Андрей Кокорев - Повседневная жизнь Москвы. Очерки городского быта начала XX века
– А чего же чиновники смотрят? – спросил корреспондент, прикидываясь наивным младенцем. Хотя сам прекрасно знал, что в России, где господствует самодержавие, на подобный вопрос он ответа не получит.
Еще хорошо, что за четыре года до этого власти пресекли распространение так называемой икры Гиппиуса. Сей ловкий господин наловчился скупать обесцветившуюся кетовую икру по 30 коп. за фунт, посредством черного красителя превращать ее в «паюсную», а затем с помощью агентов продавать «деликатес» «с большой уступкой» в буфеты и мелким торговцам. Если учесть, что настоящая паюсная икра стоила тогда от 1 руб. 80 коп., становится понятной заинтересованность всех участников этой торговой операции. Те, кому доводилось отведать изделие Гиппиуса, говорили о незабываемых впечатлениях: стоило откусить от бутерброда с «икрой», как клейкая масса намертво облепляла зубы, а рот приобретал стойкую черную окраску.
Увы, не счесть примеров тому, как сто лет назад московские торговцы дурили покупателей. Чего только стоят «шоколадные» пасхальные яйца из кондитерского заведения госпожи Панкратовой: в тесто для них клали голландскую сажу (не говоря уже о смоляном канате, дегте, квасцах, грязном воске), половинки склеивали столярным клеем, расписывали малярными красками и покрывали черным экипажным лаком.
А превращение обыкновенной газированной воды в «настоящий» «Нарзан»? Некий дрогист[36] Гаусман заказал в типографии 100 тысяч этикеток для «Нарзана», у гравера обзавелся штампами для пробок, и работа пошла. Вместе с компаньоном – владельцем магазина фруктов и минеральных вод «Ялта» Усачевым – они торговали прямо на Тверской. Даже объявления-плакаты рассылали по аптекам и ресторанам, что в «Ялте» «оптовый склад Нарзана» по 9 руб. за ящик. Продукция шла нарасхват (успели продать 35 тыс. бутылок), потому что у дирекции кавказских вод с особого разрешения горного департамента ящик целебной воды стоил 11 рублей.
Конечно, можно еще вспомнить о продаже фальсифицированного молока, об огромном проценте маргарина в «чистом» сливочном масле, о «фруктовых водах» на контрабандном сахарине, но не будем – история безобразий в московской торговле требует отдельной книги.
Что же касается истоков обмана, процветавшего в московских лавках и магазинах, то, по признанию одного из купцов, в его основе лежала простая философия: «В торговле без обмана и нельзя... Душа не стерпит! От одного – грош, от другого – два, так и идет сыздавна. Продавца у нас пять лет делу учат, чтобы все происхождение знал...» Описание приемов, с помощью которых московские торговцы обманывали покупателей в 1906—1909 годах, сохранилось до наших дней:
«Обвес „с походом“».
Продавец берет больше против спрошенного количества какого-либо продукта и с легким толчком бросает его на весы, после этого на весах же отрезает ножом излишнюю часть и во время этого процесса усиленно нажимает на площадку, которая и показывает излишек. Иногда с этой же целью он добавляет еще резкий удар тем же ножом по площадке. Когда площадка весов с недостающим количеством продукта чуть остановится внизу, продавец на мгновение отнимает руки, как бы убеждая покупающего не только в точности требуемого количества, но и в «большом походе». После этого ловкий торговец отрезает из лежащих на прилавке обрезков еще маленький кусочек продукта, дополняет его, быстро срывает покупаемое с чашки весов и, с выражениями готовности к услугам, поспешно завертывает в бумагу. В этом приеме обычно скрывается самый значительный недовес. («С походом» продавать, на брюки себе в день заработаешь!)
Обвес «на бумажку» или «на пакет».
Продаваемое упаковывается или в двойной пакет, или в толстую, тяжелую бумагу, отнимающую при небольших порциях покупаемого значительную часть веса. («На бумажку» идет крупа, ветчина или колбаса высший сорт по ценам...)
Обвес «на бросок».
Продаваемое быстро, с силой бросают на весы, от чего последние идут вниз. Не дав им выровняться, быстро снимают взвешиваемое, упаковывают и выдают покупателю. («Бросочек», как у артиста в цирках, – наше было дело. Молодых надо учить у нас – стариков!)
Обвес «на пушку», «с пушки».
Взвешивая тару, отвлекают чем-либо внимание покупателя и, по надобности, то быстро сбрасывают, то вновь кладут мелкую гирю на противоположную взвешиваемому чашку. Для удобства такие гири держат привязанными на шнурок, который также, при изменении приема, может давать вес. (Такому можно «с пушки» дать, он в очках с мороза...)
Обвес «втемную», «по-темному».
Взвешивают на весах, поставленных таким образом, что покупатель видит часть их. Обычно продавец закрывает стрелку и желаемую чашку своей фигурой.
Обвес «на путешествие».
Продавец взвешивает без присутствия покупателя, вежливо направляя его в кассу для расчета или получения чека. (Отправил его «на путешествие», а он мне на всю фирму, черт, с другого конца кричит: «Подождите без меня вешать!» Вот такой слоник[37]!)
Обвес «на нахальство».
Продавец, пользуясь незнанием и ненаблюдательностью покупателя, ставит неверные гири – меньшего веса.
Обвес «с подначкой».
Практикуется чаше всего уличными торговцами на ручных неверных весах. Прием заключается в отклонении пальцами, в момент взвешивания, головки прибора в желаемую сторону. (Где с «подначкой»!Гляди, я палец в стороне держу. Не покупатель – сразу видать!Продавец супротив твоей скупости ни при чем... )
Обвес «на время».
Обвес, рассчитанный на скорость наложения и быстроту снимания с весов продаваемого.
«Сделать пиротехнику», или «радугу».
Подменить один сорт товара другим. Способ, широко практиковавшийся у мясников. (Мясо в этот год у нас не в цене, и без «радуги», слава Богу, выгодно торгуем!Нам это ни к чему... )
«Дать ассортимент» – отпустить товар высшего сорта, а довесить низшим.
Обвес «семь радостей».
Продавец одновременно старается использовать и вес бумаги, и неверные гири, и сбрасывание последних, и все прочие приемы. (Кматери – под вятери такого клявузу... Не дам другой бумаги – нет и нет!Бери без завертки, а вешать для санитарного состояния без бумаги не вправе... Ну и прощай!Приходи на «семь радостей», дите с тобой окрестим... И без твоего покупу обойдемся!)
Обмер «внатяжку» при продаже материи.
Продаваемое ловко натягивается на меру и незаметно спускается с ее конца. Последнее широко практиковалось при продаже плотных шерстяных тканей[38].
Кроме обмана и язвительного слова, в ином торговом заведении покупателя подстерегала опасность стать жертвой «оскорбления действием», как это случилось с госпожой Караваевой.
Эта молодая дама купила шляпку в Лубянском пассаже, в модном магазине купца Алексеева. К сожалению, ей недолго пришлось красоваться в обнове – буквально на следующий день у нее вытащили кошелек. Так она оказалась перед выбором: сидеть голодной или отказаться от предмета роскоши.
Однако попытка вернуть шляпку в магазин и слова «извольте деньги обратно» привели Алексеева в ярость. Вдобавок бывшая покупательница неловко махнула рукой и свалила на пол болванку с надетой на нее шляпой. Тут купец совсем взбеленился: выскочил из-за прилавка, вцепился даме в кофту так, что пуговицы градом посыпались. Караваева вырывалась, звала на помощь, но торговец схватил ее за руки, принялся трясти и гнуть к земле, заставляя встать на колени.
Даму спасли привлеченные шумом посетители пассажа. Они же выступили свидетелями в суде, рассказав, что «у дрожавшей от страха, растрепанной и растерзанной Караваевой руки были оцарапаны и в крови». За грубое обращение с покупательницей купцу Алексееву пришлось на месяц расстаться с магазином и обосноваться в арестном доме.
Еще большая неприятность случилась с доктором В. А. Закржевским. У него после посещения лампового магазина купца Мишина на Тверской улице, по свидетельству полицейского врача, «лицо было в подтеках, ссадинах, царапинах, синяках».
А началось все с того, что госпожа Вядро – квартирная хозяйка Закржевского – присмотрела в магазине абажур для лампы. Велев завернуть покупку, она подошла к кассе, за которой стоял сам владелец заведения Мишин. Женщина положила на прилавок деньги и повернулась, чтобы взять у приказчика завернутую в бумагу покупку.
– С вас, мадам, еще восемьдесят копеек, – раздался вдруг голос купца. – Вы только тридцать дали.
– Позвольте, – удивилась дама, – я дала вам рублевую монету и два пятака.
Она растерянно посмотрела на пустой прилавок – деньги Мишин уже успел смахнуть в кассовый ящик. Порылась в кошельке. Нет, все правильно. Не хватает как раз уплаченной суммы.
– Вот ведь какой бесстыжий народ пошел, – нарочито громко, на весь магазин, пробасил купец. – Суют двугривенный, а товару хотят взять на рубль.
