Коллектив Авторов - Японский шпионаж в царской России

Если я позволяю себе еще раз обращать внимание вашего сиятельства на это важное дело, то это из опасения, чтобы среди других многочисленных и настоятельных дел, отвлекающих деятельность нашего полицейского департамента, сведениям, доставленным из Парижа г-м Мануйловым, не было придано той государственной важности, которую они представляют. Возможность наблюдения за подпольною деятельностью японцев, которую г-ну Мануйлову удалось добыть, кажется мне настолько существенной для ограждения нас от происков этого опасного и беззастенчивого, ничем не стесняющегося врага, что мне казалось бы необходимым ее еще расширить, а именно, доставить средство для наблюдения за японской миссией в Лондоне. Тамошний посланник пользуется полным доверием своего правительства и имеет на него огромное влияние. При предстоящих переговорах о мире нам было бы в высшей степени важно быть осведомленными о получаемых и посылаемых им телеграммах.

Само собою разумеется, что дело это должно быть ведено с крайней осмотрительностью, чтобы не возбудить ничьего подозрения и не лишиться имеющихся в руках средств разведывания. А между тем французская тайная полиция, не без содействия которой все это производится, была недавно весьма озабочена, ознакомившись с передававшейся по телеграфу г-ну Мануйлову открытой депешей, в которой ему разрешалось произвести незначительный расход «для получения сведений о провозе оружия».

Покорнейше прошу, ваше сиятельство, принять уверения в глубоком моем почтении и совершенной преданности.

Нелидов

ЦГИА, ф. 6с/102, оп.1, д. 28, л. 169.

9 июля 1905 г.

1905 года июля 8 дня, согласно словесному приказанию начальника Управления транспортов штаба главнокомандующего, мною было произведено дознание о китайце Тию-цае, обвиняемом тайными агентами Управления транспортов Люинго, Панюшен, Ванкотун и Лиюнчон в шпионстве.

Спрошенный мною сего же числа китаец Тию-цай, 21 года, родом из Телина, вероисповедания китайского (Конфуция), показал: живу я постоянно в Телине за южными воротами, где снял фанзу, и отдаю ее под помещения отдельным лицам. В конце 4-й луны (первая половина мая месяца) поселился у меня японский переводчик, китаец Ван-доли, живший до сего времени в здании ссудной кассы. После китайского праздника (5-е число 5-й луны) он мне предложил собрать сведения в Гунчжулине о прибывающих туда ежедневно воинских поездах, причем я должен был возвратиться туда через месяц, не считая времени в дороге. За собранные сведения мне было обещано 100 иен, на руки я получил 40 иен. Я знал, что у Вандоли на службе 300 китайцев, но чем они занимаются, не знаю. Через несколько дней после китайского праздника я отправился в Гунчжулин через Кайюанъ, Тагада, Сандятунь, Эршидзядзы. В Тагада я прожил несколько дней, у союзного брата Гуаниджин, а в Эршидзядзях сжег выданное мне японское удостоверение, во-первых, чтобы скрыть принадлежность мою к японской службе, а, во-вторых, я издержал в пути деньги и решил не возвращаться в Телин. 9 числа 6-й луны (28 июня) я купил в Гунчжулине корзину носить офицерам их покупки, за что получал от них деньги. В Гунчжулине я раньше не был и на разведку пошел в первый раз. Сообщников у меня не было и указать на японских шпионов, находящихся в местах расположения русских войск, не могу, так как никого из них не знаю.

В первых числах 5-й луны японцы казнили в Телине свыше 20 китайцев – русских разведчиков.

При мне в Телине и его окрестностях было 100000 войска, в районе Телина – Чйнхачо свыше 200 орудий. Правда, доходили до Кайюаня; ежедневно отправлялось четыре поезда, перевозили дрова, уголь и гаолян. В Телин войско прибыло с юга, солдаты были в возрасте 20 лет.

В Кайюане войска 6000–7000; продовольственные склады небольшие.

Спрошенные мною сего же числа тайные агенты Управления транспортов, штаба главнокомандующего: Панюшен, Люинге, Ванкотун и Лиюнчон показали:

1. Панюшен, 20 лет, из д. Чангаю, проживал в Телине долгое время, вероисповедания Конфуция. 5 июля я встретил в Гунчжулине китайца, лицо его было хорошо мне известно по Телину. Зная, что в настоящее время, оттуда, главным образом, если и приходят, то для получения сведений о русских армиях, поэтому я сказал товарищу своему агенту Лиюнчон, что надо следить за ним. Он ходил больше с пустой корзинкой. Нас заинтересовало, куда он, главным образом, будет ходить. Оказалось, что он ходил по дороге, параллельно идущей с железной дорогой по направлению к Куанчендзам. Нам показалось подозрительным, ибо стало ясно, что он выслеживает воинские поезда; корзина у него была пустая. Видя это, мы решили проследить, что будет он делать в течение следующих дней, и решив, установить для сего очередь в наблюдении за ним, сообщили товарищам – агентам Ванкотун, Лиюнчон. Заметя, что в продолжение 3 дней он выслеживает по той же дороге поезда, я решил еще раз проверить самого себя и спросил, не из Телина ли он, сказав, что помню его, так как сам недавно оттуда. Он сказал, что действительно пришел из Телина. 7 июля вечером мы вчетвером пошли в гостиницу, где он ночевал, и спросили, давно ли он из Телина, на что получили от него ответ, что свыше двух недель. Потребовав книгу от хозяина постоялого двора, мы увидели, что Тию-цай всего лишь в Гунчжулине 9 дней, после этого мы его арестовали и он нам сознался, что послан за сведениями о русских войсках, проходящих через Гунчжулин.

2. Спрошенный мною Люинге, 25 лет, родом из Ляояна, вероисповедания Конфуция, показал: 5 июля Панюшен указал мне на прибывшего из Телина китайца. Мы начали следить за ним и вскоре увидели, что он подозрительный человек, так как ходил с пустой корзиной по направлению прибывающих поездов. Мы решили проследить в течение 3 дней, для чего сообщили агентам Ванкотун и Лиюнчон, которые подтвердили то же самое. 7 июли мы арестовали его в поселке – в гостинице, он сознался, что послан был в Гунчжулин собрать сведения о прибывающих воинских поездах.

3. Ванкотун, 31 года, родом из Тяньцзина. Товарищи – агенты Панюшен и Люинго, сообщили, что вдоль железной дороги ходит с пустой корзиной подозрительный китаец – по-видимому, японский шпион. Так они хотели убедиться в этом и боялись впасть в ошибку, то решили следить за ним в течение 3 дней, для чего необходимо было установить им очередь. Пригласили они меня и Лиюнчон. Установив смены, мы следили 3 дня и безусловно убедились, что он наблюдает за прибывающими воинскими поездами, но чтобы отвлечь от себя внимание, ходит с корзиной. 7 июля мы арестовали его в гостинице. Он сознался нам, что послан из Телима китайцем-разведчиком Вандоли, который имеет квартиру в ссудной кассе, а для секретных дел снял помещение в его фанзе; он сообщил, что у Вандоли на службе 300 китайцев.

4. Лиюнчон, 29 лет, родом из Теньцзяна, вероисповедания Конфуция.

Меня и Ванкотун позвали товарищи-агенты следить за китайцем, ходившим вдоль железной дороги с пустой корзиной. Проследив 3 дня, мы пришли к заключению, что он, безусловно, шпион, так как под видом рабочего с корзиной высматривал поезда. 7 июля мы арестовали его в гостинице, причем он сознался, что был послан из Телина выяснить число воинских поездов, прибывающих в Гунчжулин в течение месяца.

Дознание производил прапорщик Бурнашев

Подписал: генерал-майор Ухач-Огорович

ЦГВИА, ф. ВУА, д. 29070, л. 77–78.

10 июля 1905 г.

Посланник Павлов из Шанхая телеграфирует: Я имею достоверные сведения, что на днях проехал через Шанхай в Пекин японец Коматсубара Хаяши[26], бывший еще до войны одним из главных японских тайных агентов в Маньчжурии и Монголии. Ныне ему будто бы поручено организовать в Пекине особую партию разведчиков и шпионов из числа специально подготовляемых для сего в Пекине молодых японцев и отправиться во главе ее в пограничные с нами местности китайского Туркестана и в Кашгар, с целью распространения японской политической пропаганды среди местного населения. Копия настоящей телеграммы препровождена консулу нашему в Кашгаре для сведения.

6988/1871.

Генерал Орановский

ЦГВИА, ф. ВУА, д. 29070, л. 21.

24 июля 1905 г.

Секретно

По приказанию правителя канцелярии отдела этапов при главнокомандующем, мною, поручиком Федюшиным, 24 июля 1905 года произведено дознание о китайце Лиу-юн-ен.

Я, Лиу-юн-ен, после Мукденского отступления поселился в городе Мукдене, так как состою постоянным жителем Мукденской провинции. У меня было хозяйство в деревне севернее Мукдена в 12,5 русских верстах. Имел на своем иждивении жену, двух малых детей и старуху мать свыше шестидесяти лет. Когда японцы заняли Мукден, то они разорили все мое имущество, приносившее мне в год около 400 рублей доходу, сумму, вполне обеспечивающую наше житье. Делали это они с явною целью вынудить меня поступить на их службу, к чему я и прибег ради мести за свое разоренное хозяйство. Меня японцы сильно обидели, забрав от меня все хозяйство и всю мою семью, я не надеюсь уже более никогда с ними видеться и моя одна только цель теперь мстить японцам за все зло, которое они мне причинили. Задумав план своей мести, я поступил на службу к японцам в качестве шпиона. Здесь меня поместили в школу для шпионов и обучали там в продолжение пяти дней писать русские цифры и буквы, учили отличать погон от погона, распознавать, к какой части – кавалерии, артиллерии или пехоте принадлежит известный солдат. В этой школе, которая находится в Тундианкоу Мукденской провинции, в 45 верстах русских на северо-запад от Телина, нас обучали два человека офицеров японских, по-видимому, назначенных исключительно для этой цели. В школе нас было до 100 человек. Во время занятий мы не имели права друг с другом разговаривать, а должна была быть мертвая тишина. По окончании занятий, состоявших исключительно в писании русских цифр и русских букв, нас разводили под присмотром солдат каждого в отдельное помещение, где сообщение и свидание с другими моими же сослуживцами не разрешались. Таким образом, в продолжение пяти дней мы не были знакомы друг с другом. По мере успеха и способностей в этой науке, нас офицер рассылал из этой школы, давая различные поручения. Рассылал обыкновенно по одному человеку в разные стороны. До известного же пункта, куда он направлял нас, мы должны были идти вместе, что у японцев, очевидно, положено за правило и служит как бы условным знаком для отличия своих шпионов от чужих. Дойдя до пункта, от которого уже не полагалось двигаться кучею, нас пропускали по одному в порядке постепенности день за днем, т.е. сегодня я, завтра другой, после завтра третий. Ставилось нам также в условие проходить известное число китайских ли в день, например, мне было велено двигаться не скорее 25 ли в день. О поручении одному не знал никто из нас и друг другу мы не говорили, куда он направлен и зачем, ибо друг друга видели первый раз в глаза и боялись открыть один другому свои мысли из опасения, нет ли здесь тайных шпионов от японцев, которые могли бы донести им о наших разговорах друг с другом.