Лев Квин - Горький дым костров
— Уходить надо, Михаил Иванович!
Он не согласился. Сказал, что торопиться не стоит. Лучше здесь обождать. Латыши остаются и, наверное, нам надо их держаться. Ведь обстановки мы не знаем. Уйдем, а в другом месте она еще сложнее.
Словом, решили оставаться.
Может, это и ошибка была, кто знает. Ребята, например, некоторые потом утверждали, что лучше было бы нам сразу уходить из Рускуловского леса.
И началось! Несколько дней гоняли нас каратели, словно зайцев. С рассвета начинали жать с одной стороны леса. Цепь за цепью. Собаки, даже конница. Мы отступаем, а там, сзади, нас уже поджидают засады, фашистские „кукушки“ — хорошо замаскированные пулеметчики на деревьях.
Сначала решили было дать вместе с латышами бой гитлеровцам. И дали. Но их ведь туча! Никогда столько не было. Пришлось отходить.
Кое-как, прячась за деревьями, укрываясь в ямах, в ложбинках, пропускаем мимо себя цепь. Вырвались вроде. Глядишь, а там уже следующая цепь наступает.
И так до позднего вечера. А с рассвета — все сызнова.
Несли большие потери. Особенно латыши. Отряд таял. Положение становилось все безнадежнее.
И наконец Ассельборн принял решение прорываться из Рускуловского леса — его местные почему-то еще Гривским лесом называли. Ночью связался Михаил Иванович с Антоном Почем, предупредить, что мы уходить задумали. Был у них там, видно, нелегкий разговор. Но что поделать! У нас ведь свое задание. Мы и раньше тоже скрытно перебирались с одного места на другое, когда прижмет. Но, правду сказать, в такую жестокую переделку попадать еще не доводилось.
Двинулись на прорыв. Впереди, хорошо помню, шел Георгий Миронов. Кричал время от времени:
— Выходи, я тебя все равно вижу!
Это чтобы засада проявляла себя чем-нибудь.
За Георгием я, позади меня Ассельборн со всеми оперативными документами; в таких трудных случаях он всегда нес их сам. А за Ассельборном уже вся остальная группа.
Стали подниматься на поросший редкими соснами холмик. За ним хорошо знакомый нам довольно широкий ров с водой, глубиной метра два-два с половиной. Его переплыть, и там уже легче — лес погуще.
И тут пулеметная очередь. Кукушка.
Оглянулся я, а Михаил Иванович лежит на земле. Рукой держится за грудь пониже сердца, И кровь…
Фашистский пулеметчик, видно, признал в нем командира. И старше нас всех, и выправка у него армейская, сразу видать. Да и одет аккуратнее других. Он очень следил за собой, наш Михаил Иванович. Говорил полушутя, полусерьезно, что деградация личности начинается с неряшливости в одежде. Это в укор нам: по молодости лет некоторые из нас считали за особый шик ходить в чем попало.
Ринулись мы к нему. Он попробовал подняться. Метров пять прошел с нашей помощью. Попросил опустить на землю. Белый весь сделался.
— Нет, — тихо говорит, — ребята, ничего не выйдет. Да и через ров мне все равно не перебраться… Уходите скорей, а то и вас накроют.
А сзади, с подножья холма, сильная стрельба пошла. Оттуда уже цепь фашистская наступает.
Отдал нам сумку с оперативными бумагами, автомат свой снять попросил.
— А „вальтер“ мне оставьте. Взведите только… Уходите, ну! Вы прорветесь, ребята! Обязательно прорветесь! Скорее!.. Это приказ! Слышите: это приказ!
И мы пошли. Услышали еще выстрел из „вальтера“ — и конец.
Закон был такой неписаный у наших партизанских разведчиков: живым в руки врага ни в коем случае не даваться».
Геройски погибли в тот день и Георгий Пономарев, Жора Большой, как его называли в отряде, старший лейтенант медицинской службы Екатерина Маслова и многие другие.
Но значительной части группы удалось все-таки прорваться в соседний лес и уйти от преследования фашистских карателей.
Когда же через несколько дней партизаны вернулись на место, где погиб Михаил Иванович Ассельборн, они не обнаружили там его тела. Среди жителей окрестных хуторов ходили потом слухи, что гитлеровцы якобы захоронили труп. Да еще оказали ему при этом воинские почести, воздавая таким образом должное мужеству этого так и не опознанного ими партизана, одетого в военную форму.
Я лично этим слухам не верю. Мой опыт на Северо-Западном и Втором Украинском фронтах говорит о совсем другом отношении фашистов к мужеству советских воинов. Наших раненых солдат и офицеров, попавших к ним в лапы после сильных сражений, они терзали особенно жестоко. Более того, гитлеровцы гнусно издевались над трупами павших красноармейцев. Я, например, своими глазами видел по-вурдалачьи изуродованные тела моих убитых товарищей по полку, когда мы вернули утраченные накануне позиции под Старой Руссой. Тем более не верится в «благородство» по отношению к партизанам. Ведь гитлеровские захватчики ненавидели их особенно люто и иначе, как бандитами, никогда не называли.
Скорее всего, после того, как труп Ассельборна провезли по хуторам для опознания, его просто-напросто швырнули в какую-нибудь вырытую наспех безвестную общую могилу.
В послевоенное время в Латвии была проведена большая работа по выявлению неизвестных могил партизан и воинов Советской Армии. Осенью 1974 года, в канун тридцатилетия со дня освобождения Риги от фашистских захватчиков, останки многих из них были торжественно перевезены на братское кладбище.
Вполне возможно, что там, на братском кладбище Риги, обрел свой последний покой и Михаил Иванович Ассельборн.
Иду по следу
Вот, кажется, и все. Подробно выяснены обстоятельства гибели отважного воина-коммуниста. Поставлены все точки над «i».
И все-таки…
Читатель обратил, наверное, внимание на то место в рассказе Александра Сергеевича Яковлева, где он говорит о том, что несвоевременный уход группы от латышского отряда был, возможно, ошибкой. Некоторые другие партизаны высказываются еще более определенно. Они считают, что надо было сразу же уходить из окруженного фашистами леса и забираться поглубже в болото.
Давид Иванович Вагнер в своей упоминавшейся уже мною книге «Рыцари без страха», по существу, тоже принимает эту точку зрения. Он считает, что по-человечески действия Ассельборна вполне понятны, если учесть, как сильно было развито в нем чувство товарищества. Но если судить с чисто военной точки зрения, то партизанский командир в данном случае поступил, вероятно, неправильно.
С военной точки зрения поступил неправильно… Что ж, вполне возможно. Как говорится, кто не ошибается. Тем более в таких сложных обстоятельствах.
И все-таки что-то мешало мне твердо и окончательно поверить в это.
Сначала казалось, все дело в чувстве глубокой симпатии, которая возникла у меня по мере того, как я узнавал о капитане Ассельборне и его делах. Ведь так хочется, чтобы полюбившийся нам герой никогда и ни в чем не ошибался!
Но потом, еще и еще раз перечитывая свидетельства очевидцев и другие материалы, я наконец сообразил, в чем все-таки дело. Высказывались по поводу предполагаемой ошибки Ассельборна одни только участники разведывательно-диверсионной группы. А ведь он, прежде чем принял решение уходить или оставаться, дважды встречался с командованием латышского партизанского отряда Антона Поча. О чем говорил командир «ленинградцев» с латышами? Как они отнеслись к его решению уйти из Рускуловского леса? Что они думают: ошибся Ассельборн или не ошибся?
Об этом ничего не было известно.
И я решил попытаться восполнить пробел.
Надо сказать, что была к этому и еще одна, более личная, причина. Я сам происхожу из Латвии. Там родился, там вырос. Там в досоветское еще время работал в комсомольском подполье. Мне хорошо знакомы и унылые окрестности заболоченного озера, и негустые белоствольные березовые рощи, и розовые сосны на сыпучих песчаных дюнах. Ассельборн погиб на родной мне латвийской земле, и это тоже сыграло немаловажную роль в том, что мне захотелось разузнать как можно подробнее об обстоятельствах его гибели.
Одним из моих близких товарищей по антифашистскому подполью был Иван Михайлович Музыкантик. Во время войны он командовал третьим отрядом латвийской партизанской бригады. Для начала я решил написать ему. Территория Латвии не так уж обширна. Кто знает, может быть, где-нибудь и пересеклись партизанские тропы?
Первые строки ответного письма не слишком обрадовали. Отряд Ивана Михайловича действовал совсем в других местах — на юго-востоке республики, ближе к Белоруссии и Литве.
Но вот далее мой приятель писал:
«О так называемой ленинградской бригаде я слышал от партизан отряда Антона Поча. Самого Поча уже нет в живых. Он погиб вскоре после войны. Однако у нас в Риге живут комиссар его отряда И. Кадаковский, начальник штаба Я. Бурбо, другие партизаны. Выбирайся, приезжай, я познакомлю тебя с ними. Заодно и лишний раз проведаешь родные места».
Это уже обнадеживало.
