Николай Прокудин - За речкой шла война…
– На счет три! Раз, два, три!
Хлюдов напрягся, надулся, покраснел и задрожал всем телом. Гигант тоже напрягся, глаза выкатились из орбит, налились кровью. И минуту не продержался Хлюдов – его рука рухнула на стол.
– Чёрт! Бляха! Не размял я руку!
– Да ладно тебе! После драки кулаками… – Никита разочарованно покачал головой (чудес не бывает…) и с сожалением отдал кубинский ром осетинам.
Те радостно заворковали. А молодой в восторге даже пустился в пляс.
– Ромашкин, доставай последний «пузырь», – скомандовал Хлюдов. – Будем бороться ещё!
– Вовка! Ты что, совсем офонарел?
– Успокойся! Сейчас правую руку разомнёшь, и я с ними обязательно справлюсь.
Далее бороться вызвался средний брат, худой, но жилистый. Он сел за стол, бурно и резко атаковал, но в следующую секунду молниеносным рывком был повержен.
– Вах!
– О-о-о! У-у!
– Абанамат! – Гигант протянул Никите только-только завоеванную бутылку обратно и грозно произнес: – Еще хочу бороться!
– Давай, я не против! – согласился Хлюдов. – Никита, массируй руку опять.
Никита принялся яростно растирать и теребить мышцы капитана.
– Володя, может, не стоит? Проиграешь.
– Просто так выйти из игры без драки всё одно не получится, не дадут. Вход – рубль, выход – три! Начать легко, тяжело закончить, но будем соревноваться. Я только вошел во вкус. Смотри и учись!
Противники уселись друг напротив друга, напряглись и через минуту (о чудо!) рука гиганта медленно стала наклоняться к столику и бессильно рухнула.
– У-а-а! – завизжали горцы. – Ай-яй!
– О-о-о! – воскликнул восхищенный громила. – Меня давно никто нэ мог завалить! Как ты сумэл? Асланчик, бэги за бутылькой! Живо!
Он сунул десятку в руку гонца.
В борьбу вступил средний брат. И он проиграл состязание. Едва молодой прибежал с бутылкой, как вновь умчался за водкой.
Наконец гигант переборол Хлюдова, и одна из бутылок возвратилась к осетинам.
Младшему надоело сновать между купе и рестораном, кровь тоже забурлила в жилах, охватил азарт. И он тоже бросил вызов русскому. Братья-соплеменники рыкнули на младшего.
– Э, минутку! – упредил их Хлюдов. – Он меня вызвал, я вызов принимаю. Боремся!
Юный джигит получил затрещины от братьев. Затем, проиграв, получил новую порцию подзатыльников.
И вновь – гигант. И опять проиграл! А ещё раз? Реванш! Реванш взял, да. И обрадовался победе, как ребенок. Да и вся их горская компания возликовала: «Эдик! Эдик!». Ага, его зовут Эдик…
Хлюдов подмигнул Ромашкину, шепнул:
– Решил одну схватку сдать, чтоб не рассвирепели, – откупорил бутылку водки.
Осетины нарезали сыр, хлеб и колбасу. Хлеб вместе преломили – уже как бы друзья. Ну, не враги – и то хлеб…
– Мужики, а чего вы приперлись в эту глушь? Будете асфальтировать дороги? – спросил Никита у Эдика.
– Слюшай, откуда все знаешь? Умный, да?! Ты что, милиционер? – рассмеялся громила.
– А вашего брата по просторам Сибири не счесть. От Урала и до Владивостока: армяне и осетины дороги строят. Все шабашники с Кавказа.
– Почему так нехорошо называешь?! Посмотри на мои руки – мозоль к мозолю. Я дэсят тонн гравия за дэнь лопатой перебрасываю.
– Ну ладно, не обижайся! – примирительно обнял Эдика за шею Хлюдов. – Давайте лучше в карты сыграем.
– Денег больше нет, – грустно признался гигант. – Сапсэм кончились. Но есть шоколадные конфеты! В коробках! Очень вкусные. Давай коробка конфет на бутылка водки играть! Свэжие конфеты, слюшай!
– Давай, – махнул рукой Хлюдов. – Только сначала нужно попробовать. Может, они старые и невкусные. Испорченные…
– Слюшай, ты специально обижаешь или как? – возмутился средний брат (Давид), вынимая из сумки две коробки и открывая одну из них. – На, пробуй, дарагой! Зачем обижяешь?
Попробовали. Хорошие, однако, конфетки. Грильяж!
– Ладно, играем! Но ставка иная. Две коробки на бутылку.
– Черт с тобой, – согласился с Хлюдовым брат Давид.
Началась игра не менее азартная, чем борьба на руках.
Никита совсем опьянел и перебрался за перегородку в другое купе, к старикам:
– Гамарджоба, отцы!
– Вах! Ты почему нас приветствуешь как грузин? – обиделись.
– А как нужно?
– Нужно: «Дэбон хорз!».
– Вот и славно! Дэбон хорз!
– Дэбон хорз!.. А по-грузински не надо. У них свой язык, у нас свой.
– Но они ведь тоже православная нация. Почему не любите друг друга?
– Земля, дорогой, всему причиной земля! Её мало, а споров за неё много. И церковь у них немного отличается от нашей! А у армян ещё больше отличий, хотя тоже не мусульмане.
– В Бога верите? – спросил Никита.
– Само собой! А ты молодец, офицер! Сразу признал в нас осетин, не спутал с какими-нибудь ингушами или карачаевцами. Бузныт!
– Это чего такое? – не понял Никита.
– Спасыбо, говорю! Балшой спасыбо!
Да пожалуйста! Было бы за что… По правде говоря, Никита изначально-то вообще колебался: грузины? абхазы? чечены те же, не к ночи помянутые? Гигант Эдик был отдаленно похож на футболиста Газзаева (в масштабе два к одному) – потому, собственно, Никита и рискнул – насчет осетин.
– Отцы! Мы все россияне, православные! Расея – общая мать! Осетины и грузины на Кавказе должны жить дружно, как братья. Ведь остальные – иноверцы! – проникновенно сказал захмелевший Никита.
– Дорогой мой! – обнял его за плечи усатый дедок. – Мы с русскими друзья, но с грузинами братьями быть не можем. У нас Сталин половину Осетии украл. Карандашом по карте провел и оттяпал весь Юг в пользу Грузии. Обыдно, да?
– Ай, земли много в стране! – махнул рукой Никита. – Советский Союз большой, и мы живем в единой могучей державе. Вся земля общая, государственная!
– Вах! Какая общая?! Это у тебя в России земли много, а у Осетии мало. Каждый клочок полит кровью предков.
– У нас её тоже нет лишней! Но разве тебе сейчас есть разница, где проходит граница Грузии и Осетии? Это ведь только на карте пунктиры и черточки. На земле её нет!
– Всякое в жизни случается… Сегодня нет, а через десять-двадцать лет – по горам столбы пограничные встанут.
– Но-но! Только без глупостей! Ты что думаешь, отец, у нас турки или персы пол-Кавказа отнимут? Да мы их в бараний рог согнем! Повернем армию из Афгана и до Средиземного моря дойдем! – Никита все более плыл и его потянуло на обсуждение политических тем. В конце концов, замполит он или где?! Или как?
Лекция о международном положении, как в песне о дурдоме. Один не понимает, что плетет спьяну, другой не понимает, о чем идет речь. Но кончилась всё, слава Богу, обниманиями, лобызаниями, полным взаимопониманием.
У картежников дела шли хуже, обстановка накалялась. Хлюдов выиграл вторую коробку конфет, а первую, распакованную, брать отказывался:
– Э нет! Так дело не пойдет! Вы мне давайте целую, эта распечатана!
– Так ведь это ты же её открыл! Ты пробовал, – сердился гигант Эдик.
– Ну и что? Я их пробовал, но мог ведь не выиграть!
– Но ты выиграл! Теперь получай её!
– Э-э-э! Нет, сами их ешьте. А мне давай запечатанную.
– Выиграй вторую коробку – отдам! – горячился средний, Давид.
– Вовка! Не затевай межнациональный конфликт из-за двух конфет! Ты всё равно сладкого не ешь! – попытался утихомирить вернувшийся Никита.
– Нет! Они проиграли мне целую коробку, а подсовывают начатую!
– Вовка! Сейчас в морду из-за двух конфет получишь! Зачем идти на скандал? Уступи.
– Н-ни за что!
Никита схватил бутылку, разлил водку по стаканам:
– Тост! За русско-осетинскую дружбу!
Старики в знак согласия закивали головами, а злобные рожи молодых немного смягчились. Все выпили. Закусили конфетами из открытой коробки.
– Так где мой выигрыш? – в который раз не унялся Хлюдов.
Громила Эдик растерянно почесал затылок – открытая коробка опустела.
Брат-Давид в сердцах достал ещё коробку, нераспечатанную:
– На бери! Пусть твоя русская жопа слипнется! Жадный!
– Я не жадный, я принципиальный! Играем дальше, осетинская жопа?
– Играем!
Никите совсем захорошело.
– Тост! – на сей раз алаверды от горцев. – За нашу Советскую Армию!
– До дна! – Хлюдов хлобыстнул залпом. Тост того стоит!
Никита выцедил свои полстакана уже с отвращением.
– На тебя тошно смотреть! – усмехнулся Хлюдов. – Ты словно мою кровь пьёшь, так морщишься.
– Не нравится – не смотри. – Никита с шумом выдохнул. – Эх, сейчас бы чего спеть…
Брат Давид с готовностью начал выводить что-то зычное, гортанное, с придыханием. Деды песню подхватили. Громила сорвал с себя рубашку и, свирепо вращая глазами, пустился в пляс. Молодой подсвистывал.
Хлюдов принялся стучать по столику, как по барабану. Звуки этого пластикового «тамтама» гулко загромыхали в вагоне.
Никита вначале что-то пытался подпеть, а потом скинул китель, изобразил «лезгинку». Или «барыню»? Или «семь сорок»? Или…
