Оноре Бальзак - Кодекс порядочных людей, или О способах не попасться на удочку мошенникам

Разделить эти косвенные налоги, взимаемые людьми из хорошего общества с себе подобных, на разряды так трудно, что мы предпочли в этом случае обойтись без всякой классификации. В самом деле, благородные изъятия денег — это нечто неизъяснимое, они ускользают от исследования, подобно струйке дыма.

Можно ли назвать их дурным поступком? Нет. Мошенничеством? Нет. Разумеется, нет здесь и воровства, но можно ли в данном случае говорить о безупречной честности? Каждая просьба о деньгах, к вам обращенная, исполнена, как и все, что делается во Франции, величайшего остроумия, учтивости и человеколюбия; без этого она была бы смешна, а быть смешными мы боимся; однако всякое покушение такого рода на наш кошелек всегда вызывает у нас не только улыбку, но и ропот. Как бы там ни было, промысел этот, с таким трудом поддающийся классификации и определению, так ловко балансирует на грани между законным и незаконным, что самые умудренные казуисты не в силах причислить его ни к той, ни к другой категории.

Поместив героев этих промежуточных случаев в книгу вторую, мы расположили их между мелкими воришками и ворами высшего полета; подобная нейтральная территория достойна этих почтенных особ; такая классификация — истинная дань уважения французским нравам и нашему светскому обществу.

Порядочному человеку тем более стоит держаться настороже, что хамелеоны, чьи краски и формы мы постараемся описать, всегда предстают в самом приятном из обличий. Это все наши друзья, родственники и даже — вещь в Париже подлинно священная — знакомые. Играя в этих маленьких драмах, они поражают зрителя в самое сердце, волнуют его душу и чувства, ставят самолюбие перед мучительным выбором и в конце концов торжествуют над самой героической решимостью.

Чтобы уберечься от этого потока законных просьб, не забывайте ни на мгновение, что нынче эгоизм сделался страстью и даже добродетелью; что мало осталось душ, ему неподвластных; что вы и ваш кошелек запросто можете стать жертвой одной из тех новомодных выдумок, одного из тех порывов великодушия, одного из тех благородных заговоров, от которых человеку порядочному так трудно уклониться.

Всегда держите в памяти энергическое предупреждение того здравомыслящего человека, который сказал: «Друг мой, друзей у человека не бывает»[64].

В этой книге вы не найдете типов; здесь в каждом параграфе предстанет верное изображение нового лица, в каждом эпизоде читатель узнает одну из повседневных жизненных невзгод.

Слуга вбегает к вам и объявляет в величайшем смятении:

— Сударь, там две дамы, графиня и маркиза, они желают говорить с вами.

— Молодые?

— Пожалуй.

— Хороши собой?

— Да, сударь.

— Проси.

Вы охорашиваетесь перед зеркалом, придаете своему лицу приятное выражение, расправляете волосы на висках, одним словом, принимаете вид… такой вид, который… да что тут говорить…

Несчастный, вы лелеете обольстительные надежды, вы думать не думаете о деньгах, о звонкой монете, об этих металлических кружочках, отягощенных многочисленными недугами, как то: бюджет, друзья, игра, контрибуции; нет, вы вовсе о них не думаете.

Входят дамы: они молоды, хороши собой, благородны, очаровательны; больше того, их прелестные башмачки не забрызганы уличной грязью. Но внезапно лицо ваше каменеет; оно принимает выражение суровое и недовольное; вы больше не в силах смотреть в глаза вашим посетительницам.

Все дело в том, что вы заметили кошелек из красного бархата с золотой бахромой и услышали фразу, которую за последние десять лет успели выучить наизусть:

«Сударь, зная ваше человеколюбие, ваше доброе сердце, мы надеемся, что вы не откажете нам; мы собираем пожертвования на малые семинарии…»[65]

И с этими словами они протягивают вам кошелек, неотразимый довод ad hominem[66]. Тон у них умоляющий, но они не скрывают, что привыкли повелевать.

Некоторые жертвы отвечают на это, что духовенство ныне сделалось богатым, а сами они бедны… Неубедительно!

Некоторые католики притворяются протестантами — и это для того, чтобы сэкономить пять франков! Ложь ради такой мизерной выгоды — больше, чем грех.

Посоветовавшись с несколькими казуистами, мы пришли к выводу, что фраза, которую мы собираемся предложить вашему вниманию, не содержит в себе ничего предосудительного; она — гавань спасения для многих порядочных людей; она позволяет отвадить благотворительниц раз и навсегда.

С полнейшим хладнокровием следует ответить: «Сударыни, я польщен тем, что имею столь достойный повод выразить вам свое почтение, однако я прихожанин иной церкви; сами понимаете, у нас есть свои бедняки».

Слово «церковь» может пониматься и в узком смысле, как приходской храм, и в широком, как вероисповедание.

Достопочтенные иезуиты, которые подсказали мне этот способ, полагают, что, прибегая к нему, мы нисколько не погрешим против совести, особенно если сопроводим свои слова маленькой мысленной оговоркой[67]; приведенная фраза позволяет с честью выйти из положения, особенно если соблюдать в обхождении с дамами безупречную учтивость.

Если вы играете в карты, ни в коем случае не подавайте виду, что выигрываете. Если вас спрашивают напрямую, как идет ваша игра, отвечайте одной из туманных фраз, которые не говорят ровно ничего.

Ведь где-то рядом наверняка мучается ваш лучший друг, который все проиграл; а между тем деньги, взятые взаймы, получить назад очень трудно: память у людей такая короткая, а жизнь такая длинная.

Вот несколько подходящих ответов:

«Да я вообще не играю»;

«Не выигрываю и не проигрываю»;

«Еще ни одной партии не сыграл».

Некоторые чересчур осторожные люди доходят до того, что говорят: «Я проигрываю». Эту уловку следует применять, только если имеешь дело с особами совершенно безнравственными, с пиявками, присасывающимися к кошельку добродушного соседа.

Многие мудрые люди ограничиваются простой гримаской, оставляющей просителя в недоумении. Мы со своей стороны рекомендуем поджать губы — жест многозначительный, но нисколько не компрометирующий.

Этот параграф можно, пожалуй, назвать продолжением предыдущего.

Юноша, делающий первые шаги в свете! Если надумаете играть, усвойте раз и навсегда принцип, который мы попытаемся запечатлеть в вашей памяти.

Когда вы входите в гостиную, где вас встречает старая тетушка, почтенный дедушка или дядюшка (знаете, такой старый дядюшка в парике, который только и знает, что толковать о парламенте Мопу и о том, как его самого, в ту пору советника парламента, выслали в Понтуаз[68]), — так вот, когда кто-нибудь из престарелых родственников вводит вас в гостиную и в то же самое время выводит в свет, вы, должно быть, замечаете в глубине залы кучку стариков и старух.

Не вздумайте смеяться над ними, это вас погубит; осыпьте их комплиментами, особенно старух; разговаривайте, как они, будьте галантным кавалером и превозносите год 1750-й, ибо следует принять во внимание, что у старух имеются сорокалетние дочки и восемнадцатилетние внучки. Поэтому если вы послушаетесь нашего совета, то вскоре будете приятно удивлены тем, что вас повсюду именуют милейшим молодым человеком.

Если вас пригласят за карточный стол, не вздумайте соглашаться и отвечайте — можете даже делать это с улыбкой, — что не знаете ни одной карточной игры.

Помните, что

1) все эти развалины выросли при Старом порядке, когда плутовать в игре считалось вещью самой обыкновенной;

2) они умеют играть в бостон, вист и реверси так же хорошо, как мы в экарте, и вы будете вечно проигрывать;

3) благодаря вам они получат еженедельный доход в пять или десять франков; понятно, что с того дня, когда вы наконец научитесь играть, вы перестанете быть милейшим молодым человеком.

А важнее всего вот что: старые дамы только и делают, что болтают; именно от них зависит наша репутация.

Если вас считают богатым, вам всегда будет грозить явление родственницы, особые приметы которой мы сейчас перечислим.

Возраст у нее неопределенный; она небогата, но бредит благотворительностью. За неимением плаща она бы поделилась с нищим всем, что только можно вообразить.

Всегда оказывается, что она только что встретила какую-нибудь обездоленную жертву.

Если жертва эта женского пола, у нее наверняка полно детей и вовсе нет денег, чтобы их прокормить; она только что родила последнего ребенка в чудовищной нищете или же только что перенесла тяжелую болезнь, и ей не на что даже сварить себе бульон, и проч.

Если жертва мужского пола, значит, это фермер, чья ферма только что сгорела; или рабочий, который свалился с лесов; он отец двух, трех, четырех, пяти, а то и шести детей и сидит без денег.