов успешным бывал лишь один. Кобб даже до половины не дотянул. Так чего же ты хочешь?
— Ага… — удивился человек: ведь он себя в неудачники записал оттого, что только половина всех дел, за которые брался, получалась.
Теология — великая сила, и священных книг на свете — не счесть.
Интересно, доводилось ли вам, будучи в гостях — на званом обеде, на вечеринке или еще как, — заходить в ванную? А там, в ванной, заглядывали вы когда-нибудь в аптечку? Так, просто любопытства ради? Не пробовали вы хотя бы однажды рассмотреть все в ванной хорошенько?
Один мой друг всегда так поступает. Он проводит социологическое исследование, чтобы получить докторскую степень. Он рассказывал, что многие делают то же самое, хотя вовсе не собирают материал для диссертацин. Говорят об этом редко — каждый считает, что он однн так делает, а кому же хочется, чтобы о нем Бог знает что подумали?
Мой друг утверждает, что если тебе интересно знать правду о человеке — обязательно зайди к нему в ванную. Достаточно заглянуть в ящики, в шкафчики и на полки; достаточно взглянуть на халаты, пижамы и ночные рубашки, висящие на крючках за дверью, — сразу все станет ясно. Друг утверждает, что все привычки; надежды, мечты, печали; болезни; комплексы и даже сексуальные особенности — всё открывается в одной-единственной комнатке.
Друг утверждает, что по натуре большинство людей — неряхи. И что глубочайшие тайны человечества распиханы по укромным уголкам и щелям ванной комнаты — сюда мы приходим, чтобы побыть наедине с собой, поспорить с отражением в зеркале, причесаться, поскрести и почистить щеткой шкуру, привести в порядок перышки, подготовить к новому дню и обласкать стареющие и слабеющие тела, смыть с себя грязь и усталость, накраситься и надушиться, поразмышлять и посоветоваться со своим оракулом и попытаться изменить свою судьбу к лучшему.
