Николай Седых - Истоки и уроки Великой Победы. Книга II. Уроки Великой Победы
Однако, как это всегда было принято, генеральную линию ее развития любого дела, в том числе и области физики атомного ядра, определяли начальники, «корифеи», академики. Для этого, в 1940 году, в нашей стране была создана Комиссия по урану («Урановая комиссия»). Академик В. Г. Хлопин (1890–1950), директор Ленинградского радиевого института, был назначен ее председателем, а академик А. Ф. Иоффе (1880–1960), директор Ленинградского физико – технического института, одним из его заместителей, хотя по знаниям и опыту в данной, конкретной области физики эти начальники уже существенно уступали молодому профессору И. В. Курчатову.
При всех их достоинствах и опыте, указанные академики – начальники, как и любой другой ученый, кроме обязанностей по руководству больших коллективов, собранных в несколько научных лабораторий разной направленности, имели и свои личные пристрастия в науке. Именно эти, свои пристрастия, каждый ученый, само собой разумеется, считал самым важным и нужным делом.
К сожалению, ни Виталий Григорьевич Хлопин, ни Абрам Федорович Иоффе не имели особого личного научного интереса в области атомного ядра, они только им интересовались, и не более. Так, например, область личных научных интересов А. Ф. Иоффе концентрировалась на радиолокации, полупроводниках и усовершенствовании танковой брони. Научные интересы В. Г. Хлопина были связаны с исследованиями радиохимического деления.
Следовательно, ни тот, ни другой академик, хотя и руководили указанными исследованиями, однако, не были профессионалами высшего класса именно в данной области физики.
Это обстоятельство усугубилось тем, что А. И. Иоффе, как один из выдающихся физиков нашей страны, с началом войны был назначен председателем комиссии по военной технике, поэтому именно он определял, кому и чем необходимо было заниматься в обозримом будущем. Разрабатывая план работы ученых, он совершил крупную стратегическую ошибку – исключил из этого плана исследования по созданию советской атомной бомбы.
Все это удивительно, тем более что именно А. Ф. Иоффе еще в конце 1938 г. получил из Франции от Фредерика Жолио – Кюри письмо, в котором сообщалось, что открыт принципиально новый вид ядерной реакции, при котором под действием нейтронов ядро урана распадается на два радиоактивных осколка. Это письмо французского ученого бурно обсуждалось на семинаре в ФТИ, где Иоффе был директором. Интерес к этому открытию граничил с ажиотажем, невиданным раньше в науке. Исследования, связанные с делением урана нейтронами, с этого момента заняли центральное место в одной из лабораторий института, которой руководил профессор И. В. Курчатов.
Кроме того, руководству института было известно, что Флёров с Петржаком в начале 1940 г. послали в американский журнал «Физикал ревью» краткое сообщение об открытым ими новом физическом явлении – самопроизвольном делении урана. В этом журнале все ученые мира обычно сообщали последние новости и достижения в области изучения атомного ядра. Письмо было опубликовано, а отклика не было, хотя после публикации прошло уже достаточно времени.
Просматривая американские журналы, советские физики пришли к заключению, что в данном случае речь не идет о каком-то исключительном событии, а просматривается общая закономерность. После бурного потока статей, сообщающих об исследованиях реакции деления урана, американская печать к средине 1940 г. на данную тему прекратила любые публикации. Примеру американцев вскоре последовали в Англии и Германии. Это был явный признак того, что в указанных странах все результаты работ в области атомного ядра стали секретными. Это также значило, что все исследования области деления урана на Западе перешли из чисто теоретической и научной стадии в практическую стадию, в стадию создания реальной атомной бомбы!
Тем не менее, с началом войны научная лаборатория, которая занималась в Советском Союзе в ФТИ исследованием атомного ядра, была закрыта. Сам И. В. Курчатов и его ученики Флеров, Петржак и Панасюк были призваны в армию. Все академики Физико – технического института были эвакуированы в глубокий тыл, в Казань, где они продолжили работать над военными заданиями, в которых, как ни странно, не нашлось места для разработки ядерного оружия.
Ни один, из 123 академиков и 182 членов – корреспондентов Академии Наук СССР, не обратился к И. В. Сталину с предложением – срочно возобновить в Советском Союзе работу по созданию атомного оружия, как это сделали Альберт Эйнштейн и Лео Сцилард, направив личные письма к президенту Соединенных Штатов Рузвельту.
Следовательно, можно утверждать, что не только А. Ф. Иоффе, но и другие советские академики, включая самых известных В. И. Вернадского и П. Л. Капицу, а также так называемых физиков – теоретиков Френкеля, Тамма, Ландау не считали реальным делом создание яде рной бомбы в нашей стране, по крайней мере, – в обозримом будущем.
Это было одно из наиболее опасных заблуждений великих ученых. Так, в 1906 г. Дмитрий Иванович Менделеев писал: «…я вовсе не склонен (на основании суровой, но плодотворной дисциплины индуктивных знаний) признавать даже гипотетическую превращаемость элементов друг в друга, и не вижу никакой возможности происхождения аргоновых и радиоактивных веществ из урана или обратно». Время показало, что это не так.
В 1930 г. английский ученый Эрнест Резерфорд, который сделал для ядерной физики больше, чем кто-либо, публично высказался об экспериментах по расщеплению ядра атома: «Расщепление атома, это всего лишь наиболее элегантный эксперимент и элегантность его в том и состоит, что он не имеет никакого практического применения!» Незадолго до смерти ему задали вопрос: «Как вы думаете, когда открытая вами ядерная энергия найдет практическое применение?» Резерфорд коротко ответил: «Никогда!» и, подумав, добавил: «В крайнем случае, лет через 200–300». Это было произнесено за 5 лет до запуска первого ядерного реактора и за 8 лет до взрыва первой атомной бомбы.
Именно поэтому с началом войны все работы в области атомного ядра в нашей стране были прекращены, а ученых, занимающихся этой проблемой, академики направили для решения якобы более важных для фронта задач, в том числе задачи защиты кораблей от мин.
Все это, вместе взятое, привело к одной из крупнейших ошибок, допущенных в нашей стране в самом начале Великой Отечественной войны. К ошибке, которая могла привести к самым катастрофическим последствиям для Советского Союза.
И она бы непременно привела бы к этому, если бы не личное вмешательство И. В. Сталина. Причем, надо подчеркнуть, что это вмешательство было осуществлено с подачи письма тогда еще совсем молодого физика Флёрова Георгия Николаевича (р. 1913, окончившего Ленинградский политехнический институт только в 1938 г.) на имя И. В. Сталина. Понятно, что по научному весу и авторитету Флёров был несопоставим с академиками, например, с тем же А. Ф. Иоффе, тем более – с А. Эйнштейном.Однако, тем более удивительно, как И. В. Сталин по такому сложнейшему вопросу ядерной физики смог быстро и правильно среагировать, прочитав письмо малоизвестного тогда молодого человека, в воинском звании техник – лейтенант. Академиком Г. Н. Флёров стал только 1968 г. Похоже, что академики АН СССР долго не могли простить этому «выскочке» за то, что он своими действиями показал И. В. Сталину и всему народу их действительный научный потенциал, их уровень научного предвидения.
Но эта смелость и настойчивость Флёрова были, скорее всего, для И. В. Сталина не последним доводом, чтобы примерно наградить этого молодого ученого за вклад в создание советского ядерного оружия. В 1949 г. Георгию Николаевичу Флёрову было присвоено звание Героя Социалистического Труда.
Для справки: общепризнанному корифею физики А. И. Иоффе, академику АН СССР с 1920 г., такое же звание было присвоено только в 1955 г., после смерти И. В. Сталина.
Конечно, «корифеи» всегда в подобных случаях сильно обижаются, однако нашим академикам необходимо было обижаться на себя. Именно по их вине, точнее – непонимания важности исследований в области атомного ядра, наша страна уже в ближайшее время могла оказаться в чрезвычайно опасной ситуации: оказаться жертвой атомных бомбардировок американцев.
Так или иначе, но к началу 1943 г. Советский Союз значительно отставал в соревновании с США, Англией и Германией за первенство в создании ядерного оружия. Хотя еще буквально несколько лет назад, до начала Отечественной войны, советские исследователи атомного ядра мало в чем уступали своим зарубежным конкурентам.
Как уже было указано выше, тогда, в начале августа 1941 г., в результате крупной ошибки наших академиков, будущий глава атомной науки нашей станы, И. В. Курчатов, с группой физиков под руководством академика А. П. Александрова получил задание от Академии наук СССР немедленно лететь в Севастополь размагничивать корабли, чтобы защитить их от немецких магнитных мин.
