Битва трех императоров. Наполеон, Россия и Европа. 1799 – 1805 гг. - Дмитрий Юрьевич Пучков
Почти прямо над ними, неподалеку от часовни расположился император со своим штабом. Трудно было бы разместить командный пункт в месте, более удобном, чем окрестности часовни Св. Антония. Отсюда было видно как на ладони все, что происходило на южном участке поля сражения. Наполеон мог рассмотреть в подзорную трубу бой вокруг Сокольница, массы союзных войск, собиравшиеся в районе Тельница и Ауэзда, драгунскую дивизию Буайе, которая, разгромив отряд Вимпфена перед Сокольницем, шла теперь в обратном направлении на помощь к Вандамму.
Примерно в это время император решил немного подкрепиться. «Ему принесли холодного мяса и кусок хлеба, – писал в своих воспоминаниях адъютант Сульта, Огюст Петие. – Во время этого скромного обеда к нему привели взятого в плен графа Ланжерона, французского эмигранта [на самом деле речь идет о генерале Вимпфене, Ланжерон не был взят в плен. – Примеч. авт.].
– Кто командует русской армией? – спросил его Наполеон.
– Сир, это император Александр, – ответил пленный.
– Я спрашиваю у вас имя вашего главнокомандующего.
– Генерал Буксгевден[911].
– А, ну тогда хорошо… Император Александр еще слишком молод.
Потом, поменяв тему разговора, Наполеон распорядился, чтобы пленному налили вина в его серебряный стакан, и, протянув его генералу, сказал:
– Пейте, господин Ланжерон, это бургундское, вам станет лучше.
Господин Ланжерон, бургундец по происхождению, который, будучи эмигрантом, взятым с оружием в руках, весьма переживал за свою судьбу, был полностью успокоен столь легким упреком со стороны монарха, которого он не стал называть в этот момент узурпатором. Сделав глубокий реверанс, он с глубоким чувством воскликнул:
– Ах, Сир!..»[912]
В то время, когда происходила эта сцена, войска первой колонны Дохтурова и остатки второй колонны Ланжерона двигались нестройными колоннами в сторону Ауэзда. Буксгевден, может быть, вследствие нетрезвого состояния, а может быть, по причине своей самоуверенности принял рискованное решение. Вместо того чтобы беспрепятственно отступить в южном направлении, он решил двигаться на запад, через Ауэзд на Аустерлиц. Для того чтобы это сделать, нужно было миновать узкий проход между южным склоном Праценского плато и рекой Литавой, в то время как на плато стоял сам император в окружении гвардии, дивизия Вандамма и драгуны Буайе.
«Наконец, – вспоминал Ланжерон, – граф Буксгевден со своей почетной гвардией из четырех полков, которые не сделали не одного выстрела, и с многочисленной артиллерией двинулся назад… выставив перед собой 24 двенадцатифунтовые пушки под командованием графа Сиверса»[913].
Так как дивизия Вандамма еще полностью не собралась, в атаку во фланг колоннами Буксгевдена бросилась дивизия Буайе. Однако атакующие эскадроны были встречены шквальным огнем русской картечи. «Сиверс и его артиллеристы покрыли себя славой в этот опасный момент. Они стреляли и маневрировали так, как будто находились на учебном полигоне в мирное время»[914]. Одновременно часть кавалерии союзников выдвинулась, угрожая флангу драгун. В результате дивизия остановилась и повернула назад.
«Он [Наполеон. – Примеч. авт.] заметил, что французская драгунская дивизия, которая имела приказ опрокинуть русский арьергард, – вспоминал Сен-Шаман, адъютант Сульта, – шла вперед слишком осторожно. Она произвела несколько атак, которые не были доведены до конца. Это рассердило императора. В этот момент ему на глаза попался офицер штаба, который прибыл от драгунской дивизии. “Возвращайтесь туда, – сказал ему император, – и передайте генералу, который ею командует, что он размазня!” Хорошенькое поручение для адъютанта!»[915]
Император послал генерала Гарданна, своего адъютанта, чтобы тот взял командование дивизией, а маршал Сульт поспешил предложить своих адъютантов, чтобы они возглавили атаку драгунских полков.
«Маршал послал меня, – вспоминал Огюст Петие, – а также моих товарищей Ламета и Сен-Шамана. Мы должны были передать генералу приказ атаковать, а если он его не исполнит, мы должны были передать приказ непосредственно полковникам… Император прокричал нам, когда мы уже посылали в галоп наших коней: “Скажите генералу, что… [мемуарист не говорит что, но можно предположить, что последовала непереводимая игра слов. – Примеч. авт.]. Принимайте командование дивизией, атакуйте и привезите мне русскую артиллерию!”»[916]
Что произошло дальше, не совсем очевидно. Сен-Шаман описывает в своих мемуарах, как он с драгунами лихо опрокинул все, что стояло у них на пути. Зато другой адъютант, Петие, запомнил эту атаку несколько иначе. Если верить его воспоминаниям, драгунам, ведомым молодыми адъютантами, удалось ворваться на батарею и обратить в бегство отряд казаков. Однако, достигнув первого успеха, «драгуны то ли потому, что неприятельский огонь стал сильнее, то ли потому, что они были обескуражены предыдущим поведением генерала во время всего боя, вместо того чтобы использовать свой успех, повернули коней назад и ускакали галопом, несмотря на то что мы всеми силами пытались остановить их… Генерал Гарданн… сумел собрать дивизию и построить ее развернутым строем, но этот достойный и доблестный офицер не больше преуспел в своих действиях, чем мы. Нерешительность драгун вернула уверенность русским, их огонь стал усиливаться с каждым мгновением. Гранаты влетали в наши ряды, ядра, падая рядом, засыпали нас землей и вырывали целые ряды драгун, стоявших в бездействии»[917].
Как ни странно, официальный рапорт начальника штаба драгунской дивизии подтверждает вторую, более прозаическую версию: «Дивизия произвела несколько атак на русскую кавалерию и казаков. Но они были прикрыты с одной стороны озером, а с другой стороны – деревней… где собралась вражеская пехота. Поэтому противник не был опрокинут до тех пор, пока не подошла пехота»[918].
Таким образом, образцовые действия батареи Сиверса оттянули на целый час «момент истины» для союзной армии. Отважные действия русских артиллеристов позволили генералу Буксгевдену с частью пехоты форсировать Литтаву в Ауэзде и выйти из-под удара. Император, очевидно, мог бы бросить в бой гвардейскую пехоту, пока части Вандамма не были еще окончательно собраны, но он предпочел сохранить этот резерв на случай непредвиденных осложнений и ввел в бой только гвардейскую артиллерию, которая открыла огонь с Праценского плато. Однако завершение боя за Сокольниц высвободило почти полностью дивизию Сент-Илера и бригаду Левассера.
План прудов Зачан и Мениц
Приближение этих частей к месту описываемых событий послужило сигналом к атаке. Полки дивизии Вандамма, давно ждавшие приказа идти вперед, обрушились со склонов плато на отступающие колонны. Атака французов была яростной и неудержимой. «Солдаты уже не просто шли в атаку, они летели на врага. Их командиры вынуждены были сдерживать их пыл. Не было ни одного, кто остался бы позади, и все пылали желанием отличиться еще больше. Невозможно было отличить новобранцев от старых воинов; этот день словно дал молодым солдатам десять лет опыта»[919].
Отчаянно дрался и 4-й линейный полк, жаждавший взять реванш за потерю своего орла. «Мы устремились на русских в тот момент, когда они проходили через деревню, – вспоминал майор Бигарре. – Московский полк под командованием полковника Сулима был захвачен в
