Владимир Варшавский - Незамеченное поколение
Я уже говорил, что если бы «неисправимый социалист» Коля Красоткин жил во время гражданской войны, он обязательно пошел бы в Добровольческую армию. В эмиграции же он стал бы национал-максималистом, младороссом или солидаристом и верил бы теперь в добро всего национального, как прежде верил в добро социализма. Это не значит, конечно, что все младороссы и все солидаристы были из рода Красоткиных. Фашистский аспект их идеологий привлекал в их ряды и людей совсем другого склада, выдвигаемых всеми новейшими революциями: антиинтеллектуальных, с волей и вкусом к власти, легко соблазняющихся уроками Макиавелли и Игнатия Лойолы. Для исследователя, старающегося проследить преемство русской идеи, этот тип не представляет интереса; по верному замечанию Г. П. Федотова, в нем нет ничего национального, ничего русского, немецкого или итальянского. Настоящими героями повести эмигрантских сыновей являются не эти «активисты», а те безвестные юноши, которых посылала в Россию боевая организация солидаристов, и те младороссы и «беспартийные» молодые эмигранты, которые шли в «резистанс» и в войска Свободной Франции. Их подвиг и смерть свидетельствуют, что глубинные источники русской духовной жизни не заглохли в эмиграции.
В первых замечательных главах своей превосходной «Истории русской философии» прот. В. В. Зеньковский говорит, что уже в древние века русские люди верили, что жизнь должна быть устроена по евангельской правде. Уже тогда установился примат морального и социального начала, позднее получивший бессмертное утверждение в великой русской литературе 19-го века.
«Христос всех братией называет, а у нас кабалы». В этих приводимых Зеньковским словах «вольнодумца» 16-го века Матвея Башкина заключена уже вся русская идея.
В 15–17 веках, когда мировоззрение русских людей было еще всецело церковным, мечта о Святой Руси, вечном, основанном на Божией правде царстве, приняла форму утопии Москва-Третий Рим.
«Царство Божие, — говорит Зеньковский — по теургической установке, строится при живом участии людей, — и отсюда вся «бескрайность» русского благочестия и упование на его преображающие силы. С упадком церковного сознания и с торжеством процессов секуляризации, как внутри церковного общества, так и за пределами его, эта духовная установка не исчезла, но стала проявляться в новых формах. Русский гуманизм 18-го и 19-го веков (в его моральной или эстетизирующей форме) рос именно из теургического корня, из религиозной потребности «послужить идеалу правды».
Приводя слова Сперанского из письма к Цейеру
— «Ошибаются люди, утверждая, будто дух Царства Божия несовместим с началами политических обществ», — Зеньковский замечает, что, защищая идею социальной реформы в духе Царства Божия, Сперанский по существу вернул русскую светскую мысль к утопии священного и праведного царства Москвы-Третьего Рима. Этой утопией преображения общества на началах абсолютной справедливости вдохновлялось и все последующее общественное движение русского 19-го века.
Вера в эту утопию дошла и до младших эмигрантских поколений. В глубине сознания эмигрантского молодого человека, будь он национал-максималист, младоросс или «нацмальчик», под поверхностным слоем наносных фашистских идей жило убеждение, выраженное еще Чаадаевым: «Все должно способствовать установлению совершенного строя на земле — Царства Божия».
Только к несчастью, словно околдованные какими-то злыми чарами, эмигрантские сыновья долго не видели, что тоталитаризм не только не ведет к осуществлению их мечты о христианском государстве, но по самой своей природе строится на основаниях, несовместимых с христианством и с той человеческой и русской правдой, за которую они были готовы идти на смерть.
Именно эта готовность, это воодушевление героической моралью делали младороссов и солидаристов наследниками двух, казалось бы, исключающих друг друга преемств: Белого движения и ордена русской интеллигенции.
О сохранении в эмиграции духа «Ордена» всегда мечтал И. И. Бунаков-Фондаминский. В первом номере «Нового града», в 1931-м году, он говорил:
«Надо восстановить Орден — Орден воинов-монахов, пламенно верующих в правду Учения и готовых на жертвы и подвиг для освобождения России. И надо, чтобы новые рыцари, как их отцы и деды, шли в народ — жить его жизнью, страдать его страданиями и, освящая души людей светом Истины, уводить их за собой от власти.
…только те программы действенны, на которые падает свет целостного понимания мира; и только те программы способны поднять людей на подвиги и жертву, которые согреты огнем целостной веры».
О Фондаминском я буду говорить еще впоследствии. К сожалению, несмотря на его огромную душевную энергию и самоотверженность, его усилия восстановить в эмиграции Орден, привели только к частичным результатам и были трагически прерваны его гибелью в немецком концлагере.
Трудно сказать, имела ли эта новоградская статья Фондаминского прямое влияние на руководителей младоросского и солидаристского движений, но в их публицистике постоянно развивались мысли очень близкие к тому, что он говорил.
Так, в № 65/7 «За Родину» мы читаем в статье Байдалакова «В борьбе за души»:
«Дабы представить идею и заразить ею, — нужно дать ее почувствовать. Чтобы повести за своей правдой, — должно дать увлекающий и зовущий пример, образцы исповедания, примеры службы и жертвы, жизни и смерти во имя ее».
В № 72/14 «За Родину» в статье М. Г.:
«Творческая идея, а не безидейная реакция выведет нас к новой, живой, вечной в истории России. Преодоление зла начинается с очищения себя, с нового отбора людей, отбора «русского национального рыцарства», верующего, любящего, одержимого, готового к смерти».
И младороссы и солидаристы доказали, что эти слова о готовности к смерти не были только словами. Я уже упоминал, как в начале войны, придя к убеждению, что человеческая правда на стороне демократического лагеря, партия младороссов предоставила себя в распоряжение французского правительства. Многие младороссы вступили тогда во французскую армию и даже после перемирия продолжали борьбу, кто в войсках «Свободной Франции», кто в «сопротивлении». Союз же Нового Поколения по самому своему замыслу был организацией не общественной, а боевой и конспиративной. Солидаристы верили в возможность и необходимость продолжения Белой борьбы, но только в новых, соответствующих изменившимся условиям формах — посредством организации революционного подполья и террора.
В № 20 «За Россию» (октябрь 1933 г.), В. Байдалаков пишет:
«Скучны и лицемерны стали высокие слова о России. У нас, нового поколения, они вызывают горечь своей безответственностью. Спасти, спастись и победить ныне можно только одним — неотлагательным действием. Судьбы России изменят герои. Те, кто, не оглядываясь по сторонам, не выжидая, смело и гордо бросят себя! в действие».
№ 18 «За Россию» (август 1933 г.) вышел с аншлагом: «Боевые организации — авангард национальной революции». Из этого утверждения делались все выводы: «Организованный центральный террор немыслим без организации… наша задача такую организацию создать».
Это определяло необходимость не только героической морали, но и строгой дисциплины. Руководители Союза прекрасно отдавали себе в этом отчет. На 3-м съезде НТСНП был принят новый устав, положивший конец какой-либо «внутрипартийной демократии».
Подводя итоги съезда, М. Георгиевский писал: «…Вторым важным решением съезда была стабилизация Совета Союза и упразднение выборного начала… Вследствие этой реформы Совет и председатель Союза стали направляющей силой в союзе, не зависящей от случайного колебания выборной тактики. Этим же самым достигается и твердость того, что теперь принято называть «генеральной линией»… Дисциплина и авторитетность стали лозунгами современных политических организаций. Организации, доказавшие свою стойкость (фашисты, национал-социалисты), построены на принципе последовательного сверху до низу проведенного подчинения…».
Солидаристы не связывали свою идеологию ни с одной из традиций русской общественной мысли предыдущей эпохи и к ордену русской интеллигенции относились с враждебностью, обычной в среде, из которой они вышли. Но, оставаясь равнодушными к миросозерцанию и доктринам ордена, они хотели перенять его героическую мораль и методы революционной борьбы, вплоть до лозунга: «В борьбе обретешь ты право свое».
«Нельзя создавать больших организаций — они всегда проваливаются. Несколько верных людей могут делать чудеса. Семь студентов когда-то присудили к смерти царя Александра II и они убили его»[32]).
В любопытной статье «Нужна боевая организация»[33]) И. Соколов вспоминает о Каляеве:
